Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
И, словно заклятье, по кругу, по расширяющейся спирали, его слова повторили остальные.
Янтор кивнул резко, отрывисто, глянул вверх и протянул руку Аилису:
— Пора. Начинаем!
Маленькая ладошка Ниилиль сжалась на руке Яра крепче крепкого, кожа к коже, протягивая тонкую, но становящуюся все ощутимее и сильнее нить связи удэши и нэх. Заболели царапины, будто снова вскрылись, Ниилиль поморщилась — наверное, тоже ощутила эту боль. А потом плеснуло горячим по руке, будто кровью — и сразу выше, выше, окатывая наивным, еще только начинающим входить во взрослую пору весельем, прохладой горных ручьев и озер, прозрачной, звонкой, звучащей чисто и остро. Яр задохнулся этой прохладой,
— Ветра Эфара в твоем распоряжении, нехо, — донеслось сбоку, и взвыло тут же, толкнуло, почему-то странно привычно.
Яр будто разделял ощущения с Ниилиль, прикоснулся к кусочку ее памяти, к её стремлению и восторгу перед Янтором. И сжал пальцы, пытаясь успокоить: «Тише, сестренка, тише. Дай и им слиться, свыкнуться друг с другом». Чтобы не беспокоить, даже отвернулся, оглядываясь на другие пары.
Кто-то стоял уже так же, окутанный ставшими Стихиями удэши, пытался прийти в себя. Кто-то еще только держался за руки или глядел глаза в глаза. Ну, или опять целовался, вжимаясь друг в друга почти неприлично, как двое огневиков. Яр даже смутился, глядя на них, а когда Керс взорвался фейерверком, окутывая Белого настоящей пеленой огня — и вовсе покраснел, уловив такой же отклик пополам с жадным любопытством от Ниилиль. Потому что Белый не удержался на ногах, сполз на землю с абсолютно идиотской улыбкой, а язычки пламени дрожали настолько чувственно, что глядеть на это… Нет, спасибо!
Было в этом что-то глубинно правильное, единственно верное: против нерассуждающей, дикой, безумной ненависти Ворчуна идут те, кого ведет любовь, крепкая, закаленная дружба, разделенная на двоих в ритуале побратимства кровь и сила.
Он чувствовал, как становится единым целым с Ниилиль. Становится Водой, любопытной, живой, готовой проникнуть в каждую трещинку, щелочку, попробовать на прочность каждый камешек в броне Ворчуна. И понял, что готов. Снова оглянулся, видя поднявшегося на ноги Белого, облеченного в сплошную броню нестерпимо пылающих острых перьев. Видя словно раздавшегося в плечах, выросшего нехо Аилиса, окутанного вихрями, готового поднять в воздух всех, кому не дано летать. Видел и готовность тех, кто остался без пары: Эллаэ, Кречета, других нэх и удэши.
Не было кличей, не было слов — они были не нужны Стихиям. Просто разделенное желание, одно на всех — и зазвучали ветра беспечным смехом Эллаэ, подхватило, сжало, помчало вверх, к тучам. Яр жадно вслушался в них, черпнул воды — пока еще просто, про запас, пока всем хватало. И полетел вместе с этими тучами вперед, над изуродованной землей.
Там, внизу, глухо взревело, словно разом покатились со склонов тяжелые глыбы: Ворчун учуял их, пока еще не осознавая смертельную опасность, только предупреждая. Теперь и Яр видел его — гороподобная лохматая тварь медленно-медленно поднималась на короткие кривые ноги, цепко врастающие в землю длинными пальцами, словно корнями. Он больше напоминал дикого зверя, готового защищать свою территорию. И, будь он реально зверем… Но слишком много злобы и ненависти для неразумного. Яр чуял, видел, знал: с этим — не договориться. Никакие слова, никакие попытки найти общее не помогут. Такое только уничтожить.
