Дети немилости
Шрифт:
Не то смутное любопытство, не то смутное же предчувствие потянуло её вперёд. Неле не боялась мужских драк. Ручницы там, кажется, ни у кого не было, от брошенного ножа Юцинеле сумела бы увернуться, от погони — убежать; страх не остановил её, и она, повинуясь какому-то странному притяжению, словно бы чужой воле, прошла дальше, прижалась спиной к стене и осторожно глянула за угол.
Сердце ёкнуло и упало в живот.
Колени ослабли.
Неле замерла, не веря своим глазам.
…Вначале она увидела первую жену Мори — растрёпанную, растерянную, взбешённую. Эррет впивалась пальцами в спинку скамейки и, очевидно, разрывалась между
На мраморных плитах посреди сквера ждал Мори, спокойный, как всегда.
Перед добрым уаррцем стоял, улыбаясь знакомой, до муки знакомой Неле улыбкой, Итаяс, Демон Высокогорья.
Неле отвернулась и зажала рот рукой: из её груди едва не вырвался стон.
Это было невозможно. Совсем невозможно. Никак не мог Итаяс очутиться в Рескидде, он был в Верхнем Таяне, вместе с каманаром Ариясом… и он был рядом, в двух десятках шагов от Неле. Доли секунды хватило сестре, чтобы узнать выражение его лица и понять его намерения. Итаяс собирался убить. Не приходилось гадать, кого на этот раз он избрал себе жертвой… Почему? Зачем?..
Неле не знала ни одного ответа и не имела сил задавать вопросы. Она даже не смотрела на мужчин: уставилась в землю, не в силах видеть. Ей не нужно было видеть, она и без того знала, что сейчас случится.
Сейчас её непобедимый брат убьёт самого лучшего человека на земле.
…Знакомый звук: скользит по полированному мрамору чья-то нога. Воздух потрескивает — написано заклинание. Ещё какие-то звуки, которые невозможно опознать, потому что уже невозможно думать — дыхание прерывается, болит в груди, кровь шумит в ушах… Итаяс не проигрывает битв. Если он вступил в сражение, значит, он выиграет его. Недаром его зовут Демоном. Его боятся едва ли не больше, чем мертвеца Эрдрейари. Великий мертвец прославился при жизни, и лет ему сотни, а Демон Высокогорья — юн…
А Морэгтаи — добрый. Может, он и сильный маг, но он не убийца убийц, и не бесчинствовал он год от года на горных дорогах, и не проводил в походах недели без сна и отдыха. Он просто человек. Сейчас Демон убьёт его.
И Неле не сможет с ним даже проститься.
Задыхаясь от рыданий, ничего не видя из-за застящих глаза слез, Неле вылетела из-за угла и бросилась к ним. Одна мысль овладела всем её существом: остановить его руку, повиснуть на нём, вымолить ещё несколько вздохов… и может быть, успеть сказать, что любимая сестра Итаяса обязана жизнью этому уаррцу, и может быть, тогда она вернёт Мори долг…
Она сделала то, чего так сильно желала.
В последний миг Неле с отчаянным вскриком повисла на занесённой руке.
На руке Морэгтаи.
Непобедимый Итаяс стоял на коленях. Уаррец накрутил его косу на запястье и, нажимая коленом на спину, заставлял его откидывать голову — так далеко, что Итаяс задыхался. Сам уаррец оставался так же спокоен, как минуту назад. В руке — в той, за которую уцепилась Неле — он сжимал кинжал Демона. Все мускулы в теле горца были напряжены, он готовился рвануться, почуяв малейшую слабину в хватке врага; но руки Итаяса, совершенно свободные, оставались странно неподвижны. Они висели вдоль тела бессильно, словно Мори сумел выбить его плечи из суставов. «Заклинание, — поняла Юцинеле. — Это заклинание…»
И только потом она поняла, какой перед нею расклад.
— Цинелия? — недоумённо, но ласково проговорил Мори.
Неле только всхлипнула, выпустив его руку.
Расширенными глазами Итаяс смотрел на неё — снизу вверх. «Юцинеле», — одними губами проговорил он и вдруг улыбнулся.
— Господин… Морэгтаи, — не помня себя, выговорила Неле; неотрывно она глядела на брата. — Пожалуйста…
— Что за бесы?! — прорычала Эррет.
Неле обернулась в панике.
— Это девка навела ублюдка? — продолжала уаррка. — То-то она мне сразу не понравилась… Данва!
— Вот оно как, — насмешливо сказала, приближаясь, вторая жена Мори, пышногрудая золотоволосая рескидди. — Наши действия этот красавец, может, и предвидит, но Его Величество успешно надрал герою задницу.
— Данва! — рявкнула Эррет; она была в ужасном гневе, и тёмные жуткие глаза её стали ещё темнее и жутче. — Я скормлю тебя свиньям! Я прикажу Кайсену сместить тебя! Так-то твоя шваль защищает императора?!
Мори поднял голову.
— Эррет, — сказал он. — Не шуми.
Первая жена с силой провела по лицу ладонью.
— Это я виновата, — глухо сказала она. — Я спустила теней с поводка. Но я исправлю это упущение, — голос её стал едким как кислота. — К счастью, ещё не поздно.
— Эррет, — повторил Мори терпеливо. — Ты ещё не поняла?
Он перевёл взгляд на Неле, и Неле отшатнулась.
Руки её дрожали. Она вскрикнула — тихо, не испуганно, а скорей жалобно. Дрожа, она отступала и отступала под их взглядами: издевательским — Данвы, бешеным — Эррет, печальным и ласковым — Морэгтаи… Последний по-прежнему держал Итаяса железной хваткой, заставляя извиваться в попытках глотнуть воздуха, а Демон по-прежнему приветливо улыбался сестре, хотя улыбка и выходила искажённой от боли.
Эррет резко выдохнула.
Плечи Неле опустились; по лицу её катились слёзы, но она не чувствовала их. Без сил она села прямо на землю.
— Император, — выговорил Итаяс со странным удовлетворением, перестав, наконец, сопротивляться. — Император Уарры.
8
Перед тем, как разразится гроза, бывают часы тишины — душной, напоенной предчувствием бури, но оттого лишь более глубокой.
Глубокой ночью мы с Эррет разговаривали, лёжа в постели. Время с начала сумерек до третьего часа заполночь считалось в Рескидде «лунным днём»; ни один здоровый южанин не спал. Кто-то работал, но большей частью горожане, выспавшись в жаркую пору, гуляли и буянили. Только в четвёртом часу становилось спокойней, хотя жизнь кипела до рассвета.
Днём мне доставили письмо Младшей Матери. Любопытный путь проделало оно: по дальней связи из Рескидды в Кестис Неггел, а оттуда обратно в Рескидду. Я никак не ожидал, что Её Святейшество, зная о моём инкогнито, решит соблюсти формальности. Она изъявляла желание даровать мне личную аудиенцию; благо, хотя бы закрытым письмом, а не извещением со всеми печатями… общественность бы удивилась.
Но вопрос можно было считать решённым. Светские же власти Рескидды не отличались такой прямотой. Уже довольно долгое время через Тысячебашенный я вёл переговоры с канцелярией Лумирет. Рескидди всё не могли принять решение, отговариваясь тем, что царица находится в деловой поездке. Я понимал, что это лукавство, но мог только ждать. Из Ройста информировали, что Лириния не высказывала намерения вступать в переговоры с Рескиддой. Аллендор по-прежнему любовался своими войсками на парадах в честь юбилея Его Величества.