ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ
Шрифт:
Мама выходит в соседнюю комнату и коротко плачет. «Глупости,- говорит она себе и вытирает слезы.- И ее спасу. Когда три года назад она заболела фолликулярной ангиной, я шесть ночей не отходила от нее. Соседи удивлялись моей выносливости. Когда нужно, я умею все».
Она тоже надевает свитер. Тоже красивый – только у Тины ярко-красный с синими полосками, а у мамы блекло-сиреневый и без полос, но тоже из чистой шерсти И даже, пожалуй, выше качеством.
«Я ухожу на дежурство,- говорит она, входя к Тине. – А тебя запру. Да, да, запру. Ты ведешь себя неприлично. Я вынуждена прибегнуть к крайней мере. Через месяц ты скажешь мне спасибо».
Она
Автор этих строк однажды прогуливался днем по парку и случайно услышал обрывок разговора двух тоже гуляющих мужчин средних, как и он, лет. «Погода нынче просто чудо. Такого голубого неба я с детства не видел», – это один мужчина произнес. А другой: «Я вчера в лес ходил, ягод набрал полный портфель».- «Да,- сказал первый,- лето замечательное. Но ты такая сволочь, что я не устану повторять это до конца своих дней».- «Не я сволочь,- возразил второй.- Это ты – дерьмо вонючее».
Значит, они и перед этим вели серьезный разговор с выяснением моральной стоимости каждого, и, видимо, так долго говорили на эту тему, что устали. И тогда один из них взял тайм-аут: погода, мол, нынче просто чудо, чтоб, передохнув, с новыми силами обличать собеседника.
Второй, видать, тоже обессилел: полный, говорит, портфель ягод набрал…
Автор уже неоднократно брал такого же рода тайм-ауты. Сейчас он расскажет еще одну притчу, прямого отношения к повествованию не имеющую.
Один дурак поднял на дороге кирпич, принес в дом и говорит: «Я нашел кирпич».- «Не нашел, а просто поднял»,- возразили ему. «А почему нельзя сказать нашел?» – спросил дурак.
«Потому что то, чего много, не может считаться найденным»,- ответили ему.
Дурак учел это и на следующий день принес в дом хрустальную вазу. «Я нашел хрустальную вазу»,- сказал он и объяснил, что ваза стояла в чьем-то открытом окне и таких больше нигде нет. «Не нашел ты ее, а украл»,- возразили дураку. «А почему нельзя сказать нашел?» – спросил он.
«Потому что то, что принадлежит другому, не может считаться найденным»,- ответили ему.
Дурак учел и это. На следующий день он принес в дом бабочку. Она била крыльями об его пальцы, но дурак держал ее крепко. «Я нашел ее на лугу,- объяснил он.- Не украл и не поднял».- «Ты ее поймал»,- возразили дураку. «А почему нельзя сказать нашел?» – спросил он.
«Потому что то, что рвется из рук, не может считаться найденным»,- ответили ему.
Дурак надел свои лучшие одежды и ушел из дому. Он вернулся через три недели с девушкой, прекрасней которой нет на свете. Она влюбленно смотрела дураку в глаза, и ресницы ее вздрагивали от восторга. «Наконец-то я нашел,- сказал дурак.- Не украл, не поднял, не поймал. Я нашел ее».- «Ты обольстил ее», – возразили дураку. «А почему нельзя сказать нашел?» – спросил он.
«Потому что то, чего добиваешься в лучших одеждах, не может считаться найденным»,- ответили ему.
Дурак надулся от умственных усилий и покраснел от досады. Он был упрям и смел, поэтому, пристегнув к поясу меч и взяв в руки копье, отправился в путь, оставив дома родственников, друзей – у дураков тоже есть
«О! – вскричали родственники и друзья.- Ты поднимал, воровал, ловил, обольщал, и вот – о, горе нам! – наконец, нашел! Смерть!»
Дурак лежал бездыханный, недвижный и немой.
«Он никогда больше не раскроет свои уста,- рыдали родственники и друзья.- Он даже не спросит нас, почему о смерти можно сказать нашел!»
«Почему о смерти можно сказать нашел?» – спросил дурак.
Родственники и друзья обрадовались, подняли дурака, отвели его домой и все началось сначала.
Тина распахивает окно и смотрит вниз. Внизу – лужа. Июльское солнце бросает в нее столько лучей, что отражать всех их обратно для лужи изнурительный, напряженный труд, на пределе. Лужа сверкает неистово, зло; кажется, вот-вот не выдержит, закатит истерику, будет взрыв.
Рядом с нею, на ее краю – мальчик лет двенадцати. Сверкание захлестывает его, он почти невидим. «Мальчик, – говорит Тина.- Если я попрошу тебя позвонить – позвонишь?»
Вера уехала в пионерский лагерь, Тина заперта и одинока. Больше попросить некого.
Мальчик смотрит вверх: солнце стоит над головой, Тину он не видит. Они невидимы друг для друга и разговаривают как в темноте. «Куда тебе? В «Скорую помощь?» – «В одно место. Я тебе выброшу бумажку с номером». – «И двушку выбрось. У меня нет».
Тина бросает – двушку, завернутую в листочек с номером телефона. «Подожди,- говорит она.- Я еще две выброшу, на всякий случай».- «Бросай одну»,- советует мальчик.
Она думает так: случай – это то, что бывает один раз. Значит, и монета для случая должна быть одна. «Я брошу все-таки две,- говорит Тина.- Мало ли что». Она бросает две двушки. Одну мальчик ловит из темноты солнечного сверкания на лету и потом целый день испытывает от этой нечаянной ловкости горделивое чувство, другая падает в мокрую и мягкую землю возле лужи, не катится, не подпрыгивает, а издает короткий сочный звук умелой пощечины и тут же принимается неистово сверкать – как лужа и как солнце. Теперь их трое.
Мальчик выковыривает монету из грязи, обтирает о штаны и идет к телефонной будке. «Скажи, что я не смогу прийти!» – кричит вслед Тина. «Кому сказать? – мальчик останавливается.- Как его фамилия? Вдруг не тому скажу».- «Тому, тому»,- говорит Тина, и мальчик продолжает свой путь.
При этом он насвистывает песенку, услышанную час назад из транзисторного приемника, который нес мимо дома какой-то парень. А может, и девушка – мальчик не смотрел, он слушал. Это была третья новая песенка за сегодняшний день. Две предыдущие он услышал из открытых окон чужих квартир. И все три насвистывал. Стоило ему услышать какую-нибудь мелодию, как он тут же принимался ее насвистывать. Такой уж был мальчик. А если только обрывок мелодии, то начало и конец он сочинял сам.