Дерево красной птицы. Пробуждение огня
Шрифт:
– То вы были бы уже мертвы, – холодно осадил его министр Ён, и принц бессильно разжал пальцы. – Либо лишены титула. Но и в том и в другом случае спасти Кымлан вам бы не удалось.
Он сделал паузу и тяжело вздохнул. Облокотившись на гладкую столешницу, устало потер высокий лоб и расправил смятый воротник..
– Я мог бы хотя бы попытаться, – проронил Наун.
Конечно, все они были правы: и Чанмун, и отец, и эти прогнившие старики в Совете. Только это нисколько не уменьшало боль, которую испытывал принц от мысли, что ничего не сделал для спасения Кымлан
– Ничего бы не изменилось, и вам это
Министр плеснул вина в свою пиалу и выпил залпом.
– Уверен, она хотела, чтобы вы жили дальше. Она ведь тоже любила вас и желала вам счастья.
Горло схватило спазмом, и Наун судорожно вцепился в край стола, сдерживая готовые прорваться сквозь плотину отчаяния слезы. Он ведь не пролил ни одной слезинки с тех пор как Совет отказался принять условия мохэ. Не разрешал себе плакать, потому что где-то в глубине души тлела сумасшедшая надежда, что Кымлан может быть жива.
– Как я могу жить дальше, если ее больше нет? – этот вопрос был задан в пустоту.
– Тем более ее смерть не должна быть напрасной! – горячо зашептал министр, наклонившись вперед. – Кымлан не стала убегать, а осталась сражаться. Она не только ваша возлюбленная, но и подданная Когурё, и вы лучше всех знаете, как сильна была ее верность. Очнитесь, прошу вас! Живите, чтобы ее жертва была не напрасной!
– Но как… как это сделать? Мне тошно от самого себя… – Наун опустил лицо в ладони, провел пальцами по распущенным волосам.
– Стать сильнее. Укрепить свое влияние при дворе, чтобы старикашки, которые отправили Кымлан на смерть, считались с вами! Тогда вы больше не испытаете то ужасное чувство безысходности, которое уничтожает вас сейчас. Мне больно видеть, что Первый советник смотрит на вас свысока, считая малодушным и слабым. Он изначально сделал ставку на наследного принца и выдал свою младшую дочь за него замуж, чтобы в будущем стать тестем короля. Представляете, какой огромной силой теперь обладает принц Насэм, имея такого могущественного родственника? – темные глаза министра сверкали огнем. Наун никогда не видел, чтобы обычно спокойный и рассудительный чиновник был так взволнован.
– Вы хотите, чтобы я стал политическим противником собственного брата? Этого никогда не будет! – повысил голос принц.
Дворцовые интриги, которые плели министры, всегда были ему глубоко противны. Он считал, что королевская семья должна быть выше этого. А Ён Чанмун сейчас пытался втянуть его в это недостойное дело, настраивая против брата. И уже не в первый раз.
– Я всего лишь хочу, чтобы вы заняли при дворе место, которого достойны, – министр внимательно разглядывал Науна, будто пытался узнать, искренен ли он. – У вас горячее и преданное сердце, и вы можете многое сделать для Когурё.
– Мне безразлична политика, – равнодушно пожал плечами принц. Все его мысли сейчас занимала только Кымлан.
После разговора с министром Наун вновь погрузился в свое одиночество. Опять дни потянулись бесконечной чередой. Лишь иногда ему снилась Кымлан. Растерзанная, с окровавленным лицом, она протягивала к нему руки, и в глазах ее была такая отчаянная мольба, что Наун просыпался в слезах. Безысходность, боль и неподъемная вина вновь разрывали душу.
Сестра всерьез беспокоилась о брате, который зачастил в город, где напивался до беспамятства. Не раз верный Набом приносил хозяина на спине, и Ансоль тайком открывала им потайную калитку, чтобы отец не узнал о безобразном поведении сына.
Наун ходил в тот трактир, где они часто бывали с Кымлан. Прокручивал в памяти их первый скомканный поцелуй по дороге домой и нелепое объяснение. Это было неловко, но очень искренне. Кымлан стала первой женщиной, которую он полюбил, и в тот момент принц просто не знал, как правильно выразить свои чувства. Если бы можно было вернуться в прошлое, он бы сделал все иначе.
Хозяйка трактира хорошо знала и его и Кымлан, поэтому ничего не спрашивала и молча наливала убитому горем молодому господину рисовое вино.
В один из таких вечеров Наун опять пришел, чтобы забыться, и по привычке занял самое дальнее место возле покрытого соломой забора. Он специально избегал людей и любопытных глаз, желая просто погрузиться в свое горе. Но не успел он налить себе вина, как над его головой прозвучал звонкий девичий голос:
– Эй, господин! Кто ж вам разрешил занимать чужое место?
Наун поднял голову и обомлел: рядом с ним стояла молодая высокая девушка в мужской одежде. На миг ему почудилось, что это Кымлан, и сердце едва не вылетело из грудной клетки. От потрясения и неожиданности принц вскочил на ноги и схватил незнакомку за плечи, жадно ища в ее лице любимые черты. Но взглянув в чужие глаза, он понял, что это не Кымлан. Вспыхнувшая надежда ледяным осколком упала под ноги, разлетевшись на куски.
– Вы что себе позволяете! – девушка сердито сбросила его ладони, гневно сверкнув глазами.
«Нет, конечно это не она…» – Наун обречено уронил руки и плюхнулся обратно на деревянную скамью. Внешность незнакомки была более миловидной и женственной, чем у Кымлан: большие ясные глаза, маленькое личико, полные сочные губы. Да и взгляд совсем другой: властный и гордый. Типичная аристократка. Эти догадки подтвердили два вооруженных воина, тут же закрывшие собой хозяйку.
– Спасибо, очень вовремя, – ядовито бросила она им. – Господин, – она вновь обратилась к Науну и даже постучала костяшками по деревянному столу, – я пришла сюда первая. Пока разговаривала с хозяйкой, вы уже заняли мое место. Прошу вас уйти.
Наун, раздраженный тем, что эта девица все донимает его и не дает вернуться в привычную пустыню его горя, поднял на нее сердитый взгляд.
– Я бываю здесь почти каждый день, госпожа. Это место мое. Вы можете выбрать любое другое, – он обвел широким жестом свободные столы и наполнил глиняную чашу.
– Мне все равно, как часто вы сюда приходите, но сегодня вам придется сесть в другом месте, – в голосе надоедливой девчонки послышались стальные нотки.
– Сколько вам заплатить, чтобы вы наконец ушли и оставили меня в покое? – траурное настроение было безвозвратно разрушено, Наун раздосадованно вскочил на ноги. Аристократка смерила его презрительным взглядом, сложила руки на груди и сказала: