День не задался

Найтов Комбат

— С экранов исчез! Курс домой 35 градусов! Давай, Пашенька.

В воздухе еще даю приказание полностью зарядить крыльевые пулеметы трассирующими и бронебойно-зажигательными, все четыре, и стараться использовать только их. Атаковать только снизу! Несмотря на отданные распоряжения, два самолета не вернулись на аэродром. Связь с ними прервалась после атаки. Злой и недовольный самим собой, весь день конструировал из жести шторки с приводом от гашетки. Потом вместе с инженером полка Герасимовым монтировал их на своей "кобре". Получилось несколько громоздко. Герасимов доделал дополнительно аварийный сброс устройства. В 7 часов испытали со стрельбой в темное время. Вроде бы работает. На середину фонаря поставили штатную шторку из черного материала. Взлетел, но испытать на противнике не удалось.

Опять пошел сильный снег, пришлось возвращаться. Еще раз вылетел уже после 4-х утра. В воздухе две цели, но идут в облаках. Ползу за ними. Наконец, один из них пошел на снижение и выскочил из-под облаков. "Дорнье". Тоже морские летчики. Атакую! Не горит! Пошел на второй заход, а он шмыг в облака и на обратный курс! Второй тоже развернулся. Пришлось передавать их Макееву. У меня кончалось топливо. Макеев одного сбил, а тот, которого я атаковал, сел на брюхо в расположении наших войск. У него вытекло топливо. Но мне его не засчитали, так как по нему якобы стреляла зенитная артиллерия. На этот раз оружие не слепило, но корректировать стрельбу по трассе, а это обычный прием у летчиков, было невозможно. Но, на безрыбье… В результате, ночные перевозки немцев были сорваны. Только в облачную погоду они могли выбрасывать на парашютах небольшое количество продовольствия и боеприпасов, большая часть которого не попадала к немцам. Немцы сдались 25 декабря. Меня наградили полководческим орденом "Александра Невского". 30 декабря пришел приказ прибыть в Гумрак, и лететь в Москву для награждения. Хотел взять с собой Людмилу, но мне отказали. В самолете полно генералов, пристроился на чехлах и уснул. В Москве поселили в гостинице "Метрополь", по 4 человека в номере. Нам, привыкшим к нарам и землянкам, условия показались просто райскими. 31 числа, в 17 часов, нас повезли в Кремль. В шесть вечера началась долгая процедура награждения, длившаяся без малого 4 часа. Хмурое настроение меня не покидало до конца процедуры. Ордена вручал Шверник. В Президиуме был Сталин, Шапошников, Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович и Хрущев. Получив орден, повернулся в зал: "Служу трудовому народу!" и пошел на место. Сталин оживленно переговаривался с Молотовым. Небольшого роста, с мешками под глазами, уставший, но улыбающийся. На лице Хрущева застыло восторженное выражение. Ест глазами начальство. Сегодня его триумф. Смотрю на него и вспоминаю, что произойдет через 10 лет. А сейчас они в одной упряжке. Хрущев через стол что-то отвечает Сталину. Потом завертел головой и замахал кому-то рукой. К столу подошел Хрюкин. Наклонился к Хрущеву, слушает. Потом повернулся в зал и кого-то начал искать глазами. Наши взгляды пересеклись. Он повернулся столу, еще раз наклонился к Хрущеву, взял какую-то бумажку и пошел в зал. Через минут 15 награждение закончилось, нас пригласили перейти в другой зал, где нас ожидали накрытые столы. На выходе меня перехватил Хрюкин.

— Постой! С тобой познакомиться хотят.

Идут Сталин, Молотов и Хрущев. Маленький Хрущев, он мне едва до подбородка достает, что-то рассказывает, перемежая рассказ матерком. Остановились напротив меня.

— Майор Титов, командир 14-го гвардейского истребительного полка ВВС КБФ.

— Здравствуйте, товарищ Титов.

— Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий.

Сталин с интересом рассматривал награды у меня на груди.

— За что? — показал он на первую звезду.

— За прикрытие "Дороги Жизни" зимой 41–42 года, 4 гвардейский авиаполк, вторая – за деблокаду Ленинграда летом 42-го года, 13-я гвардейская отдельная авиаэскадрилья.

— А за Сталинград?

— Орден "Александра Невского", только что вручили.

Сталин удивленно посмотрел на Хрюкина и Хрущева.

— Насколько я помню, по докладам Василия и Клещева… — начал Сталин.

— Их эскадрилья была прикомандирована к нашему фронту, товарищ Сталин, — залепетал Хрущев. — Мы посылали представления, но где они, и что с ними произошло, мы не в курсе.

— За действия на Сталинградском фронте ни один человек, ни в 13-й отдельной эскадрилье, ни в 14-й гвардейском полку, ни одной награды не получил. Кроме этого ордена.

Сталин изменился в лице, повернулся к Хрущеву и Хрюкину:

— Вы почему государство и партию нашу позорите? Как теперь этим людям в глаза смотреть?

На банкете ко мне подошел адмирал Кузнецов.

— Здравия желаю, товарищ нарком!

— Сидите-сидите, майор, — и попросил подвинуться моих соседей справа. — Как успехи?

— Двоих потеряли. Не успели подготовиться в Ленинграде, и погода была совсем паршивая. Все срочно, все бегом. Как обычно.

— Нас с вами на завтра товарищ Сталин вызывает. В чем дело знаете, Павел Петрович?

Я пересказал, что случилось на выходе из Георгиевского зала. Николай Герасимович заулыбался.

— Ну, ради такого и заходить не стыдно. Завтра в 16.00 за вами заедут в гостиницу, майор. Просьбы или пожелания какие-нибудь есть?

— Направьте полк в Туапсе, — адмирал внимательно посмотрел на меня.

— Думаете, там будет жарко? — я чуть прикрыл глаза и утверждающе кивнул головой. — Хорошо, майор, бросим вас на усиление. Ну, не буду больше мешать вашим соседям, — он встал, извинился перед ближайшими моими соседями и пошел вдоль столов. Через полчаса наступал новый 43 год. На столах появилось шампанское и высокие фужеры.

За мной заехали в четыре и повезли в штаб ВМФ. Там к нам подсел адмирал Кузнецов, и мы поехали в Кремль. Кузнецов был сама любезность, но командующего авиацией флота с собой не взял. Закономерность. Авиаторы в ВМФ не в почете. Всесильный нарком их забивает одной левой. Хотя на долю авиации приходится большая часть побед. Да бог с ним. Он решил воспользоваться моментом. В приемной довольно долго ждали. Потом нас пригласили. Сталин был не один, с ним был его сын Василий. Мы с ним коротко встречались под Сталинградом в первой командировке. Тогда он был капитаном, сейчас полковник. Изображает радостную встречу однополчан. Потом, повернувшись к отцу, радостно говорит:

— Да, это он, я тебе о нем рассказывал! Они сменили наш полк и действовали эскадрильей за весь наш полк. И не теряли людей. Майор – зверь, а не летчик! И ребята у него в эскадрилье, как один! Летающая смерть фашистам. Благодаря им удержали мост, Мамаев курган и завод, разбили танковую группу Гота.

— А вот с начальством у майора не получается, Василий. Я вчера узнал, что кроме майора, за Сталинград никто из летчиков ничего не получил. Почему, майор?

— Товарищ Верховный Главнокомандующий! Я был командиром эскадрильи, а во второй раз – командиром полка. Вот отчет, представленный командующему армией Хрюкину, вот все представления.

— Так, посмотрим! — Василий тоже из-за плеча рассматривает бумаги.

— Отец, смотри: более 80 танков, больше 300 автомашин, 110 орудий. Сбито 57 самолетов противника. А во второй раз – 41, и все ночью.

— Может быть, дело в вас лично, майор? Расскажите о себе!

— Здесь есть загвоздка, товарищ Верховный. Ругался я с Хрюкиным из-за того, что людей не бережет и тактику использует устаревшую. Один раз он меня в трусости обвинил. А меня еще год назад арестовывали, потому, что не помню я ничего, что было до 21 июля 41 года.

— В чем особенность вашей тактики? — спросил Сталин.

— В построении эшелонами по высоте, использовании радиосвязи и радиолокации на уровне отдельной эскадрильи или полка. "Мессершмитт" превосходит в скорости на пикировании практически все наши самолеты, поэтому их надо встречать на подготовленных позициях, заставлять терять скорость и уходить на горизонталь. В этом случае, наши самолеты имеют больший вес огневого залпа и большую горизонтальную маневренность. У "месса" шансов не остается, только выйти из боя на пикировании. Но на "кобрах" мы их и тут догоняем.

— Вы скрываете эту тактику от остальных?

— Нет. Мы учим всех этим действиям.

— У вас лично, майор, сколько сбитых?

— 32 лично, и 18 в группе. Есть еще незасчитанные.

— Ого! — присвистнул Василий.

— Просьбы? Пожелания? Замечания есть?

— Недостаточно быстро передаем опыт в войска, товарищ Верховный. И очень мало радиолокаторов в войсках. Замечаний много, товарищ Верховный. Воевать можно гораздо лучше. А пожелание я уже высказывал наркому Кузнецову: до конца февраля перебазировать полк на Кубань. — Сталин вопросительно посмотрел на меня.