Дети немилости
Шрифт:
А если с Лонси случилось несчастье и он не приходил к священницам — кто же тогда рассказал Акридделат о Юцинеле?
«Не время гадать, — решила таянка, — время спрашивать», — и ответила:
— Я не знаю, госпожа. А кто вам сказал про меня? И чем мне вам послужить?
Акридделат вздохнула.
— Боюсь, чтобы объяснить это, нужно объяснять всё с начала времён, — сказала она со смешком. — Ты выросла в Таяне, Юцинеле. Читала ли ты Легендариум?
— Я читала переложение, — с готовностью закивала Неле, радуясь, что не совсем невеждой себя выставит. — Совсем недавно, в госпитале. Про Ликрит и Данирут, и про демонов, и про Арсена, который царь.
— Славно, — сказала Акридделат. — А сможешь ли ты ответить, почему Младших Матерей называют Младшими?
Неле поперхнулась.
— Там про это не было написано, — жалобно сказала она.
Акридделат снова засмеялась.
— Тогда придётся погодить с объяснениями. Прости, Неле, что задерживаю тебя.
Неле хотела сказать, чтобы Младшая Мать не тревожилась о ней, потому что у неё нет важных дел, но в это время дверь отворилась и вошла Эдзелет. Юцинеле шарахнулась с её пути: сидя на полу, горянка лучше рассмотрела серебряную клюку Старшей Сестры и поняла, что такой палкой можно убить. Эдзелет постукивала ею по полу при ходьбе, но жилистое тело старухи-рескидди совсем не казалось немощным. «Должно быть, она палку носит для важности», — решила Неле.
Две прочие старухи встали со своих кресел. Господин Ярит смерил их неприязненным взглядом, а Младшая Мать открыла глаза. Чёрная кошка спрыгнула с неё и юркнула под кровать.
— Ваше Святейшество! — скрипуче произнесла Эдзелет.
— Я слушаю, Старшая Сестра.
— Народ уже знает, Ваше Святейшество, — сказала Эдзелет торжественно; улыбка её показалась Неле недоброй. — Народ просит благословения.
Акридделат вновь опустила веки; тень страдания скользнула по её лицу, но тотчас же сменилась прежней умиротворённой ясностью.
— Милая, — осторожно сказал господин Ярит, — может, подождать с этим?
Эдзелет улыбалась.
Акридделат села на постели и собрала волосы повыше затылка.
— Нерсен, — попросила она, — подай мне венец.
Господин Ярит вздохнул.
— До чего тяжёл, — проворчал он, взвешивая на руке головной убор из белого золота, с огромным сапфиром на лбу и обручем из череды звёзд.
— Что же делать, — развела руками Младшая Мать. — Это ведь шлем.
Голова её опустилась под тяжестью венца. Акридделат закусила губу и высоко подняла подбородок. Старшие Сестры поднесли ей затканную серебром накидку и нагрудную звезду, которая была так велика, что походила на оружие.
Акридделат встала — и пошатнулась.
Нерсен Ярит в мгновение ока оказался у жены за спиной, поддержав её.
— Спасибо, — прошептала та и шагнула вперёд. — Дети, откройте главный балкон…
— Марсет, — сказал белый рескидди, — дайте ваш посох, пожалуйста. Не хватало, чтобы Младшая Мать упала у всех на глазах.
Старуха не удержалась от улыбки; Эдзелет кинула ей короткий многозначительный взгляд. Впрочем, Марсет с понимающим кивком протянула Яриту свой посох, украшенный, как и у Эдзелет, серебряным драконом.
— Не надо, — сказала Акридделат. — Благодарю вас.
И, мягко отстранив мужа, пошла в прохладную глубь покоев.
За развешенными между колонн покрывалами не было видно, как в действительности велика зала. Свободное пространство тянулось от стены до стены; отдёргивая по пути занавеси, Младшая Мать шла к противоположной стороне здания, к балкону, что выходил на Великую площадь. Все отправились за ней, и Неле, с любопытством озираясь, тоже. Арсен и Джесен отворили застеклённые двери. Яркое солнце било в них — время уже пошло к вечеру, и светило клонилось к водам Джесай. Неле увидала в небе несметное полчище воздушных шаров. От растерянности она едва не шагнула вслед за Акридделат на балкон; госпожа Айет с улыбкой удержала её. На свет вышла только Младшая Мать. Остальные, скрывшись в тенях, смотрели из-за её спины.
Собравшись с духом, Неле глянула вниз, и холодок пробежал по спине: показалось, что площадь, вымощенную синим и красным, в единый час перемостили белым и золотым.
Неисчислимая толпа ожидала перед собором: одежды рескидди были белыми, златокудрые головы они обнажили, не боясь палящего солнца. Люди теснились, плечо к плечу, грудь к спине. Если бы они, как то случилось в Ройсте, дружно двинулись вперёд или в сторону, то многие погибли бы раздавленными — но буйные южане не тревожились об этом, они хранили покой и порядок. Несмотря на мучительную жару, никто не лез в фонтаны; те, кто стоял рядом с ними, набирали воду и передавали по рядам, чтобы дальние не страдали от жажды.
Всё новые толпы торопились из переулков; сколько хватало глаз, текли и текли к собору людские реки. Воды Серебряного залива не сверкали больше под солнцем — можно было пешком пройти от берега до берега, так плотно стояли лодки. Воздушные шары парили в небе, чем ближе, тем теснее, и над заливом они едва не касались друг друга боками.
Младшая Мать стояла перед Рескиддой.
Перед Ожерельем песков.
Перед Древним Югом.
Выпрямив спину, высоко подняв голову в золотом шлеме, стояла она, и концы рыжих кос трепал ветер, поднимавшийся над озером. Внизу царило безмолвие — но Акридделат подняла руки, и над площадью прокатился глухой стон. «Южная Звезда! — раздавались голоса. — Южная Звезда! Предстоящая Акридделат!»
Акридделат скрестила запястья перед глазами, потом резко выбросила вперёд правую руку — жестом запрета.
Стон превратился в рёв.
Неле видела, что Младшая Мать покачнулась, неловко переступила на месте — ей трудно было двигаться быстро — но площадь ничего не заметила. Там радостно вопили, упиваясь воплями, словно разгорячённые воины перед выступлением в поход. Волны крика прокатывались перед храмом, люди безумствовали от радости, точно услыхали весть о великой победе или великой надежде…
— Что они кричат? — прошептала Неле больше самой себе, но госпожа Айет прочла слова по её губам.
— «Выстоит», — отвечала она.
— Кто? — переспросила Неле, хотя могла бы и догадаться, немного подумав.
Главная целительница чуть улыбнулась.
— Арсет, — сказала она. — Арсет выстоит в сражении с вечной смертью. В это наша вера.
Младшая Мать опустила руку, дрожавшую от слабости.
Она ещё немного побыла на виду у людей, потом повернулась и шагнула в тень. Многоголосая слава летела ей вслед. Кто-то на площади запел, и напев мгновенно подхватили тысячи. Из-за неслаженности голосов и огромного их количества невозможно было разобрать слова этого восторженного гимна. Неле различила только «…слава доблести солдата на земле и в небесах!», а потом всё потонуло в гуле.