Дерево красной птицы. Пробуждение огня
Шрифт:
Да, организовав этот поход, он поступил безрассудно, но просто больше не мог смотреть в глаза несчастным, которые, связанные словно скот, печальным караваном уходили на чужбину. Как будущий вождь он чувствовал себя ничтожным и бесполезным предателем, неспособным на главное – защиту своего народа.
– Если Когурё узнает, что нападение на принца твоих рук дело, они уничтожат нас, – сказал вождь племени Хэйшуй, хан Кимун. Он был хитрым и изворотливым правителем, который никогда не начнет войну, если не будет уверен в победе. – Поэтому торг здесь не только не уместен, но и губителен для всех
– Вы совсем потеряли гордость! – вспыхнул Мунно, но усилием воли заставил себя сидеть ровно и спокойно. – Чем ниже мы склоняем голову, тем глубже нас втаптывают в грязь. Неужели вы этого не понимаете? Мы покажем Когурё, что оно должно с нами считаться! Мохэ не их рабы!
– Допустим, – обманчиво мягко сказал Кимун. – Ты упустил принца, но взял в плен генерала, приближенного Науна, который был его правой рукой.
Мунно неохотно кивнул, интуитивно чувствуя, что они коснулись опасной темы.
– Я понимаю логику твоих поступков. Ты подумал, что из-за знатного вельможи Когурё может уступить. Однако я слышал, что тем генералом оказалась девчонка, – вождь неприятно ухмыльнулся, и на щеках Мунно выступили красные пятна. На это нечего было возразить. Мунно поймал руками пустоту, и это было правдой.
– Как хорошо вы осведомлены о том, что творится в нашем племени, хан. Восхищаюсь вашими способностями, – холодно проронил Мунно, лихорадочно ища в уме доводы, способные убедить совет.
Но примчавшийся Даон повернул обсуждение в совершенно неожиданную сторону.
Он доложил, что девчонке стало совсем худо, и один из пленных умолял спасти ее в обмен на тайну Когурё. Это известие воодушевило вождей и убедило в том, что Мунно вложил им в руки действительно сильный козырь. На рассвете гонец отправился с письмом к Владыке.
Ответ пришел через семь дней, и, вопреки ожиданиям, стало ясно, что враг на переговоры идти не намерен. Все было напрасно. Оставалось решить, что делать с пленными и как обезопасить себя от военной угрозы, которая теперь нависла над мохэ черной тучей. Когурё не прощало такой дерзости.
– Значит, все было ложью, – Мунно швырнул под ноги Кымлан белую ткань, исписанную черными символами, на которых стояла печать государя Когурё.
– Пророчество существует, – возразила она, медленно поднимая с пола послание. Разгладив на коленях измятое полотно, Кымлан как будто бы с нежностью провела пальцами по начертанным знакам. – Только в него никто не верит.
– Из-за этого они отказались тебя спасти? – Мунно не понимал, почему девушка не отводит глаз от письма, в котором Владыка отрекается от нее и отправляет прямиком на смерть. – Потому что…
– Потому что я женщина, разве не очевидно? – Кымлан подняла на него болезненно блестящие глаза и, аккуратно свернув послание, сунула его за пазуху, словно это было самым настоящим сокровищем. – Разве может женщина вдруг стать героем? Все посчитали, что это ошибка.
– Но не ты, – Мунно внимательно наблюдал за пленницей. Ему вдруг стало любопытно. До этого момента он не только не видел в ней женщину, но и не рассматривал как человека. Единственное слово, которым он называл ее про себя, было «враг». Теперь же он вдруг подумал, что она была человеком, собственно таким же как и он и другие мохэсцы. Ей было больно, страшно и обидно. Но вместо того, чтобы покориться обстоятельствам, она решила идти напролом. И вот чем все закончилось.
«Воин Когурё»? Да какой из нее воин! Кымлан… Даже имя ее нежное и благозвучное как нельзя лучше подходило девушке. Высокие скулы, мягкий овал лица, пухлые губы – ну какой из нее солдат? Если бы не то Пророчество, возможно она уже была бы невестой какого-нибудь знатного человека, носила шелковые платья с широкими, доходившими до пола рукавами, которые были в моде у когурёсских дам, и готовилась стать хорошей женой и матерью. Но вместо этого она ждет смертного приговора с перевязанным плечом, рана на котором едва затянулась. Ужасная судьба для юной девушки.
– Я всю жизнь росла с мыслью, что мое предназначение – преданно служить моему народу. Когурё для меня – все. Все, что мне дорого, находится там, и… – она на секунду запнулась, – даже маленькая весточка из родного края для меня сейчас ценнее всех богатств мира. Даже если я всю жизнь заблуждалась, мои чувства были искренними. И я ни о чем не жалею.
Кымлан затихла, глядя в пол, будто смутилась своей внезапной откровенности. В груди что-то заныло, и Мунно поспешно отвернулся, пытаясь сбросить наваждение. Он сочувствовал попавшей в беду женщине, и ее безоговорочная верность вызывала восхищение. Таких подданных нужно было ценить больше золота, но видимо Даон был прав: когурёсцы безжалостно разбрасывались талантами и были равнодушны к истинной преданности. Мысль о том, что жизнь юной девушки должна будет завтра оборваться возле Священной рощи, была невыносима и почему-то злила. Он развернулся и, взбежав по ступеням, вышел за дверь.
Мунно был уверен, что солдат казнят, и считал ужасной расточительностью убивать здоровых, сильных мужчин, которых можно выгодно продать работорговцам в Цзинь или Силлу. А Кымлан… Нет, нельзя поддаваться слабости! Это всего лишь когурёсская девчонка, которая не знала своего места и ввязалась в то, что ей оказалось не по зубам. И не вина Мунно, что завтра она умрет! Она враг, и должна остаться врагом.
С такими мыслями он подошел к стойлу и приказал отвязать Исуга. Мощного черного коня подвели к хозяину, и юноша ласково погладил блестящую шею. Исуг был ему верным другом вот уже семь лет, с тех пор как отец подарил ему на десятилетие молодого породистого жеребца. Он не раз выносил Мунно из казалось бы безнадежных схваток с тюрками и киданями. Конь был очень умным и удивительным образом чувствовал своего хозяина.
Однажды Мунно отправился вместе с дипломатической миссией в империю Цзинь, и по дороге на них напали разбойники, которых в горах было бесчисленное множество. Отряду мохэсцев едва удалось отбиться и сохранить дары, которые они везли Императору Поднебесной, но Мунно тогда сильно пострадал. Загнанный в угол разбойниками, он был вынужден прыгнуть в горную реку и едва не утонул. Несколько дней его искали по всему ущелью, но не могли отыскать. И только Исугу удалось найти хозяина. Мунно до сих пор помнил теплое дыхание коня и ворсистую влажную морду, которая теребила его, тыкалась в щеку, пытаясь привести в чувства.