Кто-то не выдержал, атаковал первым: стегнул водяной плетью на пробу, зацепив низкий лоб Ворчуна. Каменная крошка разлетелась во все стороны, оставляя глубокую выщербину. Огромная пасть раскрылась, рев сменил тональность, почти оглушил: тварь взмахнула длинной лапой, пытаясь достать обидчика. Но воздушная сеть на мгновение разорвалась, пропустив исполинские скрюченные пальцы, по которым тут же ударил сгусток огня — и следом снова водяная плеть. Камень, раскаленный и охлажденный в мгновение ока, с оглушительным треском раскололся, вниз полетели обломки-пальцы… Ворчун отдернул лапу, ударил ею в землю — и вырвал гигантский кусок, часть которого тут же затянула его раны.
Это было ожидаемо, но все равно обидно. А ведь так хотелось просто раскатать по камушку… Яр снова придержал острое возмущение Ниилиль, которая рвалась тоже ударить, зацепить побольнее: испугалась за Янтора, в которого полетела оставшаяся глыба. Ну и что, что тот легко уклонился? Страшно же!
Страшно. Но он пока не вступал в схватку. Присматривался. Янтор не зря говорил, что им нужно пробиться к сердцу Ворчуна. А как тут пробьешься, если эта тварь горбится, как… Горбится?! Но кто сказал, что сердце можно вырвать только через грудь? Что, если добраться до него со спины?
— Эллаэ, — достаточно было шепнуть просьбу, и удэши понял, подхватил, словно на жесткую ладонь, перенося вместе с теми, кто был с ним в связке. Яр коротко оглянулся: Белый и Кречет. Почему-то он и не сомневался, что это будут они. Оба скалятся, довольные, только сейчас видно, насколько же похожи, по-братски. И оба готовы идти следом и действовать, как прикажет Эона. Только он бы сам знал! Смутная пока догадка не желала превращаться в острое, яркое понимание. Яр медлил.
Видел, как там, с другой стороны, вскипает огонь, видел облака пара, слышал треск камня — и медлил. Думал. И до рези в глазах всматривался в косматую шкуру великана внизу. Из-за его шерсти, тоже каменной, он толком ничего не мог понять.
— Белый, Кречет, его нужно сделать лысым.
Ветер донес их хохот так же, как им — его слова. «Побреем!» — прилетело в ответ, и Белый раскинул руки, потянулся к чему-то, Яр даже не понял, к чему. Вроде же нет вокруг огня? А потом наверху ударило так, что заложило уши, и мир дрогнул. Не только ради воды, оказывается, удэши тучи нагоняли…
Гром раскатился тяжелой волной, но первее с неба упала молния, повинуясь взмаху руки Белого. Впилась в невнятно-бурую шкуру Ворчуна, радостно заплясала по ней, опаляя «шерсть», заставляя ее стекать расплавленными ручейками камня и металла.
Должно быть, это было больно. Ворчун аж подпрыгнул, и Яр не хотел даже представлять, какой силы удар сейчас сотряс самые корни земли, и что ощутили оставшиеся внизу, пусть и далеко отсюда, земляные. Но главное, что молния обнажила бугристую шкуру, в которую он, собрав воду, вогнал ее острой иглой, пробивая каменную корку, заставляя влагу мгновенно растекаться по трещинам, потому что не был камень монолитным, не был! И это была удача, это было прекрасно.
— Прикройте!..
Он должен был оставаться почти на одном месте, держаться за спиной Ворчуна, чтобы прощупывать его шкуру. Сам себе напоминал рыбака, держащего тяжеленную сеть за жгущий ладони канат.
Пелена воздуха вокруг сомкнулась такая плотная, что показалась почти зримой. Эллаэ не подвел, передал его просьбу, и сам Янтор явился защищать, оставив свой отряд кому-то другому.
Та часть Яра, которая еще была нэх, изумилась: вот так, по одному слову мальчишки? Та, которая слилась с Ниилиль, только посмеялась над ним же: глупый, ты — можешь, ты — пытаешься! А значит, тебя будут поддерживать все, потому что ты доказываешь не словом, но делом. И Яр доказывал, закрыв глаза, полностью сосредоточившись на просачивающейся между камней воде, не обращая внимания на закрутившийся вокруг мир: Ворчун, обозленный ударом в спину, затоптался на месте, заворочался, пытаясь понять, кто посмел, едва обращая внимания на удары, сыплющиеся на него спереди и с боков.