Дерзкий роман

Артурс Ния

— Это здорово. — Я искренне улыбаюсь ему.

— Мисс Баннер. — Голос Стинтона ледяной.

Я пронзаю его мрачным взглядом, и он смотрит на меня в ответ. Скрещивая руки на груди, я нетерпеливо наклоняю голову. — Что?

— У нас нет времени на пустую болтовню. Тебе сейчас следует сидеть в кресле для макияжа.

Я возмущаюсь его тоном. Грубиян.

Он выгибает обе брови дугой, что ты можешь с этим поделать?

Однажды, клянусь, я оторву его идеальную голову прямо от

тела.

Однако этот день наступил не сегодня. Моя драгоценная Бет все еще у него в лапах, и у меня по-прежнему нет другого выбора, кроме как согласиться с этим нелепым планом.

Заменяя свирепый взгляд на насмешливую улыбку, я киваю ему. — Я сразу перейду к этому, босс.

Он ухмыляется мне, и я клянусь, если бы не мысль о моей дочери, я бы дала ему пощечину. И на этот раз я бы позаботилась о том, чтобы моя ладонь коснулась его щеки.

Член команды появляется из ниоткуда и уводит меня прочь, как будто может понять, о чем я думаю. Парикмахер творит свое волшебство, а визажист одним движением пальцев превращает меня в свою собственную черную Барби.

Я снова смотрю в зеркало и вижу совершенно другого человека.

— Мы не заставляем тебя переодеваться в платье. — Стилист уверяет меня, когда приходит время переодеваться в мой наряд для съемки. — Но ты должна позволить мне немного показать твою грудь. Ты работаешь с красивой попкой. — Она подмигивает. — И я думаю, важно, чтобы люди знали, что женщины в промышленных отраслях тоже остаются женщинами.

— Должна ли я трясти грудью перед их лицом, чтобы они поняли, что я женщина?

Она смеется. — Ты забавная.

— Я не шутила, — сухо отвечаю я.

Когда она видит, что я не собираюсь менять своего решения, она фыркает и бросается к вешалке с одеждой. — Я знала, что ты будешь такой. Вот. — Она протягивает мне светло-голубой джемпер. — Вчера я сняла с тебя мерки и сшила этот на заказ по твоему размеру.

— На нем есть кнопки до самого верха? — Я задаю ей вопрос.

— Да, — ворчит она, выпячивая губы.

Я натягиваю джемпер. Он на удивление удобный, хотя и облегает мое тело так, как я бы обычно не выбрала.

— Отличная работа, — говорю я ей, двигая руками и проверяя свою подвижность.

Она сияет. — Спасибо. Я верю, что женщина может много работать и при этом выглядеть модно. Если ты не возражаешь, у меня здесь есть куча джемперов разных фасонов и цветов, которые ты можешь использовать. Может быть, однажды ты почувствуешь себя комфортно, выпуская этих чучел на волю.

— Вау. Спасибо. — Я принимаю от нее пачку.

— Конечно. — Она подмигивает.

Я быстро моргаю. Мы со стилистом почти не разговаривали. Я имею в виду, она видела меня голой, но это вряд ли причина быть таким милым. Если бы это было так, отец Бет не исчез бы и не прислал армию юристов к моей двери.

Стилист улыбается. — Послушай, я знаю, что они все суетятся вокруг тебя, и это кажется действительно поверхностным. Свет, камеры и режиссер

могут обмануть тебя, заставив думать, что ты не оказываешь реального влияния. — Она пожимает плечами и поправляет мой комбинезон. — Но за этим кроется нечто большее, чем просто рекламный трюк Stinton Group. Ты вдохновляешь многих девушек. Девочки, у которых не хватило бы смелости делать то, что им нравится, потому что это не по-девчачьи, или потому что они боятся, что над ними будут издеваться или скажут, что им не место. Ты даешь им понять, что выжила в этих классах. Ты пережила удары и синяки. Ты здесь. Ты молодец, и они тоже могут. — Она касается одного из моих локонов, а затем отступает, любуясь своей работой. — Вот почему эта работа имеет для меня особое значение.

Я быстро моргаю, когда эмоции сдавливают мне горло.

На ее лице появляется обеспокоенное выражение. — О нет. Не плачь. Ты испортишь свой макияж.

— Спасибо, — прохрипела я.

Она качает головой, отмахиваясь от моих слов.

Если бы я была из тех женщин, которые дарят объятия, я бы, наверное, бросилась к ней.

Стилист толкает меня. — Ладно, мистер Стинтон ждет, и, похоже, он в плохом настроении.

— Он всегда в плохом настроении.

— Но он не всегда посещает фотосессии. — Она гладит меня по плечу. — Это значит, что он действительно в тебя влюблен.

Я бы не согласился с ней, если бы мог говорить, но я все еще пытаюсь сдержать слезы.

Взяв себя в руки, я выхожу из раздевалки. Когда я иду навстречу камерам, я понимаю, что мое сердце колотится, но это не от страха или злости на Макса или даже от моего собственного беспокойства о Бет.

Чувство цели переполняет меня, струясь от кончиков пальцев на ногах. Я не считаю себя героем. Никогда. Мои мотивы для того, чтобы заявить о себе, не имели ничего общего с желанием сделать мир лучше. Но сейчас, когда я останавливаюсь у маркера и смотрю в камеру, я понимаю, что была близорука.

Все это время я могла видеть только Макса, хмурящегося на меня, режиссера, орущего на меня, и камеры в комнате. Я не могла видеть за пределами комнаты маленьких девочек, играющих с гаечными ключами и розетками. Я не могла видеть молодую женщину в классе, полном мужчин, изо всех сил пытающуюся быть жесткой, как один из парней, и оставаться верной своей женственности. Я не могла представить других женщин-механиков в индустрии, которые — согласны они со мной или нет — в глубине души испытывают чувство гордости за то, что кому-то вроде них аплодируют и признают.

Это немного утяжеляет вес гаечного ключа в моей руке. Это делает каждый шаг к машине важным. И это еще больше укрепляет мою уверенность в том, что я не могу позволить кому-то другому подметать и чинить эту машину.

Я обдумываю, как мне довести это до максимума, пока режиссер указывает мне, где стоять и когда смотреть в камеру. Они делают паузу, чтобы скорректировать сцены, и у меня наконец появляется шанс подать ему знак.

Щелчком пальцев я ловлю взгляд Макса и вздергиваю подбородок.