Деньги на ветер
Шрифт:
— Мария, — прошептал он.
— Нет, Пако. — Я вырвала руку.
— И все-таки я скажу, что мешает тебе жить: ты девственница, вот в чем дело. Ты девственница и гребаная лесбиянка.
— Убирайся с моей кровати и вообще отвали.
— Да шла бы ты! — Пако щелкнул пальцами у меня перед лицом и, удовлетворенный, отступил к себе, но ненадолго.
Я была не в настроении играть в эти игры, о чем ему немедленно сообщила.
— О, черт, прости, Мария, я не под кайфом. Попробовал маленько, но не столько, чтобы забалдеть. Я… я…
Я понимала, он молод, эмоционален, но ведет себя как-то… как? Не могла сообразить.
— На усталость имеешь полное право. Всю неделю много работал, — примирительно сказала я.
— Я не про то. — Он, задумавшись, взъерошил свои волосы. Вдруг выпрямил спину, аккуратно сложил руки на коленях и посмотрел на меня. Глубоко вдохнул и на выдохе произнес: — Слушай, Мария, не знаю, кто ты такая и что здесь делаешь, но ты не та, за кого себя выдаешь. Я знаю, ты не из Мексики, и этот твой акцент… в Юкатане говорят совсем не так. У меня был кузен, играл в профессиональный бейсбол, четыре года в кубинской лиге. Так вот, его жена говорит так же, как ты. Не знаю, от кого ты бежишь и что натворила, но знаю, что ты не гребаная крестьянская девка из Вальядолида. Неудачную себе легенду придумала. Ты и говоришь, и выглядишь не как индеанка. Ты — лгунья, да и то неважная.
Он пристально смотрел на меня, пытаясь своими зелеными глазами вызвать у меня доверие.
Почему-то это ему действительно удалось.
Мы через многое прошли с тобой вместе, Пако. Ты и я.
— Про Юкатан как-то само собой вышло, — начала я. — Сначала решила всем говорить, будто я из Мехико-Сити, из района Койоакан: ходила там по улицам, запомнила несколько названий, но, когда мы ехали в «лендровере», ты сказал, что жил там некоторое время, и я испугалась.
— Так откуда же ты?
— С Кубы.
На несколько ударов сердца он лишился дара речи, потом выпалил:
— Но это тоже как-то не вяжется. Что за игру ты ведешь? Всем кубинцам гарантирована зеленая карта. Тебе нет никакого смысла терпеть такие унижения. Могла бы жить здесь на законном основании.
— Знаю.
— Так что ты здесь делаешь?
Что я здесь делаю? Может, стоит попробовать объяснить ему, глядишь, и сама пойму.
Теперь настал мой черед пересечь комнату. Села на край его кровати:
— Я должна быть уверена, что тебе можно доверять, Пако.
— Можешь доверять. И слушай, Мария, пока ты не начала объяснять, я вот что хочу тебе сказать: я пошутил насчет американских девиц. Они мне не нравятся. Хотелось, чтобы ты почувствовала… Я был… Понимаешь, последнее время я стал… я… — Он говорил все тише и тут совсем умолк.
Даже слабого света, проникающего в комнату, было достаточно, чтобы видеть: он покраснел от смущения.
— Не говори больше ничего, — попросила я. — Пожалуйста.
— Нет, я хочу сказать. Я понимаю, все это как-то… странно. Может, оттого, что живем в одной
— Да.
— И что думаешь?
Я покачала головой.
Он сник, уставился в пол:
— Так я и думал.
— И, кроме того, я старше тебя, — проговорила я, пытаясь хоть как-то его утешить.
— Я старше, чем ты думаешь, — тихо сказал он.
Обняла его и поцеловала в щеку:
— Пако, извини. Есть множество причин. Ты слишком для меня молод. Я не… Ты не моего типа.
— Да ты лесбиянка, — обиженно процедил он, вскинув на меня глаза.
— Нет.
Он ударил кулаком по ладони:
— Это все гребаные американцы, так? Все эти гринго, членососы. Они все голубые! Для кино только притворяются нормальными людьми, но всем известно, что они друг другу отсасывают.
Пако чувствовал себя униженным. Все это он произнес на одном дыхании, но тут я прервала его. Так выстрел охотника сбивает влет гуся.
— Нет, американцы ни при чем.
Он пробормотал что-то невнятное, встал и уставился на меня, как актер, забывший на сцене свою реплику.
Покачал головой, подошел к окну, глянул сквозь щель между шторами.
В комнату вползала тишина и тянулась как постыдная связь.
— Так ты с Кубы, — наконец задумчиво повторил Пако.
— Да.
— Я умею хранить тайны, — заверил он.
Рот у меня уже открылся, я даже вдохнула… О, черт! Я, кажется, сейчас все ему выложу.
— Я не могу тебе рассказать, — выдохнула я и сразу рассказала все, многословно изливая душу…
Лицо Франсиско, как выяснилось, могло принимать множество разных выражений. Ни за что не поверила бы, что он хороший слушатель, но пришлось поверить.
Он задал несколько вопросов — коротко и по существу.
— Сколько времени твой брат провел в Фэрвью?
— Три дня.
— И все успел?
— Даже если и не все, дольше он здесь оставаться не мог. Но Рики — молодец.
— А что делал здесь твой отец?
— Работал в компании по дератизации — уничтожал вредителей.
— Это как?
— Крыс ловил.
— А вдруг Рики ошибся?
— Я была на станции техобслуживания. Смотрела их журнал. По-моему, Рики прав.
— Что, если тот, кто сбил твоего отца, воспользовался услугами не здешней мастерской, а какой-нибудь другой? Вдруг машину эвакуатором доставили в Денвер?
— Рики ухитрился проверить записи здешней компании, которая занимается эвакуацией, за весь май.
— Ловко. А если эвакуировала денверская компания и ремонтировали тоже в Денвере?
— Тогда ничего не поделаешь, никого не найти. Все станции техобслуживания и эвакуирующие компании в Денвере за май и июнь мне точно не проверить.