Демагоги, пастухи и герои
Шрифт:
Здесь мы имеем дело с личностью как самодостаточной системой (понимая под системой всякий субъект объективной реальности, выступающий как единое целое в силу высокого уровня внутренней самоорганизации) и толпой, которая также является системой, только образованной множеством человеческих особей, каждая из которых самодостаточной сама по себе не является.
Идеалы бусидо, хотя и сводятся в первую очередь к апологии фанатической верности долгу («жизнь человека легка, как перышко, а долг перед императором безграничен»), в общем, противоположны принципам тупого армейского солдафонства. Самурайская доблесть должна проявляться не в надменности и высокомерии, не в безоглядной слепой храбрости и фанатизме, а в постоянном и упорном совершенствовании духа, в тщательной шлифовке мастерства и стремлении подняться на новую ступень: «… следует совершенствовать
Гордость и заносчивость самурая, на первый взгляд, противоречат принципам бусидо, но в то же время гордость трактуется как один из столпов самурайской чести: «Есть два вида гордости – внутренняя и внешняя. Ничтожен тот самурай, который не обладает обоими видами гордости. Можно уподобить гордость клинку, который следует наточить, прежде чем вложить в ножны. Время от времени клинок вынимают, поднимают на уровень глаз, начисто протирают, затем снова прячут в ножны. Если самурай постоянно размахивает обнажённым мечом, все сочтут, что при– ближаться к нему не следует, и у него не будет друзей. В то же время, если меч никогда не вынимался из ножен, лезвие потускнеет, и люди перестанут считаться с хозяином».
Гордость в данном смысле – это, по сути, чувство собственного достоинства, неотъемлемый атрибут элиты. Элита никогда и ни коим образом не стремится доказывать кому бы то ни было своё превосходство – она изначально ощущает себя выше всех остальных, поэтому ей ничего не нужно доказывать. И это следует называть гордостью, не путая, однако, гордость с проявлениями гордыни и высокомерия.
Мы говорили выше, что основой элитарности, избранности является сила духа – способность своей волей подавлять волю других людей. Однако только человек, обладающий одновременно гордостью и силой духа имеет шансы стать по-настоящему великим. При этом в контексте изложенного выше гордость можно понимать как сублимацию запросов и потребностей, а сила духа (или воля) не что иное, как возможность их удовлетворения. Если у человека есть гордость, но отсутствует сила духа, то он обречён на вечную неудовлетворённость, ибо неизбежно будет подавляем, внутренняя же гордость (которая, по сути, перерастает в гипертрофированное больное самолюбие) будет вынуждать его чувствовать себя несправедливо униженным и обделённым судьбой. Тот же, кто не имеет гордости, но обладает силой духа, имеет все предпосылки стать беспринципным негодяем и безжалостным тираном. Такому человеку свойственно возвышаться за счёт унижения других, а не за счёт личных качеств и собственного духовного превосходства.
Собственно, и первые, и вторые не могут существовать в окружении равных себе, ибо здесь у них нет шансов обрести уважение и почёт, а тем более славу и власть. В данном случае, чтобы ярко блистать, нужна темнота, потому что в темноте даже мерцание светлячка покажется гораздо более ярким, чем луч прожектора при свете дня. Естественно, единственный выход в данной ситуации – окружить себя толпой серых посредственностей, чьё раболепие и безоговорочная преданность в купе с врождённым скудоумием создадут подходящий фон для ощущения собственного великолепия. Все же другие, могущие оказаться выше уровня этой однообразной массы, должны быть подавлены и уничтожены, дабы не создавать конкуренции. Не случайно для вышедших из общественных низов полководцев – вроде Оды Нобунаги или Чингизхана – победа над врагом всегда заключалась в его полном и безоговорочном истреблении.
Выше мы уже говорили о маргинальности элиты, её оторванности от остального общества. Это свойство само по себе есть ни что иное, как протест, нежелание подчиняться общепринятым правилам и законам. Однако здесь опять-таки следует обратить внимание на то, что люди, лишённые силы духа и наделённые лишь самолюбием и болезненным чувством униженного собственного достоинства, не способны изменять существующую реальность и вынуждены жить в ней, удовлетворяясь пассивными формами протеста. Таким образом, они превращаются в настоящих маргиналов – людей, находящихся вне общества, отвергаемые им и способные лишь на то, чтобы заявить: «мы не такие, как все, мы особенные, но нас не понимают и не ценят в этом ущербном мире». Таковы различные неформальные течения или маргиналы-одиночки, обитающие на социальной периферии, часто подавляемые и презираемые, обречённые быть никем и имеющие какое-то значение разве что в своих собственных глазах и в глазах себе подобных.
