Der Kamerad
Шрифт:
Мне было почти хорошо.
Кругом галдела разноязыкая толпа. Перекликались немцы, турки клеили белых женщин, не смущаясь отказами и проверяя всех подряд.
Я закрыл глаза.
– … И представляете, незадолго до отпуска его привели к нам…
– Да-да…
– Моложе меня на десять лет… Потом мне сказали – он родственник главного бухгалтера.
– Да-да…
– Привели к нам в кабинет и сказали – вот ваш новый начальник, хотя…
– Да-да…
В заднице – провода, – в рифму подумал я и открыл глаза.
Передо мной переговаривались две соотечественницы из соседнего отеля.
Чей пляж располагался рядом с нашим и отличался цветом зонтиков. Я купался в полоске моря, принадлежащей именно соседнему отелю. И по большому счету, меня должны были выдворить отсюда как нарушителя границ. Но здесь никто не заботился подобными мелочами.
Отвечавшая «да-да» была мне незнакома. А рассказчицу я знал давно. Точнее, видел с первого дня.
Невысокая плотная дама примерно моего возраста или чуть моложе. Хотя и казавшаяся значительно старше из-за жуткой прически – крашеной химической завивки. И еще из-за того, что на пляж она приходила в обычном городском платье, которое снимала через голову, страшно мучаясь, поскольку в этом момент с нее вместе с платьем всегда стремился соскользнуть и купальник. При даме отдыхали две девицы. Похожие на нее – видимо, дочери или племянницы. Лет по двадцати. Одна имела кривые ноги и великолепную грудь. Другая – исключительной красоты длинные бедра при полном отсутствии бюста. Если бы из двух слепить одну, то получилось бы само совершенство. Впрочем, толку от него все равно бы не было. Химически завитая мать строжайше блюла девиц и отгоняла от них не только турок, но даже двух безобидных грузин, которые жили в нашем отеле. И сейчас обе девки с уксусными лицами колыхались в мутной воде между матерью и ее собеседницей.
Азохенвей и зайгезунд, – подумал я и погрузился с головой, потому что солнце довольно сильно припекало мою намечающуюся лысину.
Под водой все сделалось мутным и загадочным. Мои собственные ноги расплывались, камешки на дне, оживленные игрой волн, казались живыми существами. И даже длинные зеленые шнурки собственных плавок, колышущиеся в воде, казались щупальцами морского змея, нежно обнимавшего меня и даже что-то обещавшего. Я просидел так, насколько хватило воздуха.
А вынырнув, сразу услышал корявое, хоть и невероятно мелодичное:
– Йа тееба лу-ублу!
Передо мной покачивался довольно красивый турок средних лет.
Видимо, отчаявшись найти кого-то на поверхности, он принялся искать под водой. И увидев меня, заранее встал на стражу, чтобы произнести эту фразу, как только я вынырну. Мне стало жако турка; бедняга так старался, ведь снаружи не разберешь, кто погрузился, а я сделал ему облом.
– Leider, ‘ch bin keine Maedchen, – довольно дружелюбно ответил я.
Турок, рассмеявшись над собой, быстро-быстро что-то проговорил.
Видимо, извинялся. Или хотел сказать, что он ошибся, а на самом деле не имел в виду ничего дурного. Или жаловался на жизнь, вынуждавшую его ловить женщин в прибрежной воде. Мне показалось, в его речи несколько раз промелькнуло слово «алла». Скорее всего, бедняга просто божился. К сожалению, турецкий был одним из немногих языков, на котором я практически не знал ни слова.
– Бисмилля ир-Рахман Рахим, – сказал я и снова нырнул.
Вынырнув, не увидел ни турка, ни рыжей мамаши. Наверное, меня отнесло волной. Или унесло их. Или и то и другое. Зато передо мной, словно ниоткуда, возник Ибрагим.
Волосатый пожилой турок, невероятно загорелый и седой, в неизменной красной шапочке-педерастке, он содержал рыбный ресторан «Интернациональ» на углу улицы, ближайшем к нашему отелю. И день-деньской сновал по пляжу, выискивая клиентов.
Английского он практически не знал, что мешало полноценному общению с русскими туристами, среди которых языком Шиллера и Мюллера владел один из ста. И случайно познакомившись со мной в первый день, он изо всех сил поддерживал знакомство.
– Привет, как дела? – осведомился Ибрагим.
– Спасибо, нормально, – кивнул я.
Ведь у меня в самом деле все было нормально.
– Почему ты не пришел ко мне вчера? Я тебя ждал.
– Я пил с друзьями, – честно ответил я. – War sehr besoffen…
– Ты мог бы выпить и у меня, – возразил турок.
И тут же добавил, посмотрев на мой браслет:
– Для тебя, разумеется, это было бы абсолютно бесплатно. Рекламная акция. Ты мог бы выпить и поесть вкусной рыбы…
– Sehr gut, – кивнул я. – Обязательно приду сегодня.
Этот диалог приходил между нами каждый день. Сразу оценив мои знания языков и способность к общению, Ибрагим усиленно приглашал меня работать у него. Служить кем-то вроде зазывалы и переводчика одновременно. Предприимчивый турок не только содержал ресторан – он организовывал экскурсии, выезды на рафтинг и сафари, помогал сдавать машины, и так далее. Препятствием служило незнание английского и отсутствие помощника. Он предлагал мне работать за процент с каждого привлеченного туриста. Обещал золотые горы. Спрашивал, когда у меня заканчивается отпуск и говорил, что может устроить меня еще на две недели в собственных апартаментах, с условием, что я буду целый день находиться в его ресторане и обрабатывать руссо туристо… Я соглашался; спорить было бесполезно. Ибрагиму очень хотелось заиметь такого менеджера. Если бы он знал, что помимо разговора, я пою песни на пяти языках, почти профессионально танцую и пью, как бочка… То он бы, наверное, просто увел меня с этого пляжа и посадил на цепь у себя в ресторане; поскольку второго такого «помощника» он не нашел бы, даже пройдя все побережье.
Но мне не хотелось работать на турка – даже в нынешнем состоянии, даже исходя из таксы в 5 евро за каждую русскую голову. Я приехал сюда отдохнуть. Отдохнуть, вернуть себе силы перед очередным броском в черную пучину жизни, развлечься и забыть обо всем. А вовсе не горбатиться, обманывая своих соотечественников – что, честно говоря, я делал бы с большим удовольствием – и обогащая самого Ибрагима.
Но турок мне нравился, обликом он напоминал Хемингуэя, которого я почти не читал, но сильно уважал за некоторые высказывания. Поэтому каждый день я обещал прийти «сегодня вечером».
– So bis zum Abend! – сказал Ибрагим.
– Bis zum Abend, abgemacht, – успокоил его я.
И пошел к берегу, разводя волну.
Мои руки-крылья устали.
Баки в самом деле были пусты, им требовалась срочная дозаправка.
Ждать воздушного заправщика здесь не приходилось, и я был вынужден разворачиваться на базу.
Баров имелось несколько и работали они в разное время, включая уже упомянутый мною ночной на крыше, где пили в основном за деньги.