Держава (том третий)
Шрифт:
Аким старался о Натали не думать, убрав с глаз долой все реликвии: коралловые бусины и фотографические карточки, где снят был вместе с ней.
Мадам Камилла, проставляя фамилии с лежащего перед ней списка, писала пригласительные билеты, роль которых выполняли открытки с видами Петергофского фазанника.
«Бесприданницу взяли, — язвительно улыбалась она, набрасывая текст. — Небольшая деревенька где–то под Нижним Новгородом… Заложенная и перезаложенная. Я всегда знала, что младшие Рубановы — плебеи. Таких и жён себе выбирают», — полюбовавшись своим красивым почерком, прочла: «Его превосходительству
В день бракосочетания сына своего с девицей Варницкой Ольгой Николаевной, покорнейше просим Вас пожаловать на бал и вечерний стол, имеющий быть 8 июля 1905 г. в ресторане «Кюба». Венчание имеет место быть в церкви Спаса Нерукотворного Образа, что на Конюшенной площади, в 4 часа пополудни».
«А как до нашей свадьбы этот паразит Аполлошка романтично писал: «Любезная Камиллочка. Тысячу раз целую Ваши белые ручки и приглашаю в следующее воскресенье на утреннее гулянье в Летнем саду и горячий кофей в китайском домике. Всегда Ваш. Аполлон». — Стёрла пальцем скатившуюся слезу. — Совсем хорошие манеры растеряла», — достала платочек и громко высморкалась.
В ночь перед венчанием, Аким, как когда–то давно, ещё до войны, положив подбородок на скрещенные руки, не моргая, глядел на бутылку красного вина, таинственно мерцающего от огонька свечи.
Унося время, тикали настенные часы.
На столе в беспорядке лежали несовместимые по своему характеру вещи: чернильница с торчащей из неё ручкой, пригласительные открытки, букетик завядших полевых цветов, что на прогулке за город собрала Ольга. Библия. Наган. Рассыпанные карты — играл с Олегом и братом, убежавшим всё же, из госпиталя. Наполовину наполненный вином бокал и в нём три коралловые бусины, которые зачем–то достал из шкатулки, и приткнутая к бокалу карточка из прошлой жизни, где он напряжённо смотрит на фотографа с пышным бантом на шее, а Натали сидит в кресле с улыбкой Джоконды. Таинственной, как искрящееся от свечи вино, — встряхнул бутылку и залюбовался загадочными пузырьками: «Была зима, когда я так же грустил о ней, и летели серебристые снежинки… А сейчас, хотя и лето, с деревьев полетели первые жёлтые листья… И я видел жёлтые капельки дождя, стекающие с жёлтых листьев… И их черное отражение в чёрной глади озера… Жёлтые глаза и жёлтые листья… Чёрная вода и её чёрные волосы… Она растворилась в природе и мне от неё не уйти… Фата паутины на ветке берёзы и коралловые бусы на рябине… Гадать не ходи, всё ясно и так…», — отпил из бокала, всмотревшись в три красные рябиновые ягоды на дне.
В церковь всей семьёй ехали в карете.
Волнуясь, Ирина Аркадьевна, на взгляд супруга, болтала всякую чепуху, думая совершенно о другом.
— Друг мой, — обратилась к мужу, — ну почему в твою голову пришла идея — венчать сына в Конюшенной церкви… Я понимаю… Профессиональная тяга: «Всё ли в ресторане подготовили?» — пронеслась мысль. — Здесь ведь Александра Сергеевича Пушкина отпевали в феврале 1837 года. А в марте 1857 — отслужили панихиду по скончавшемуся в Берлине Глинке… Прости Господи.., — перекрестилась она.
— Зато сегодня день Казанской иконы Божией Матери, что очень хорошая примета для бракосочетания… А в шестидесятые годы прошлого века здесь венчался сам Березовский.
— Какое счастье… Березовский венчался…
— Не одесский финансист Березовский, а известный церковный
Смех закончился сухим кашлем.
— Глебушка, грудь не болит? — заволновалась мать.
— Со мной всё в порядке. Лучше Акима держите. По–моему, он из кареты выпрыгнуть собирается…
— Бежать уже поздно. Но Конюшенную площадь въезжаем, — беззаботно хохотнул Максим Акимович.
— От судьбы не убежишь! — выходя из кареты, промолвил Аким.
— Что так мрачно, сынок? — похлопал его по плечу отец. — Я в своё время тоже хотел убежать, но, слава Богу, не удалось… Гости собрались, — остудил пыл хотевшей что–то сказать жены, нежно взяв её под руку.
Оркестр Павловского полка загремел туш.
— Ур–ра! — закричали офицеры полка, прибывшие по такому случаю из Красносельского лагеря.
Генералы Щербачёв и Троцкий подошли поздороваться к Рубанову–старшему. Офицеры, во главе с Ряснянским, в лёгкую уже принявшие на грудь, принялись качать виновника торжества. Ирина Аркадьевна влилась в компанию кумушек: графини Борецкой, княгини Извольской и баронессы Корф.
— Опаздывает невестушка, — поджала губы баронесса.
— Так и положено, — вступила в полемику Извольская.
— Мужей сразу следует брать в руки, — поддержала её Борецкая.
— Шаферы, вы где? — спустился, наконец, на грешную землю с горних высей Аким, оправляя белый китель.
— Здесь, ваше превосходительство, — выступили вперёд Гороховодатсковский с Будановым.
— Во–первых, вот вам деньги, угостите мою роту… Во–вторых, вы, господин Буданов, шафер моей невесты. А вы, сударь Гороховодатсковский, надо мной венец держать станете. От этого будет вам счастье, радость и скорая женитьба, — на оптимистичной цыганской ноте закончил инструктаж жених.
— Да-а! Непростое дело — жениться, — выразил общее мнение Ряснянский. — А вон и невеста прибыла, — кивнул головой в сторону подъезжающей кареты. — Прощайте, мой друг, — пожал руку Акиму, развеселив офицеров.
«Какие у меня красивые сыновья», — залюбовалась детьми Ирина Аркадьевна, с нежностью глядя на статных, в белых кителях с орденами, молодых офицеров.
— Ступай, Аким, получать Божие благословение, — перекрестила она сына, расцеловалась с матерью Ольги и поздоровалась с невесткой.
В притворе храма, как их учили, обручающиеся встали отдельно: Аким справа, Ольга — слева. Священник вынес из алтаря Крест и Евангелие, затем епитрахилью [8] соединил руки жениха и невесты.
8
Епитрахиль — по–славянски «нагрудник» — символ власти Христовой, данной священнику.
Аким почувствовал, как засосало под ложечкой, а Ольга — неземное счастье.
Перекрестив зажжёнными свечами, протянул их молодым. Приняв свечи, они тоже перекрестились и подождали, пока священник возвратится с кольцами, лежащими в алтаре на святом Престоле.
«Господи! Как ужасно чешется нос, — перекрестился Аким. — Явно к выпивке».
Шаферы, волнуясь не меньше молодых, приняли кольца и, согласно ритуалу, трижды произвели их обмен между женихом и невестой.
Певчие запели: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!», и Аким с Ольгой, ведомые священником, направились в центральную часть церкви, встав перед аналоем на белое подножие.