Другие же, не знакомые с чувством собственного
Собственно говоря, всё вышесказанное есть описание различных крайностей, в действительности довольно редко наблюдаемых. Чаще всего в реальности приходится иметь дело с совокупностью этих проявлений, сосуществующих бок о бок. Однако неоспоримо то, что совокупность гордости и силы духа делают человека выше и значительнее остальных, а их пропорциональные соотношения определяют его личные качества.
Примечания
5. Вообще большинство современных учёных полагают, что многообразие животного мира есть продукт спонтанных мутаций, а не последовательного развития. Все предыдущие попытки доказать обратное не имели успеха – мушки-дрозофилы, над которыми так долго и изощрённо измывались исследователи, конечно претерпели ряд внешних изменений, но они так и остались мушками-дрозофилами, новый вид при этом не появился. Точно так же ископаемые животные: в условиях суровой природы ледникового периода выживают крупные животные, покрытые густым мехом и имеющие толстый слой подкожного жира; в результате мы имеем бобра величиной с лошадь, но мы нигде не видим того, как у бобра срастаются задние конечности, превращаясь в ласты, и он становится тюленем.
6. См. подробно об этом: В. Ф. Турчин. Феномен науки.
7. Первоначально конунг – племенной вождь у скандинавов, как правило, возводивший свою родословную к потомкам богов; впоследствии то же самое, что и король.
8. Мысль о том, что единственным смыслом жизни является стремление испытать эйфорическое состояние, тождественное понятию «счастье», подробно рассмотрена автором в работе «В поисках смысла».
9. См. Г. Луговский. «Сатанизм и шаманство».
10. Самая древняя из существующих копий этого документа находится в Национальной библиотеке в Париже и датируется IX в.
11. Цит. по: Ф. Кардини. Истоки средневекового рыцарства.
12. М. Семёнова. Урманские гости.
13. В этом смысле показательна победа Зигфрида (Сигурда) над драконом: поразив чудовище и выкупавшись в его крови, герой обретает невиданные дотоле качества, в частности становится неуязвимым.
14. Хускарлы – личная гвардия короля в Англии и Скандинавии, профессиональные воины, вероятно, не имевшие земельных наделов и находящиеся на полном содержании правителя. Аналогичные подразделения были и в других странах, например, хатамото в Японии или министериалы – безземельные рыцари на содержании у германского императора.
15. Слова Томаса Элтема, капеллана Генриха V, весьма красноречиво характеризуют положение англичан под Азенкуром: «мы, сколько нас ни было, возвели глаза к небесам и воззвали из глубин сердец наших к Господу, моля явить сострадание и избавить нас от французов».
16. Именно таков герой англосаксонских элегий. В результате каких-то трагических событий (войны, болезней, изгнания), которые упоминаются лишь вскользь, герой отторгнут от привычного ему мира: утратил благосклонность своего господина Деор; защищая свою землю, погибли все соплеменники воина из «Беовульфа»; в битве пали родичи, друзья и вождь Скитальца; в изгнании Морестранник, Вульф («Вульф и Эадвакер»), воин из «Послания мужа»; какая-то болезнь опустошила город, описываемый в «Руинах»… Примечательно, что ни один герой элегий, кроме Деора, не имеет имени. Обычно рассказ ведется от первого лица, в авторском же повествовании герой назван «мужем», «воином» или просто обозначается местоимением третьего лица – «он». Даже в том единственном случае, когда из поэмы мы узнаем имя героя, оно приводится во фразе: «было мне имя Деор». Прошедшее время – «было» – странно звучит для современного человека: ведь, что бы ни случилось, человек сохраняет свое имя. Иного мнения, очевидно, придерживается певец: Деором звали человека, имевшего господина и друзей, службу и земли. Теперь же, лишенный всех связей со своей средой, он утратил и свое имя. В этой поэтической условности концентрируется и достигает вершин патетики идея утраты героем присущего ему мира. См. Е. А. Мельникова. Меч и лира.