Дерзкий рейд

Свиридов Георгий Иванович

— Салям-алейкум!

Потом жестом пригласил к себе, к пастушьему стану.

Мурад подарил старику винтовку и десять патронов. Аксакал не смог сдержать радости, хотя старался казаться равнодушным. У него загорелись глаза, и руки с жадностью уцепились за оружие. Он быстро что-то сказал Мураду и тут же унес подарок.

— Зачем ты ему винтовку дал? — спросил Джэксон.

— Так надо, — ответил Мурад. — Такой обычай. Надо самый дорогой подарок делать.

Маленький отряд расположился неподалеку от юрты пастухов,

в жидкой тени старого саксаула. Дерево на редкость вымахало вверх, метров на шесть, что по местным понятиям считалось довольно много. Его искривленный и узловатый ствол походил по своему цвету на желто-бурый песок, только, может быть, чуть темнее. Жилистые ветки обросли мелкими удлиненно-продолговатыми листочками, блекло-зелеными, с каким-то серовато-серебристым оттенком. Джэксон сорвал листочек. Помял в пальцах. Твердый, сухой, Даже и листья деревьев, оказывается, здесь приспосабливаются к суровому зною, чтобы меньше испарять влаги.

Снова раздался собачий лай. Бойцы вскочили. К костру приблизился аксакал и с ним еще двое молодых безбородых пастухов, один из них был еще совсем подросток, с большими любознательными глазами. Аксакал на железном подносе, на котором местами еще сохранилась грубая роспись масляными красками, нес куски жареной баранины. Мясо лежало горкой, и от него исходил душистый аромат.

Один из пастухов разостлал на песке у костра самотканую скатерку и положил на нее огромные плоские лепешки. Аксакал поставил рядом поднос с бараниной. Потом взял у второго пастуха бурдюк с кумысом и вручил его Мураду.

Впервые за последние дни красноармейцы поели сытно, вволю. Мясо оказалось нежным и сочным, его запивали кумысом, кислым и острым, чем-то похожим на пиво, Джэксон, как и его товарищи, ел руками, отрезая ножом куски баранины, жир стекал по пальцам и запястью, но на это Сидней не обращал внимания, подражая пастухам, он вытирал пальцы о засаленную полу халата.

Когда все насытились, по кругу пошла жестяная кружка с кипятком. Завязалась беседа. Мурад и Саркисян выполняли роль переводчиков.

Аксакал сообщил, что в песках, от пастушьего стана к стану, идут печальные новости. Новая власть, которой так были рады пастухи, умерла. Вся степь от Красноводска до Чарджоу находится в руках проклятых инглизов.

— К инглизам перешли джигиты Азис-хана, джигиты тигра песков Джунаид-хана и джигиты полковника Ораз-Сердара… Вай-вай, вся степь в огне!..

Пастухи-туркмены настоятельно просили, чтобы кзыл-аскеры — красноармейцы с рассветом покинули их стойбище. Рядом бродит банда дашнаков, и пастухи опасаются, как бы бандиты не расправились с ними за оказанное красноармейцам гостеприимство.

Мурад, приложив руку к сердцу, поблагодарил аксакала за еду и твердо пообещал исполнить их просьбу:

— Отец, утром нас уже здесь не будет. Мы сами спешим.

Аксакал оживился:

— Если вы спешите, то зачем терять время! Мы дадим вам лошадей, мяса, лепешек и воды. Пусть ваш путь будет счастливым!

Пастухи пригнали лошадей, помогли оседлать. Дали один хурджум [15] с лепешками, несколько бурдюков с водой и двух связанных баранов.

15

Хурджум — переметная сумка.

— Сами зарежете.

Аксакал подробно рассказал Мураду, как лучше всего им ехать на север, где находится ближайший пастуший стан и колодец.

Когда взошла луна, маленький отряд снова находился в пути.

Саксаульные заросли таинственно темнели по пологим склонам и в серебристом свете луны казались Джэксону застывшими странными змеевидными существами. Лошади шли быстро. Мерное покачивание в седле тянуло Сиднея в сон, глаза почти сами закрывались. Поспать бы два часа! Но Мурад все торопил и торопил своего коня, и всадники спешили за ним.

Однако избежать встречи с бандитами Ораз-Сердара им не удалось.

Перед самым рассветом отряд неожиданно напоролся на засаду.

Притаившись за высоким гребнем бархана, басмачи открыли беспорядочную стрельбу по всадникам, выехавшим из зарослей саксаула.

Двое бойцов были тут же убиты наповал. Один сразу свалился, а другой, зацепившись за стремя ногой, повис. Лошадь испуганно заржала и шарахнулась в сторону, потащив его за собой.

— Назад! — закричал Мурад по-русски и круто повернул своего коня. — Назад!

Джэксон и Саркисян, срывая на ходу винтовки, последовали за Мурадом. Отстреливаясь, они повернули назад в заросли саксаула и погнали лошадей по ложбине. Началась бешеная скачка. Бандиты преследовали с выкриками и гиканьем.

— Вай! — отчаянно вскрикнул Саркисян.

Джэксон оглянулся и увидел, как Саркисян, схватившись рукой за живот, свалился с лошади.

Мурад и Джэксон соскочили с коней. Они хотели помочь товарищу.

Ашхабадец был смертельно ранен. Пуля прошла чуть ниже пояса. Лицо его стало пепельно-бледным. Он сам понимал, что минуты его жизни сочтены.

Саркисян, сжав побелевшие губы, щелкнул затвором.

— Я задержу их… Мне все равно… А вы… — Он махнул рукой: — Скорей!.. Ташкент должен знать…

Мурад и Джэксон вскочили на коней.

Сзади долго раздавались винтовочные выстрелы.

Прячась в ложбинах меж барханами, они сделали большой крюк, запутали свои следы в зарослях саксаула и снова повернули к северу.

Так их осталось двое.

К вечеру им удалось уйти от погони. Но впереди их поджидал самый коварный и беспощадный враг — пустыня.