Держава (том третий)
Шрифт:
— Полностью согласен с Сергеем Юльевичем, — зарычал тот гвардейским басом. — Но так же разделяю мнение адмирала Дубасова, — поразил племянника обычно прямолинейный, как штык, дядюшка. — Если понадобится, мы умрём как один, — на минуту задумался — чего сказал. — Но будет ли от этого польза России? Внутренний враг оказался намного мощнее внешнего, и прежде следует расправиться с ним… Со временем мы расколошматим и японезов… Но не сегодня. Необходимо немедленно, — произнёс по слогам, глядя на племянника. — Немедленно сделать попытку к выяснению условий мира. Я глубоко предан России, но считаю,
«Ну вот! Теперь узнаю дядю Володю. Всё предельно ясно. России нужен мир».
Неожиданно великому князю возразил член Государственного совета генерал от инфантерии Рооп:
— Не могу согласиться с великим князем, что мир следует заключать немедленно. Это будет осознание своего бессилия. Для России оно не приемлемо. Наши войска отдохнули. Они свежи и готовы побеждать. — Я — за продолжение войны до победного конца, ваше величество, — хмуро уставился на костяшки пальцев, и поправил перстень на одном из них.
Эта решительность воевать и патриотизм поставили Владимира Александровича в неловкое положение.
— Неужели вы думаете, что я хочу унижения России, предлагая начать переговоры о мире, — вдохновился великий князь, видя, как утвердительно, поддерживая его, кивает головой Витте. — Не на посрамление или унижение я предлагаю идти, а на попытку узнать, на каких условиях мы будем говорить о прекращении неудачной для нас войны, — уже оправдываясь, глянул на Роопа, а затем на военного министра.
Тот принял этот взгляд за предложение выговориться и неожиданно для великого князя принял сторону генерала Роопа:
— При нынешних условиях кончать войну невозможно! — безапелляционно заявил он, поразившись себе: «По–моему, отставка обеспечена», — «закусил удила». — Это уронит престиж России и выведет её из состава великих держав. Следует продолжать войну и побеждать врага… Внутренний разлад не уляжется: «терять уже нечего». — Да, да, не уляжется, — загремел в полный голос, — если кончить войну без победы… Получаемые на мои вопросы комментарии говорят о желании армии продолжать борьбу с врагом для сохранения достоинства и военной чести России, — задохнулся от испытанного эмоционального напряжения и замолчал.
Воодушевлённый поддержкой военного министра слово взял член Госсовета генерал Рооп.
— Ваше величество, — по привычке встал и тут же уселся в кресло по взмаху царской ладони. — В вопросах о мире и войне необходимо считаться с мнением народа. По статье шестой Положения о Государственном совете, народ может привлекаться к суждению о войне и мире! И даже должен быть привлечён, — в волнении поправил кольцо на пальце. — Война успешна будет тогда, когда существует единодушие властей и народа. Переговоры о мире, полагаю, не улучшат внутреннего положения.., а усугубят его.
Витте хотел возразить, но сдержался, предоставив эту честь кому–нибудь другому.
Барон Фредерикс, видя напряжённые лица дяди и племянника, почувствовал, что разговор потёк ни по тому руслу, и счёл нужным высказать своё мнение.
Но
— Я всей душой разделяю мысли генерал–адьютанта Сахарова и члена Госсовета генерала Роопа, что мир заключать не следует из–за ущемления престижа России.., — заметил мимолётно проскользнувшую гримасу неудовольствия на царском лице, и как опытный царедворец с большим стажем на придворной должности, понял, чего от него требуется, и тут же перешёл от логической стороны точки зрения к эмоциональной, но необходимой государю. — Однако, по моему глубокому убеждению, необходимо узнать, на каких условиях японцы готовы прекратить войну, — обрадовался, что Николай благожелательно глянул на него, и продолжил: — И ежели условия приемлемы и не сильно ущемляют интересы России, то следует заключать почётный мир.
— Каковы бы ни были условия мира, они, безусловно, разрушат престиж России, — заупрямился Рооп. — Это будет поражение, которое начнёт разъедать Россию… Народ, когда запасники разъедутся по деревням и весям, трудно будет удержать от мысли, что государственный режим недостаточно твёрд, и они захотят проверить его на прочность, что ещё более усугубит тяжёлое внутренне положение России.
— Эти бесконечные споры никогда не приведут нас к решению, — сломал красный карандаш, который нервно крутил пальцами, Николай. — Скажи–ка, дядя…
«Ведь недаром, Москва, спалённая пожаром, французу отдана?!» — мысленно продолжил Витте, с трудом скрыв усмешку.
— … если мы продолжим войну, сумеем ли победить?
— В течение года — несомненно, — растерялся Владимир Александрович.
— И много ли потребуется человеческих жертв с нашей стороны?
— При удачном раскладе — сто, при неудачном — двести тысяч человек.
— Господа! Решено! Не станем губить русские души… Начинаем мирные переговоры, — подвинул к себе исписанный лист и огрызком красного карандаша начертал размашистую подпись.
От предложения возглавить российскую делегацию на переговорах с Японией, отказались сначала посол в Париже, Нелидов, сославшись на некомпетентность в дальневосточных делах, а затем и посол в Риме Муравьёв.
«Господи! Кто бы знал, как не хочется назначать главным переговорщиком этого лиса — Витте… Но за него просит Фредерикс и дядя», — неохотно поставил подпись на подготовленной бумаге Николай.
14 июля 1905 года немецкий пароход с российской делегацией на борту покинул французский порт Шербур, направившись к берегам Северной Америки.
С неменьшими нервами происходил выбор переговорщиков и обсуждение условий мира и во властных структурах Японии.
Кабинет министров определился с требованиями и император Мацухито санкционировал их.
В следствие сложности миссии, выбор представителей стал трудной задачей для японского правительства. Премьер–министр Кацура просил императора назначить переговорщиком одного из ближайших своих советников — гэнро Ито.
— Более всего подошёл бы президент Тайного совета маркиз Ито. А помощником к нему — министр иностранных дел Комура.