День не задался

Найтов Комбат

— Я извиниться пришел, Титов. Ты у меня в эскадрилье был, в пятом полку. Я не знал, что ты так изменился. Правда ничего не помнишь?

— Правда, даже как маму зовут, где родился, что было до контузии.

— Круто! — Он разлил водку в два стакана. Чокнулись, выпили, закусили. — А это даже хорошо, что так случилось, Павел! Жизнь с чистого листа, и ты ее хорошо начал. В пятом полку ты был не на очень хорошем счету. Ладно, кто старое помянет… Завтра перелетаете на Сескар. Там немцы и финны зачастили посылать разведку. Что-то готовят.

— Там же на складах нет ничего для ЛаГГов, там же все время "ишаки" стояли.

— Хорошо, что напомнил! Перебросим на "дугласе". Впрочем, отправлю 3-ю, Голубева. А ты здесь посидишь.

— Здесь делать нечего, товарищ командир. А вот в Борисовой Гриве много работы. Вот туда я бы с удовольствием перелетел. Мы там базировались осенью.

— Там со снегоукладчиком проблема. Но надо подумать. Здесь, действительно, тихо очень. Поговорю с Романенко. — На том и расстались, крепко пожав друг другу руки.

Немцы из-за сильных морозов

резко снизили свою активность, но довольно регулярно бомбили и обстреливали "Дорогу Жизни". Но действовали малыми группами, видимо, трудно было запускать двигатели. Бригада и полк потеряли много самолетов и много летчиков, особенно в июле 41-го. Единственное пополнение в 9 человек нашей эскадрильи и 13 самолетов. Старенькие "ишачки", составляющие основную часть бригады выработали полностью свой ресурс. "Мотыли" постоянно что-то ремонтировали, денно и нощно, но техника все равно выходила из строя. В феврале погиб Тихоня, Тихон Забойкин. Срезало мотор на малой высоте. Поэтому Романенко принял решение перевести мою эскадрилью на Выстав. Наконец, появилась настоящая работа. За это время я успел выбить "РУС-2" "радиоулавливатель самолетов", один из первых советских локаторов, и посадил за него Людмилу. Мы стали контролировать всю "Дорогу Жизни". Начали встречать немцев и финнов задолго до того, как они могли приблизиться к "Дороге". Эффективность работы эскадрильи резко возросла. Я до переноса, почитывал про "попаданцев", все они обязательно попадали к Сталину или Берии, и страшно развивали страну, налево и направо раздавая указания вождю народов. Мне выпала другая судьба, я просто делал то, что хорошо умел делать: в прошлой жизни я – генерал-лейтенант ВВС СССР, четыре войны за плечами, больше 40 000 часов налета, летчик-снайпер, то, что последнее время занимался компьютерами, так это потому, что присягать козлу Борьке отказался. За три месяца боев над Ладогой эскадрилья сбила 50 самолетов противника, потеряв три машины и двух человек. В апреле меня вызвали в Ленинград, и я стал ГСС. Но, и наши ЛаГГи выработали свой ресурс и нуждались в ремонте. Мы перелетели в Кронштадт и начали менять двигатели, нам повезло и, вместо М-105, нам устанавливали М-105ФП, с небольшой переделкой моторамы. А вместо ШВАК, ставили новую ВЯ. Собирались снять БС, но я настоял, чтобы оставили. С такими самолетами уже можно воевать! Но и немцы не дремали. За зиму мы основательно подвыбили 109Е, и они пересели на "фридрихов". Они, по-прежнему, диктовали нам оборонительную тактику, но мы, применяя эшелонирование по высоте, и пользуясь локатором, успевали создавать численное превосходство. По весне интенсивность боев еще упала, так как немцы забрали всю авиацию на юг, оставив под Ленинградом совсем незначительные силы. Нас опять перебросили на правый берег к "Невскому пятачку". Основной задачей стала штурмовка. Немцы закопались и создали мощную укрепленную оборону на левом берегу. Эффективность такого применения истребителей была равна нулю или что-то вроде этого. Но, приказ есть приказ, я запросил в ВВС флота РС-132, и мы стали летать увешанные ими, как елки. Как только подсохло, Волховский фронт начал попытки прорыва блокады. Я запросил на флоте пальмовое масло. Удивительно, но нашлось 20 тонн прокисшего прогорклого масла, с запрещением использования в качестве пищевого продукта. И довольно большое количество подвесных баков от старых Р-5: здоровенных, на 250 литров. Смешав бензин с этим маслом, я подвесил эти баки под крылья. В носовую часть вогнал ампулу КС. Получилась напалмовая бомба. Выливной прибор, конечно, лучше, но делать его долго и муторно. Взлетели вдвоем, с Иваном. Заходим над Синявино. Полого пикирую и с высоты 300 метров по очереди сбрасываю баки. Иван сзади визуально контролирует полет баков и результат. Я разворачиваюсь и вижу два довольно больших очага пламени в первой линии траншей. В наушниках раздался удивленный голос корректировщика 4 армии:

— Чем это вы их? А повторить?

