Дети большого дома
Шрифт:
Ираклий тревожно шевелил голову Анник, брызгал водой из фляжки на ее лоб.
— Говори же, Анник! Почему ты так смотришь?
Девушка очнулась. Алый мак уже не заслонял горизонта. Над нею наклонился Ираклий.
По лицу Анник пробежала слабая улыбка.
— Меня ранило?
— Да. Теперь моя очередь помогать тебе.
— Хороший ты, Ираклий… И все наши ребята такие хорошие!
Ираклий, словно любящий брат, приглаживал ей волосы — так ласково, как делала это Анник всего десять— пятнадцать минут
— Какая холодная у тебя рука… прохладно от нее, — шептала Анник. — А погода хорошая сегодня, правда? Солнце теплое-теплое…
Она продолжала говорить уже в бреду:
— Я помню твою мать… У нее большие-большие черные глаза и такая милая улыбка. Но почему опоздал Каро? Почему он опоздал?..
Уже третий день Тигран находился в артиллерийском полку. Перед тем как вернуться в политотдел, он решил наведаться в санбат, находившийся неподалеку от штаба дивизии. Аршакян подошел к белым палаткам в тот момент, когда перед ними остановилась машина с ранеными.
Вот спустили на носилках какую-то девушку. Неужели она?.. Тигран подошел ближе. Да, она. Тигран мельком увидел побледневшее лицо Анник. Он вошел в палатку — расспросить военврача Ляшко.
— Ничего не могу сказать сейчас, товарищ батальонный комиссар. Зайдите после операции, — неприветливо заявил хирург.
Не сказав ни слова, Тигран вышел и направился к соседней палатке: он видел, что туда отвели Ираклия. Его должен был оперировать военврач Кацнельсон.
— Ничего, поставим на ноги! — охотно и с удовольствием ответил на вопрос Кацнельсон.
Лежавший на операционном столе Ираклий молча смотрел на Тиграна.
— Держись, брат! — подбодрил его Аршакян.
Ираклий устало улыбнулся ему.
Тигран вышел. Стоя перед палаткой, он ждал результатов операции. Выйдя из палаши, чтобы вымыть руки, Кацнельсон заметил его и весело сказал:
— Могу доложить, товарищ батальонный комиссар, что все в порядке!
Тигран подошел к нему. Кацнельсон добавил:
— Самое большее месяца через три он невредимым вернется в строй!
— Браво! — воскликнул Тигран.
Трудно было понять, относилось ли это к Ираклию, который должен через три месяца вернуться в строй, или же к оперировавшему его Кацнельсону.
— А Ляшко все еще не кончил…
— Сердит, наверно, — отозвался военврач. — Он большой мастер, но странный человек. «Я, говорит, против, чтоб девушек пускали на фронт». Как будто можно лишить женщин права защищать отчизну! Это человек не мысли, а чувства. А хирург он действительно первоклассный! Куда была ранена эта девушка?
— В бедро. Осколком.
— Понятно. Потому так долго длится операция, и потому так хмурится Иван Кириллович!
Тигран позвонил в полк Дементьева, сообщил Шалве Микаберидзе об удачной операции брата и снова вернулся к «операционной» Ивана Ляшко. Подошли медработники,
Закончив операцию, из палатки вышел Ляшко, без улыбки на лице, держась, как всегда, прямо.
— Ну как? — не вытерпел Тигран.
— Детей рожать будет, — ответил хирург и, извинившись, удалился.
Было понятно, чем озабочен хирург-молчальник.
LXIII
Комиссар Микаберидзе зашел в блиндаж к командиру полка. Он увидел, как подполковник Дементьев отшвырнул в сторону телефонную трубку, которую только что прижимал к уху. На его лице читалось что-то похожее на тревогу. Он с изумлением оглянулся на своего комиссара, который так неожиданно появился на его наблюдательном пункте.
— Все в окопы! Командиры, бойцы — все! Взять противотанковые гранаты, сколько ни есть, и немедленно в окопы!
Микаберидзе показалось, что слова комполка адресованы ему. Но в ту же минуту кто-то за его спиной громко откликнулся:
— Слушаюсь! Всем быть в окопах. Разрешите доложить, товарищ подполковник, у нас есть еще и противотанковое ружье.
Это был Иваниди, командир комендантского взвода.
— Выполняйте приказ! — раздраженно крикнул Дементьев.
Микаберидзе никогда еще не видел подполковника таким взволнованным.
Лейтенант Иваниди бросился бежать по траншее. Микаберидзе видел, как Иваниди и Кобуров чуть не налетели друг на друга.
Майор Кобуров тоже бегом направлялся на НП. Сообщив по телефону командиру полка о том, что фашистские танки прорвали линию обороны на стыке позиций двух полков и зашли в тыл нашим батальонам, а теперь прямо направляются на КП полка, начальник штаба и сам поспешил на наблюдательный пункт Дементьева.
— А вы зачем пожаловали сюда? — уже спокойно обратился Дементьев к Кобурову. — Кто же остался в штабе?
Кобуров доложил, что там капитан Атоян.
Командир полка повернулся к своему комиссару. Лицо его снова было спокойным.
— Придется всем нам стать бойцами. Вы — в окопы налево, Кобуров — направо. Я буду в центре. Возьмите побольше противотанковых гранат. Заберите все, что есть! Огонь артиллерии задержит их на некоторое время.
— Ну, к делу!
Все бойцы комендантского взвода и все телефонисты, связные, радисты, ординарцы — словом, все, кто находился вокруг КП, побежали вслед за офицерами в окопы. Вооруженные гранатами, винтовками и автоматами, они должны были остановить вражеские танки. Это был первый случай, когда штабу приходилось сражаться с танками. Никто не думал о том, как это вышло или почему так получилось. Они были поставлены перед суровым фактом: над штабом нависла опасность — следовательно, нужно было устранить ее.