Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
Илора с отстраненным безразличием смотрела, как выгнулся и забился Джеро, кажется даже умерший лишь для того, чтобы лишний раз плюнуть в лицо нэх. Поглядите, замучили, изверги!
Голос после этого спросил у Раиса, может ли он продолжать, получил кивок и принялся целенаправленно выспрашивать имена. Потому что силы Зеленого огня были далеко не бесконечны, это понимали все. А сменить его было некому: другие огненные либо не владели высшим проявлением Стихии, либо были убиты. Вообще погибли многие огневики — прикрывая других, они получали раны сами, но стояли, даже истекая кровью, даже умирая, защищали.
Илора с тревогой смотрела, как стекают с бледного лица Раиса последние
После меда с бальзамом он даже немного оживел, сумев закончить допрос, не свалившись с истощением. Кто-то, торопливо записывавший все услышанное, сгреб листы в охапку; нэх зашевелились: нужно было сделать все и сразу, отконвоировать пленных, перенести раненых, сообщить о случившемся — своим, Стражам и Хранителям, чтобы среагировали быстро, взяли замешанных раньше, чем те сбегут. Илора тоже поневоле приняла участие в этом бедламе: подперев Раиса плечом, уж насколько хватило сил, повела его прочь из зала. Если ей не изменяла память, на кухню дворца можно было попасть коротким путем, которым носили блюда к столам.
***
Возвращение домой было далеко не триумфальным. Они даже не чувствовали, что победили — пусть и в первой схватке, а не в войне. Слишком внезапны были потери, вот так, среди прочного, казалось бы, мира, ленивого, спокойного течения жизни — внезапный обрыв, пропасть, в которую рушится все, а ты только успей ухватиться за острые клыки скал, не дай себе разбиться ни о них, ни о дно пропасти.
В первом классе везли тех, кто был серьезно ранен, рядом с ними круглосуточно были целители. Илора купила билеты во второй — она собиралась проследить, чтобы нехо Аилис добрался до Эфар-танна в целости и сохранности. Еще была опасность для него, а кто, как не целитель-водник, сумеет вовремя удалить жидкость из раненого легкого, облегчить дыхание, сбить жар? В купе рядом с ними должен был ехать Раис. За ним Илора тоже собиралась присмотреть — слишком вымотался огневик во время допросов. Ему бы отлежаться основательно, но торопился назад.
Она и сама рвалась в Ташертис, в Ткеш — сказать Трою, отцу, выплеснуть весь тот ужас, который до сих пор таился на дне души, отрыдаться и успокоиться. А потом в Фарат, в Совет Чести, делать, что должна, как положено. Но пока она не могла себе этого позволить. Вот сдаст нехо на руки домочадцам, убедится, что в Эфар-танне о нем позаботятся, тогда и уедет. О чем она Аилису и сказала, а тот не стал спорить, хоть и нахмурился.
Примерно так же хмурился Раис, когда она заходила к нему на остановках. Но уж что терзало его, Илора не понимала. Вроде бы огонь, к которому она прислушивалась даже через стенку купе, горел ровно, хоть и приглушенно. Значит, не стыдится и не мучается убийствами, не запутался в себе. Тогда что? Этого она так и не поняла, даже сходя на платформу в Эфаре. Только невольно обернулась, почувствовав горячий взгляд: Раис стоял в дверях купе, смотрел ей вслед. Только ей, не Аилису, Илора откуда-то это знала.
Потом её заняли другие мысли. Невозможность перевезти раненого нехо в машине или как-то еще иначе, чем верхом, привела в ужас. Нет, она сама вполне уверенно держалась в седле, на то у нее и брат — Конник, но…
— Это Эфар, нейха, — улыбнувшись, прошептал Аилис, похлопал подведенную ему лошадку по лоснящейся шее и как-то очень легко и плавно взлетел в седло. В самом деле взлетел? Она бы даже не удивилась, потомок Хозяина неба не может не уметь летать.
Но ехать — не лететь. А тут три дня пути! И это здоровому… А раненому… Нет, нехо мог делать вид, что все замечательно, но она не она будет, если они не проведут каждую из ночей в нормальной постели и не будут останавливаться, едва это потребуется! Хоть неделю ехать будут — ничего. Ему живым добраться надо, а не слечь со снова открывшейся раной!
Он мягко улыбался, слушая ее, кивал и не торопился, но ей казалось — луга, долины, головоломные горные тропы пролетают мимо, а кони не касаются копытами камня. Словно бережная ладонь подхватила и несет, не давая устать, споткнуться.
— Как это? Нехо Аилис, вам же нельзя сейчас!..
— Это не я, — шелестел ей ветер донесенными от него словами. — Не беспокойтесь, нейха Илора.
Как тут не беспокоиться, она не понимала. Но сдерживалась, только шало оглядела выросший на фоне гор силуэт Эфар-танна. Это утром третьего-то дня пути! Что за?.. Подумала бы, что наваждение, мираж — так они не в пустыне. Вот она — живая сказка, островерхие крыши, лазурные стяги с коронованной серебряной рысью. И распахивающиеся ворота, люди, торопливо сбегающие по ступеням во двор. Звенящий от напряжения голос Стража:
— Лис, аттэ!
— Все хорошо, Лэн, — едва слышно прошелестел тот, все так же плавно слетая на каменные плиты двора.
Ну да, хорошо — бледный, напряженный, контролирующий каждый вдох. Хорошо еще залеченное легкое как-то выдержало путь. И Илира прекрасно понимала, почему так мечется огонь Стража, едва-едва, бережно обнимающего брата, поддерживая и давая опереться.
С другой стороны его уже обнимала такая же тоненькая, хрупкая женщина — нейха Вайа. И в ее глазах были не страх или тревога, а та особенная сосредоточенность, что бывает у воина перед тяжелым боем. Она негромким твердым голосом раздавала приказы. К Илоре тут же подошла строго одетая горянка, представилась управительницей замка.
— Идемте, вам нужно отдохнуть, искупаться, поесть. Все остальное после. О нехо не беспокойтесь, за ним теперь будет кому присмотреть.
— Да, хорошо… А Яр в замке? В смысле, Аэньяр, — Илора даже обернулась, будто ожидала, что и к ней метнется худенькая мальчишеская фигурка. Хотя ведь не предупреждали, телеграмм не слали, но учуяли же.
— Нет, нейха. Утро же, в школе он. И после школы сперва к Кречету наведается.
Этна Кетта не стала говорить этой измученной молодой женщине, что Аэньяр сам вот только-только поднялся с постели и пошел в школу в первый раз за четыре дня. Утром после дня рождения его не смогли разбудить, зато Кречет поднялся — ругаясь, на чем Стихии стоят и на дурного младшего, и на себя, что не заметил выплеска.
Подзатыльников младшему наотвешивал, когда тот в себя пришел — будь здоров, да будто это что-то могло изменить. Айлэно после этого плюнул на все и уехал в горы, за знахаркой. Уговорил-таки, упросил, и та обещала приехать со дня на день, приняться за балбесного ученика. Яр же на все претензии разводил руками: он не чувствовал готовности своей силы всплеснуть. Да и зависело это все от одного только желания, а как не желать выздоровления больному? Поэтому наверняка в замок его в ближайшее время никто не пустит — пока нехо не выздоровеет сам.