— Пока нечем, завтра прилетим.

Когда сели, на аэродроме было полно начальства.

— Чем бомбили? — показывают они на дымы.

— Сгущенным бензином, — и показываю им напалм. Самохин тронул пальцем напалм, я не успел его остановить. Бензин прилип к пальцу, его попытка снять или стряхнуть не удалась.

— Только бензином оттирается, товарищ генерал-майор. А у немцев все укрепления деревянные. И торфяник, он столько дыму дает, что мама не горюй. И еще, товарищ генерал, у химиков должны быть выливные приборы. С высоты 50-100 метров его можно лить горящим.

Флот готовился к десанту в Ивановском, и такая вещь была крайне необходима. Сразу подключились флотские и армейские химики, работа завертелась. Выливные приборы ставили на По-2, "ночники" устраивали прожарки немцам каждую ночь. В итоге, на фронте По-2 начали называть "вошебойками". Начавшиеся массовые торфяные пожары подняли такой дым, что немцы были вынуждены уйти из Мги и Синявино, от угарного газа не спасали никакие противогазы. В июле 4-я и 54-я армии перешли в наступление, деблокировали 2-ю ударную армию и сняли полную блокаду Ленинграда. Немцы закрепились левом берегу реки Тосно, а у Ленинграда появилась полноценная связь с Большой Землей. Удивительно, но меня не забыли в суматохе событий. Эскадрилью преобразовали обратно в 13-ю гвардейскую отдельную истребительную эскадрилью ВВС КБФ. Мы охраняли от налетов железнодорожный мост через Неву. В июле мы получили новенькие Р-39. Мне, через звание, бросили майора и наградили второй звездой Героя. Я стал вторым дважды Героем в Союзе за время войны, месяц назад такое звание, посмертно, получил тоже морской летчик подполковник Сафонов.

"Аэрокобра" всем понравилась. В первую очередь, мощностью вооружения, отличной радиостанцией, довольно большой высотностью, отличным обзором. В августе на земле начались тяжелые бои, немцы стремились вернуть утерянные позиции, притащили большое количество авиации, и попытались сбросить нас с неба. Но это не 41-й год! Ни "фридрих", ни "фоккер" с "коброй" рядом не стояли. Можно драться, в массовой свалке мы сильнее. А 37-мм пушка разваливает любой бомбер! "РУС-2" и хороший оператор всегда даст более выгодную позицию для атаки.

В августе у меня появился сын. Людмила жила в Ленинграде, на площади Репина. Еще в марте она получила звание младшего лейтенанта, вместе с удостоверением оператора-радиометриста. Поэтому за нее можно не волноваться. Она в декретном отпуске и вернется в нашу эскадрилью. Во всяком случае, мне так обещали.

Кроме "кобр", пришли устаревшие "Харрикейны", их прозвали "зажигалками", а также довольно удачные Р-40 "Киттихаук", они могли нести торпеды и применялись как торпедоносцы. Но разгром каравана PQ-17 поставил жирный крест на надеждах пополнять авиацию за счет союзников. Поэтому 4- гиап по-прежнему был на 75 % вооружен И-16. Но начали приходить двигатели со складского хранения, машины ожили. Немцы завязли в боях на Тосно. Их позиции были досягаемы для флотской артиллерии. Поставки стали с Большой Земли позволили увеличить выпуск тяжелых и средних танков, заработали на полную мощь Обуховский и Ижорский заводы. В конце августа немцы выдохлись и прекратили атаки, но заработала их тяжелая артиллерия, привезенная из-под Севастополя. А на юге гремела Сталинградская битва.

Я собрал эскадрилью и пригласил бывшего военкома Лукьянова, недавно переведенного от нас в 3-й гиап комиссаром полка. Я поднял вопрос о том, что судьба войны решается сейчас под Сталинградом, и что я хочу просить командование откомандировать нас на Сталинградский фронт. Но перед этим хочу узнать мнение личного состава.

— Командир, нашел, о чем спрашивать! Куда ты, туда и мы.

