Десять вечеров. Японские народные сказки
Шрифт:
— Стой, куда ты, куда?
Девушка от страха подумала, что конец ей пришел, но она хорошо знала дорогу. На ту улицу свернет, в тот переулок нырнет, кружит, петляет... Легка она была на ногу. Так весной летят по ветру лепестки вишневых цветов.
— Куда ты, любимая моя? — кричал Таро. Гоняясь за ней по пятам, он бросался из одного глухого переулка в другой, из одной улицы в другую... Долго преследовал он девушку, не давая ей ни минуты роздыху, но вдруг потерял ее из виду. Кинулся назад, помчался вперед — исчезла! Стал расспрашивать прохожих: «Нет,— отвечают,— такой не видели».
Побежал он снова к храму Киёмидзу.
— Вон там стояла она, вон тут разговаривала, но куда же,
Но вдруг вспомнил: «Ведь она сказала, что дом ее стоит позади ворот, лиловых, как китайский померанец. Попробую-ка их поискать».
Вставил он сложенный в несколько раз белый листок бумаги в расщепленную бамбуковую палку [87] и отправился с расспросами к каким-то службам:
— Я — житель деревни, несу прошение, но не могу найти нужный мне дом. Говорили мне в деревне, что ворота перед домом окрашены в лиловый цвет китайского померанца. Это, мол, примета. Не скажете ли мне, где искать такой дом?
— Дом с лиловыми воротами? Да ведь это дворец Будзэн-но ками [*] . Поищи его в конце Седьмого проспекта [88] ,— посоветовали слуги.
Пошел Таро Лежебока разыскивать дворец. Видит: правду ему сказали. Обрадовался он бесконечно: «Значит, скоро увижу свою суженую».
Зашел он на широкий двор усадьбы. Чем только люди не тешат себя: на скаку стреляют из лука в мишень, услаждают себя музыкой, играют в шашки и шахматы, слагают стихи в самом модном духе. Таро Лежебока бродил там и сям, заглядывал туда и сюда, но нигде не находил своей красавицы. Он спрятался под веранду в надежде, что она наконец покажется.
*
Будзэн-но ками — правитель области Будзэн.
Девушку звали Дзидзю-но цубонэ [*] . До поздних сумерек находилась она во дворце и уже собиралась было вернуться в свои покои, но остановилась на веранде и сказала своей служанке по имени Надэсико [*] :
— Луна еще не взошла. Но где сейчас тот человек из Киёмидзу? Ах, если я сейчас встречусь с ним лицом к лицу в этой темноте, я, кажется, умру от страха.
— Да, вот правда, уродина! Но зачем бы ему прийти сюда? Ах, не поминайте его, а то еще появится.
*
Дзидзю — имя девушки; цубонэ — почетный титул придворной дамы, имевшей во дворце собственные аппартаменты.
*
Надэсико — гвоздика.
Услышав их разговор, Таро Лежебока обрадовался в душе: «Пришла наконец моя любимая. Значит, и правда, суждена она мне в жены»,— и, выскочив из-под веранды, крикнул:
— Вот ты где, моя дорогая! А я-то истомился по тебе, измучился в поисках...
Поднялся он на веранду. А любимая его, нежная, как цветок «женская краса», так и обмерла от испуга. Сердце у нее точно оборвалось, ноги подкосились. Убежала она и спряталась позади сёдзи. Долго не могла она прийти в себя, так поразил ее неожиданный испуг. Словно в осеннюю ночь привиделся ей страшный сон, словно витает она где-то в пустоте неба...
Понемногу очнувшись, стала она горько жаловаться служанке своей Надэсико:
— Ах, как страшен этот человек своим упорством! Каким чудом
Вдруг прибежали сторожа и подняли шум:
— Кто-то чужой пробрался сюда. Псы залаяли...
«Ах, новая беда! — подумала девушка. — Его убьют из-за меня. А ведь и без того женщина — существо грешное, суждены ей «пять преград» и «три послушания» [89] .
И слезы полились у нее ручьями.
— Ну что ж, если он проведет здесь одну только ночь, а с рассветом уйдет, то в этом нет большой беды. Постели для него старую циновку,— распорядилась Дзидзю. А служанка сказала Таро Лежебоке:
— Как рассветет, уходи потихоньку, пока люди тебя не приметили.
И постелила ему в уголку за дверью циновку с узорной каймой. Никогда ему еще не доводилось видеть такой нарядной циновки. Уселся на нее Таро Лежебока и думает:
«Измучился я, бегая по всему городу, из сил выбился... Ах, поскорей дали бы мне поесть. Но что они принесут мне? Если каштаны, то ведь их надо сначала поджарить. Лучше бы хурму, груши или моти, их можно сразу есть, не дожидаясь ни минуточки. А если поднесут вина? Я мог бы выпить четырнадцать, пятнадцать чарок, а то и шестнадцать, семнадцать, восемнадцать... Ах, да не все ли равно, лишь бы скорей...»
Так ожидал он, теряясь в догадках, и вдруг несут ему в «бородатой корзине» [90] всякие плоды: каштаны, хурму, дикие груши, а в придачу к ним соль и нож.
Увидел это Таро Лежебока и воскликнул:
— О, недобрый знак! Надлежало бы эти плоды поднести, разложив их на подносе или обернув в белую бумагу. А они лежат навалом в простой корзине, точно корм для коня или быка. Как это горько! Но здесь скрывается тайный намек. Верно, хочет она сказать: «В простую деревенскую корзину насыпаны простые плоды. Так и ты недостоин моей красоты: колюч, словно каштан, дик, словно дикая груша...» А если лежат здесь разные эти плоды без разбора, так это значит, что не подходим мы друг к другу, незачем нам сочетаться узами любви. Но почему положены вместе хурма и соль? Верно, велит она, чтоб я соединил их в песне. И он произнес:
Соленый привкус на губах. Но оттого ли, что поспела Хурма на берегу морском, Иль оттого, что не поспел я Мою красавицу догнать?Услышала это девушка и сказала:
— Какое нежное у тебя сердце! Словно чистый лотос в мутном пруду, как будто золото в грубой обертке из плетеной соломы... Вот возьми! — подала ему листов десять чистой бумаги.
«Что это значит? — подумал он.— Одни чистые листки! Неужели хочет она, чтобы ответил я на письмо, в котором ничего не написано?»
Только могучие боги Могут в сердцах прочитать Тайные помыслы наши. Иль за посланца богов Ты принимаешь меня?Услышав это, девушка воскликнула:
— Ты победил! Вот возьми и надень на себя.
С этими словами она вручила ему парадную накидку, широкие шаровары, шапку и меч. Таро Лежебока очень обрадовался:
— Вот счастье так счастье!
И драгоценные одежды, унаследованные девушкой еще от предков, он накрутил на свою бамбуковую палку.