Деревянные облака
Шрифт:
Он вынес их, сделал копии, а когда возвращали на место, то его и Нечипоренко застал в помещении случайно вернувшийся эксперт следственной комиссии. На этом месте его лицо каменело. Он вспоминал эту позорную сцену. А потом он повеселел и неожиданно спросил, нет ли у меня знакомого сетевика, способного переступить Конкордат?
Я уставился на него. Прокеш, не смущаясь, заявил, что жизнь несколько продолжается, а терять ему нечего. Единственное, что остается, – довести дело до конца. Тогда хоть можно героически идти ко дну с чувством исполненного долга. И снова спросил, кто из моих друзей мог бы слегка нарушить правила.
Видя
– Вообще у тебя есть хоть один друг?
– Кажется, есть, – ответил я. – Но он уже немного нарушил правила, а что касается Конкордата, так он просто ноги об него вытер.
Прокеш на секунду застыл, потом качнул головой и расхохотался.
– Хорошо, – сказал он, – найди мне любого сетевика, я с ним сам поговорю!
На остановке несколько человек вяло ругали опаздывающую платформу. С утра немного побаливала голова. Я хотел отлежаться в ереванской квартире. Там тихо, хорошо, никого нет. Лечь на диван, закрыть глаза. Можно включить релакс и поспать часок-другой под его тихое мурлыканье.
Зачем Прокешу понадобился сетевик, я не знал. Где я его найду? Вот сейчас запрошу профтранс – требуется, мол, сетевик с задатками авантюриста. Обращаться по адресу. «Ищите по всем адресам – не найдете!» Чьи это были слова? Из песни какой-то! Глеб ее пел, Глеб Карамышев! Где же он теперь? Я даже не знаю, остался ли он в Институте. У него были какие-то неприятности с семьей, кажется, скандальные. Глеб у нас работал наладчиком, потом вместе со мной испытателем, а до этого… Точно! Работал в Сети, куда неоднократно грозился вернуться из нашего скучного заведения. Итак, Глеб!
Опустилась платформа с двумя зелеными полосами. Мой маршрут. Сидя на скамейке, я безучастно смотрел, как выходят, входят, рассаживаются. Опустился прозрачный колпак, платформа снялась и ушла за крыши. Мчатся, суетятся, ищут.
А я чем занят? Вроде бы ничем, но при этом, с утра перебирая в голове знакомых и полузнакомых, вспоминал, кто из них имел отношение к Единой Сети. И Глеба вспомнил не случайно. Умеет Прокеш заводить людей.
Он изменился на глазах. Не так давно боялся вызова в комиссию, чтобы не оказаться нарушителем этики. А сейчас попрал Конкордат, да еще других подбивает. Не помню, встречал я когда-либо таких остервеневших энтузиастов.
Я пропустил две платформы, вздохнул и поднялся со скамейки.
Можно разругаться с Прокешем. А что дальше? Исчезнет Прокеш, исчезнет ожидание… Чего? Разгадки тайны? Нет! Какой тайны? Действительно, имело место необъяснимое Происшествие. Но есть специалисты, а если они не справляются, то эксперты свой сертификат честно отработают. Эксперты, правда, не всемогущи, но на самый крайний случай есть мотиваторы. А вот если все синхронно разводят руками, то тем более не надо размахивать ими, лезть не в свои дела, ломать дрова и мутить воду. Что-то еще было… Да – не надо еще садиться не в свои сани. Прокеш умеет замечательно лезть, ломать и мутить, вовлекая при этом людей посторонних в смутные догадки, неясные подозрения и расплывчатые страхи. Прижимая пухлые руки к своему животу, взволнованным шепотом излагает он заурядные вещи, и вдруг они приобретают новый зловещий смысл. Правда, не очень понятно – какой! Как он умеет связывать явления, предметы и людей в одну паутину! На глазах возникают неожиданные соединения, и затылок леденеет от предвкушения, что вот сейчас, сию минуту такое начнется! Приключения духа и тела, развязка и апофеоз. Но ничего не происходит, и вряд ли что-нибудь произойдет.
Остается ожидание. Смазанное, рыхлое, пополам с досадой, тщательно забываемое, но ожидание…
С площадки хорошо просматривалась улица. У перекрестка я заметил кабину городского терминала. Обрадую Прокеша сетевиком!
В городе жарко. Прохожих почти нет. Изредка медленно проплывает открытая туристическая платформа.
Я шагал по плитам, а когда до терминала оставалось несколько шагов, из-за угла появилась высокая, чуть располневшая Зара и с неизбежностью судьбы пошла мне навстречу.
– Хорош! – сказал она, критически оглядев меня после приветствий. – Уходя, ты обещал позвонить завтра утром. Сейчас почти утро, а «завтра» растянулось на годы.
– Отлетает тополиный пух, – начал я улыбаясь.
– Ожидая, испустила дух! – подхватила она. – В отпуск?
– Нет. Работаю я здесь. – Кивок в сторону счетверенных коробок Института.
– Ах ты, мерзавчик! – подняла голос Зара. – В двух шагах от меня, и ни разу не возник! Впрочем, – она прищурила глаза, – говорят, у тебя жена строгая. Где ты ее прячешь?
– Она там, на Марсе.
– А ты здесь, – констатировала она. – И давно?
– Давно.
«Вот оно что!» – означало выражение ее поджатых губ.
– Вот оно что! – сказала она. – Ну, пошли!
– Куда?
– Сюда! – Она ткнула пальцем в дом напротив. – Или ты забыл?
Квартиру Зары я узнал не сразу. В прихожей появился толстый ворсистый ковер, вместо желтой зеркальной стены – сиреневая. Большая комната стала еще больше. На одной стене висело большое перо, наверно, страусиное. На другой мерцал и переливался видеопласт, судя по темной кайме – первая запись. Один за другим бегали зеленые овалы, время от времени тонкие, разноцветные пунктиры пересекали их в разных направлениях, тогда овалы распухали, распадались багровыми кляксами, кляксы вздувались в перламутровые желваки. Желваки расползались по стене, частью таяли, а некоторые возвращались и с чмоканьем впрыгивали в овалы. Что-то новомодное.
– Бояджян! – гордо сказала Зара.
– Поздравляю, – ответил я. – Очень рад. Ничего не понимаю!
– Одичал ты на Марсе. Это же «Опровержение гаммы номер два»! Знаменитая вещь!
– Ну, если номер два, тогда конечно! Тогда все понятно.
Она фыркнула и ушла переодеваться.
С Зарой всегда хорошо, весело, просто. В ее присутствии хочется быть легкомысленным, говорить и делать глупости. Ее добродушные глаза, крупный нос и могучая грива черных волос радуют глаз и веселят сердце – так сказал однажды Амаяк. Он, кстати, нас и познакомил.
– Чем кончилось твое увлечение экзотикой? – донесся голос Зары из-за стены. – Молчишь? Ну, молчи!
Я осмотрел комнату. Терминал в углу, рядом с окном. Присев на длинный тюфяк, я мазнул по сенсору справочной. Возникла пожилая женщина с седой косой, аккуратно уложенной на затылке. Назвал фамилию и имя Глеба, вспомнил отчество – Николаевич, предположительное место работы и жительства. Код сертификата, естественно, не знал. Рабочий номер связи не помнил. Женщина неодобрительно вздела брови, попросила не отключаться и исчезла. Был бы я мотиватором, поиск длился бы несколько секунд, без всяких посредников. Просто набрал бы имя-фамилию, и получил бы все, что есть о Глебе.