Лукьянов оформил обращение летчиков, с ним мы поехали к Самохину. Он прочел обращение.

— Вас же заберут, совсем!

— Если оформить это как командировку, то нет.

Самохин позвонил Трибуцу, тот связался со Ставкой, в 8-й армии Хрюкина был огромный некомплект, в его адрес направили даже 434-й полк РГК на новейших Як-7б. У меня переспросили: есть ли у нас подвесные баки и дали добро на перелет в поселок Сталино.

Первым отгрузили РУС-2, и половина технического состава уехала вместе с запчастями, напалмовыми бомбами, выливными приборами. Созвонились со всеми аэродромами по маршруту и заказали Б-100. Связались с Хрюкиным, сделали заявку на бронебойные снаряды 37-мм, Б-100, патроны для "браунингов" двух калибров. Все это было в Баку, обещали доставить в Сталинград. Успел заскочить домой, оставил кучу сэкономленных пайков, сгущенки, сухарей. Поцеловал Людмилу и Сережку. Больше времени не было. Заехал в штаб ВВС, получил карты на всех, выслушал о себе кучу "приятного" и пожелания, послал всех "к черту", но никто не обиделся. Поздно ночью вернулся, а утром мы вылетели, сели в Костроме, дозаправились и пообедали, взлетели и сели в Сталино, на левом берегу Волги. 434-й полк улетел на переформировку в Саратов. Они потеряли много машин и летчиков. РУС-2 уже прибыл и был развернут. Сходу сцепился с Хрюкиным по поводу использования эскадрильи. 4 сентября – первый вылет. Я приказал снарядить пушки по системе: 3 БЗ, 1 ОФ, 1 ТС. Подвесить 250-килограммовую напалмовую бомбу. Задача: ознакомится с районом, найти колонны противника и уничтожить. Пулеметы не использовать, беречь для воздушного боя. За полчаса до рассвета взлетаем. Хрюкин к такому не привык, у него нет истребителей-ночников. Идем этажеркой, в три яруса: внизу восьмерка, затем четверка, и моя четверка на самом верху. Я заметил пыль, поднимающуюся в районе Гумрака: либо взлетают самолеты, либо движется колонна. Немцы рвались к тракторному заводу и мосту через Волгу с севера, от Рынк'a. Направил эскадрилью туда. Колонна танков и мотопехоты. Первое и второе звено растягиваются, и штурмуют колонну. Вниз летит напалм, по бронетехнике бьют 37-мм пушки. Первое звено занимает место третьего, третье идет вниз и продолжает штурмовку. Прятаться здесь негде, степь, второе звено меняет четвертое, и мы спускаемся для штурмовки. В этот момент из Гумрака начинают взлетать "мессеры". Первое звено немедленно их атакует. Немецкие зенитчики стрелять не могут, так как на старте полный гешвадер "мессеров", а мы проходим вдоль полосы и посыпаем их огнем из 6 пулеметов. Запоздалые трассы "эрликонов" мало кого волнуют. Все 16 машин возвратились в Сталино. Уточняю у Хрюкина положение в поселке Рын'oк. Пока машины заправляют и переснаряжают, съедаем стартовый завтрак и разбираем вылет. Немцы нас называют "канадцами" и требуют немедленно нас сбить. Но в Гумраке у них нет ни одной целой машины. Взлетаем и плотно обрабатываем Рынок напалмом, затем работаем по отдельным танкам 14 танковой дивизии немцев. Части 66 и 62 армии переходят в атаку и соединяются. Третий вылет: нас сопровождают Як-1. Наша цель – Карповка. Яки идут по старинке: на одной высоте с нами. Поворачиваю обратно. Сел и еще раз поругался с Хрюкиным, вызвал командира полка Яков и высказал все, что я о нем думаю. На попытку Хрюкина обвинить меня в трусости, я расстегнул комбинезон и ткнул двумя пальцами в две звезды.

— Я людей и машины терять не хочу и не буду!

— Извините, товарищ дважды Герой Советского Союза. Я не это имел в виду.

Я набросал схему нашего прикрытия. Пока техники дозаправляли самолеты, договорились с командиром полка: кто что делает и о сигналах, и о том, что в воздухе командую я. Взлетаем, Хрюкин добавил полк Пе-2. Они ударили первыми, затем мы ударили напалмом. Оператор выдал, что от Калача идет большое количество самолетов противника. "Пешки" развернулись и пошли назад, а мы начали набирать высоту. Идем с превышением 1000 метров. Навстречу прут 7 девяток и около двадцати истребителей.