Дерзкий рейд
Шрифт:
— С Туркестаном мы держим постоянную связь, — продолжал Сталин, как бы рассуждая вслух. — В июне, пока дорогу еще не перерезали, отправили Ташкенту сто пятнадцать вагонов зерна… Написал в Баку, лично Степану Шаумяну, просил бакинских товарищей оказать Туркестану всяческую помощь и людьми и оружием… Сейчас и у бакинцев трудности… Мы с Ворошиловым, с Климентом Ефремовичем, со вчерашнего вечера решаем, как быть с вашим отрядом, голову ломаем. Скажите, товарищ Джангильдинов, вы эти места хорошо знаете? — Сталин показал на карту, проведя трубкой от
Джангильдинов внимательно посмотрел на карту, на восточное побережье, подумал и потом сам спросил:
— От Гурьева до Красноводска?
— Да.
— Если говорить о Каспийском побережье, про аулы рыбаков, то прямо скажу и честно скажу — плохо знаю. Мало там был, давно был. Много лет прошло, — ответил Джангильдинов, глядя прямо в лицо Сталину. — Если говорить про степь, — он провел ладонью восточнее Каспийского моря, — то она — моя родина… Хорошо знаю!
— Нас интересует именно степь. Скажите, товарищ Джангильдинов, а где на восточном побережье Каспия можно будет найти для отряда лошадей и верблюдов?
Колотубин насторожился. В словах Сталина «найти для отряда лошадей и верблюдов» он уловил тревогу и озабоченность, хотя интонация была ровной и спокойной. Зачем лошади и верблюды? Может быть, товарищ нарком не знает, что они из Астрахани поплывут морем до Красноводска, а там погрузятся на поезд? Нет, Сталину об этом известно, с Лениным недавно разговаривал. Здесь что-то другое… Колотубин взглянул на Джангильдинова, и в глазах командира, которые чуть сузились, заметил сосредоточенную напряженность. Джангильдинов также задумался над вопросом Сталина.
— Хорошие лошади и хорошие верблюды везде есть, товарищ нарком. Только люди немного разные.
— Где бы вы сами смогли легче всего достать лошадей и верблюдов для отряда?
— Можно и там. — Джангильдинов показал в сторону Красноводска: — Туркмены дадут. Только лучше здесь, хотя нам не по пути. — Он провел на карте пальцем от Мангышлака на север. — Свои живут, казахи, адаевцы. Быстро найдем много лошадей и верблюдов. Здесь хорошо знают батыра Амангельды Иманова, два года назад вся степь горела.
— Спасибо, товарищ! Теперь все ясно. — Сталин поднес трубку ко рту, сделал несколько затяжек. — Мы так и решили с Ворошиловым, что последнее слово будет за вами. Потому что именно вам придется решать эти вопросы, решать на месте.
При этих словах у Джангильдинова чуть дрогнули брови, выдав тревогу. Алимбей смотрел на карту, словно там можно было прочесть ответ на тревожные мысли. Джангильдинов не высказал вслух, не задал вопроса, ждал, что же скажет сам народный комиссар. Не будет же тот просто так интересоваться вьючным транспортом.
Молчал и Колотубин, он уже почти догадался. Видимо, случилось что-то на железной дороге.
— Англичане, действуя через Бухару и Персию, стараются сыграть злую шутку, — вдруг сказал Сталин, сделав упор на последние два слова, и повторил: — Злую шутку!..
«Яков Михайлович как в воду смотрел», — сразу подумал Колотубин, вспомнив напутствия Свердлова.
Сообщив эту новость, Сталин, к удивлению Джангильдинова, спокойно вынул из стола папку с документами, некоторое время молча перебирал бумаги. Потом, наконец, стал подробно рассказывать о положении в Закаспийской области.
С помощью англичан эсеры и туркменские националисты подняли мятеж. Разбили отряд Флорова, посланный из Ташкента. Почти вся Закаспийская область в руках мятежников. Они создали временный исполнительный комитет — самозваное Закаспийское правительство. Первое, что сделало это «правительство», — арестовало областных комиссаров-большевиков Батминова, Житникова, Розанова, Молибожко, Теллия, Кулиева, Петросова, Арустамянца и других. Без суда и следствия их тайно вывезли из города и в песках у станции Аинау зверски убили… В городе Мерве захватили и расстреляли народного комиссара труда Советского Туркестана Павла Полторацкого…
К мятежникам в первые же дни присоединились банды туркменских и армянских буржуазных националистов. Эти банды под общим командованием полковника Ораз-Сердара — военного министра и главковерха Закаспийского правительства — двинулись вдоль железной дороги в сторону Ташкента и Красноводска.
Английский генерал-майор Вильхорид Маллесон спешно перенес свою резиденцию из персидского города Мешхеда в Ашхабад. От имени Лондона заключил с Закаспийским правительством договор, согласно которому «ввиду общей опасности большевизма» Англия обязалась обеспечивать его армию достаточным количеством оружия, боеприпасов, снаряжения, ввести дополнительные полки для «сохранения порядка». Взамен этого Закаспийское правительство безвозмездно уступало англичанам Среднеазиатскую железную дорогу, Красноводский порт, Кушкинскую крепость, весь запас туркестанского хлопка и признавало английский контроль над финансами.
— Генерал Маллесон теперь стремится захватить всю территорию Туркестанской республики. Войска мятежников, ломая сопротивление редких красноармейских частей, стремительно продвигаются на Восток…
Ни Сталин, ни прибывшие из Москвы, однако, еще не знали всех подробностей развернувшейся борьбы за Каспием. Именно в эти напряженные дни героический подвиг совершили рабочие города Чарджоу. Большевики провели митинг, на котором приняли решение: оборонять город до прибытия частей Красной Армии.
Вооружались кто чем мог. На складах военного городка нашли три пулемета, одну пушку и достаточное количество боеприпасов. Командиром добровольческого отряда избрали Николая Шайдакова, плотника Амударьинской флотилии. В течение трех дней сто двадцать восемь рабочих героически держали оборону. Около двух тысяч белогвардейцев и басмачей много раз бросались в атаку в конном и пешем строю, но так и не прорвали оборону красных. Рабочий отряд держал позиции до тех пор, пока из Ташкента не подошли красноармейские части. Наступление мятежников было остановлено.