Держи меня крепче
Шрифт:
— Так и сказал? — ухмыляется Ларинцев. — И кто же этот камикадзе?
А я уже знаю. Мне ответ не нужен. Лёгкий холодок превращается в озноб, и я обхватываю себя за плечи, наблюдая, как меня сегодня второй раз настигает призрак из прошлого. На освещённую фарами автомобилей площадку выходит Влад.
Глава 36
На середину импровизированного паркета выходит какой-то парень и громко объявляет начало батла. Коротко знакомит всех присутствующих с условиями, напоминает, что это дружеские соревнования, поэтому из призов — только очерёдность выступления на следующих.
Максим с Иваном что-то обсуждают в стороне. Я
— Максим, не надо, мне это не нравится, — удерживаю Ларинцева за рукав, когда тот идёт в сторону центра круга.
— Всё хорошо, Пёрышко, — улыбается и мягко сжимает мои пальцы, вцепившиеся в его толстовку. — Это просто танцы.
Весь народ, и я в том числе, сходится теснее кругом к площадке. Мне тревожно. Я помню Влада ещё практически подростком, и понятия не имею, каков он сейчас.
— Открывать будет Макс как хозяин паркета, — негромко сообщает мне Маша, становясь рядом. — Посмотрим, что за команда, конечно, но, думаю, они уедут отсюда с кукишем. Бросить вызов Максу — это слишком. Кто вообще этот чувак?
— Его зовут Влад, — отвечаю, а сама не узнаю свой голос, охрипший от напряжения.
Две машины начинают моргать фарами, и народ вокруг затихает. Акуленко стоит со своими ребятами по одну сторону, Максим с Иваном по другую.
Фары и других автомобилей начинают синхронно моргать, когда вдруг врубается резкий гитарный риф, под который на середину паркета выходят Иван и Максим, а потом свет становится неподвижным.
— Они будут танцевать вдвоём? — спрашиваю у Маши, не сразу замечая, что ухватила её за предплечье.
— В начале. Они часто колбасят в паре, но сейчас, скорее всего, Ванька будет просто ассистентом на трюках.
— Трюках? — холодею изнутри.
— Смотри, — Маша кивает на происходящее на паркете.
Оказывается, этот жуткий пилящий звук был лишь вступлением, потонувшем в криках, когда зазвучали более тяжёлые и агрессивные аккорды. Я узнаю эту песню, сегодня она играла в машине у Максима. Слышны неприличные слова на английском, грубый голос поёт от том, что к чёрту нужно посылать социальное давление и ориентироваться на свои мысли. А в это время Иван и Максим начинают двигаться. Ларинцев делает поворот и замирает, скрестив руки с сомкнутыми кулаками перед лицом. Ваня впереди выполняет что-то типа локинга, но только довольно быстрого и куда более агрессивного, через несколько тактов отмирает Ларинцев и присоединяется к нему. Их движения разобщены, каждый исполняет свою партию, но в то же время они на одной стороне и ведут претензионный диалог с публикой. Максим делает сальто назад через руки, замирает в плоском мосту, позволяя Ивану встать ему на живот ногами, а потом спрыгнуть высоким сальто в перевороте.
Пока больше похоже, что Максим Ване ассистирует, а не наоборот. Но я уже достаточно узнала о Ларинцеве, чтобы понять, что он заигрывает с аудиторией, чтобы потом повергнуть её в шок. И когда более мелодичный голос в песне начинает быструю распевку перед припевом, ребята вдруг резко меняют стиль. Они становятся рядом и выделывают ногами такое, что мне и уследить трудно. Только и видно, как в полосатом свете автомобильных фар мелькают их светлые кроссовки.
— Они любят миксовать тяжёлый брейк с хаусом, — комментирует Маша. — У Ванька кач* просто идеальный, но у Макса ноги чище работают.
Не знаю, где она увидела у них разницу. Я хоть и не современник, но всё же в танцах далеко не дилетант, но сейчас всё, что я могу наблюдать — это идеальная синхронность. Такой просто невероятно достичь, наверное, лишь когда ты сам отражаешься в зеркале. Такт в такт. С идеальной амплитудой движений и идеально выученной постановкой. И при этом с такой непринуждённой лёгкостью, будто они связаны в дрифте** как герои «Тихоокеанского рубежа».
Но самая настоящая феерия движений начинается под припев. Уследить за их руками и ногами нереально. Лица слабо освещены, свет фар в основном бьёт по корпусу и ногам, но я почти уверена, что Максим улыбается. Ребята любят его, признают авторитет безоговорочно, поддерживают криками, вторя исполнителю песни. Реакция Влада мне совершенно не интересна, поэтому я на него не смотрю. Боюсь упустить хоть одно движение взрывоопасной постановки Максима и Ивана.
Когда припев заканчивается, на первый план выходит Ларинцев, и я понимаю, что имела ввиду Маша, когда говорила о трюках. Даже задумываться не хочу, все ли эти движения относятся к хип-хопу или брейк-дансу, или что-то намешано ещё. Я просто наслаждаюсь зрелищем. Пропускаю тот драйв и адреналин через свои вены, свою кровь, впитываю безумие движения, которым Максим щедро делится со всеми присутствующими. Затаиваю в страхе дыхание, когда на тяжёлом роковом проигрыше Ларинцев запрыгивает на капот одной из машин, а потом на её крышу и начинает выполнять там верчения нижнего брейка. Это действительно по грани. Опасно. Безумно. Но невероятно круто!
Заканчивает он почти так же, как они танцевали с Ваней, только уже сам в центре паркета, и в финале падает на колени, подняв вверх руки. Народ вокруг взрывается криками и аплодисментами. Мне даже кажется, что кто-то из девчонок кричит не совсем приличные предложения. Но это драйв, эмоции, адреналин. Я едва сдерживаюсь, чтобы не бросится к нему. Но это будет неправильно. Нельзя.
Максим встаёт и отходит назад к Ивану и ведущему. Через весь импровизированный танцпол я вижу, что он смотрит прямо на меня. Дышит часто и тяжело, отирает со лба выступивший пот. И улыбается. У меня возникает ощущение, что улыбка эта только для меня, а всё и все вокруг будто за стеклянной стеной.
Но тут же флёр волшебства рассеивается, когда я слышу первые аккорды мелодии, под которую Влад выходит на середину площадки. Внутри всё обрывается и замирает, а потом сердце срывается на бешенный ритм. Мягкие переливы мелодии вспышками воспоминаний разрывают голову. Чайковский.
Это ответ не Ларинцеву. Это ответ мне.
Мягкая нежная мелодия льётся, заставляя всех присутствующих замереть в удивлении. Народ начинает перешёптываться, даже посмеиваться. Влад стоит молча без движений, его лица не видно, оно скрыто темнотой и капюшоном. Я перевожу глаза на Максима по ту сторону поля. Он в ярости, и Ивану едва удаётся сдержать его, не пустить к Акуленко.