Дети немилости
Шрифт:
Я оглянулся.
Эррет сидела неподвижно, вытянув ноги и откинув голову на спинку кресла. Лицо её ничего не выражало.
— Эррет, — сказал я, усевшись напротив и наклонившись к ней через узкий стол, — о чём ты думаешь?
— О Лаанге.
Я был пристыжен. Эррет допустила вспышку ярости, но она оставалась тем, кем была, чувства не притупляли её разума. «Лаанга, — подумал я. — Из-за слов Лаанги я оказался в Рескидде. Если говорить о Пятой магии, предвидении и управлении событиями, то она здесь, а не где-либо ещё. Лаанга знал, что я столкнусь здесь с таянцем. Зачем-то это было нужно».
— Мори, — сказала Эррет, не открывая глаз. — Прости меня. Я не сдержалась. Я очень испугалась за тебя.
Я обошёл стол и встал за её креслом, обняв Эррет за плечи. Провёл ладонью по её волосам.
— Я понял, Эррет. Ты больше не собираешься обезглавить Южный луч в разгар событий?
— Нет, государь император, — Эррет хрипловато засмеялась. — О бесы, Мори, ты нравишься мне всё больше и больше. Но об этом потом. Что ты собираешься делать?
— Допросить Итаяса.
— Лично? — Эррет выгнула бровь. — Любопытно. Какой ответ ты думаешь получить?
— Я хочу убедиться, что он не имеет отношения к Яриту и контрразведке Рескидды. И, Эррет, я не думаю, что Фиррат нам солгала. По крайней мере, в главном. Конечно, с тени станется составить такую чудовищную ложь, чтобы в неё нельзя было не поверить… но зачем? Не вижу мотива. А если верить ей, то допрашивать горца должен лично я. Хоть это занятие и недостойно рода Данари.
Эррет смотрела на меня непроницаемым взглядом.
— Потому что… — медленно начала она, и я кивнул, докончив:
— …моих действий он не предвидит.
Белые тени появились беззвучно и неприметно, как подобало людям в их ранге; они слышали окончание нашего с Эррет разговора, и меня это вполне устраивало — я не хотел тратить время на объяснения. Я зажёг побольше ламп и написал отмену заклятия.
Звякнули цепи. Парализующие заклинания хороши в схватке, когда от бойца требуется скорость реакции, но готовясь к долгой беседе, рассчитывать на них неразумно. Твёрдая воля может превозмочь телесную слабость, вызванную магией. Тени это хорошо знали. Как я и предполагал, подвалы в штабе Южного луча отменно подходили для определённых целей. Эта зала была отнюдь не единственной. По пути я заметил дальше по коридору череду железных дверей. Данва весьма деликатно преградила мне путь к ним… «Отец бы не одобрил моих действий, — подумал я. — Ни один человек первого сословия не одобрил бы. Но обстоятельства таковы, что приходится пересматривать даже понятия о чести. Коли уж я спустился в пыточную, сбегать отсюда недостойней, чем заканчивать начатое».
Если мои догадки верны, скоро придётся пересмотреть ещё кое-что; и дело это важнее, нежели даже достоинство рода Данари.
Не открывая глаз, таянец глубоко вздохнул и сел, прислонившись спиной к стене. Я употребил весьма жёсткую схему, входившую в реестр боевых заклинаний; платой за её действенность становились последствия — пробуждение ото сна было трудным и сопровождалось множеством неприятных ощущений. Итаясу ещё долго предстояло приходить в себя: заново учиться держать голову, владеть речью и фокусировать взгляд.
Когда спустя миг внятная, окрашенная бархатным акцентом риеска достигла моих ушей, я был погружён в собственные раздумья и не успел вовремя переключить внимание.
— Привет тебе, император уаррский, — мягко, едва не ласково сказал горец.
Он улыбался, с насмешливым видом склонив голову к плечу.
Глаза его были ясны и пронзительны.
Таянец едва заметно повёл плечами и подбородком, удобнее устраивая шею в ошейнике с магическим замком, положил руки на колени — цепи, подтянутые к стене, не давали скрестить их. Беспомощный, в руках заклятого врага, он оставался совершенно спокоен. «Он ничуть не удивлён, — отметил я. — Знал, что окажется в плену?.. И любопытная же реакция на магию. После такого воздействия люди с полчаса способны только стонать и мычать».
— Рад видеть тебя здесь, княжич Таяна.
Итаяс тихо засмеялся, закатив глаза. «У него обычная реакция на магию, — понял я: на висках горца выступила испарина, мышцы закаменели в усилии удержать шею прямой. — У него нечеловеческое самообладание».
— Я порадую тебя какое-то время, — сказал Итаяс покровительственно и уселся поудобней, насколько позволяли цепи.
— А потом?
— А потом перестану. — Горец неприятно осклабился: — Ты собираешься спросить, кому я служу. Не выставляй себя дураком, император уаррский. Я служу только себе.
«Он повторит это ещё не раз», — подумал я и бросил взгляд на Эррет. Та изучающе рассматривала таянца. Лицо её оставались холодным, но уголки губ приподнялись.
— Нет, — безразлично сказал я. — Это не так. Но я не стану тебя переубеждать.
Итаяс смотрел на меня — нагло, с вызовом.
— Не грози мне судьбой моей сестры, — сказал он. — Ты не тронешь её и пальцем.
— Не трону, — согласился я. — И грозить не стану.
Итаяс помолчал, издевательски ухмыляясь.
— Тогда задавай вопросы, император, — сказал он, наконец.
За спиной у меня, неподвижные, стояли тени Южного луча. Плотные шары световых заклятий горели под потолком, оштукатуренные белые стены впитывали их свечение. Стены зала столько раз очищали с помощью магии, что я улавливал её следы. Судя по всему, марали эти стены брызги крови… Трудно вообразить место, менее достойное человека моего положения. Но мне не за что просить прощения у предков. Предкам не довелось узнать высшей весны.
И я, в свой черёд, улыбнулся.
— Зачем? — сказал я. — Ты хочешь отвечать намного сильнее, чем я хочу спрашивать. Поэтому говори, Итаяс.
Горец поморщился, перекатывая голову по стене.
— Зачем говорить с тем, кто скоро будет мёртв?
Чего-то в этом духе я ждал.
— Это прорицание? — поинтересовался я. — Слыхал я, что Демон Таяна — недурная гадалка.
— Это обещание, — ласково сказал Итаяс. — Я убью тебя.
Я принял недоумённый вид и предложил:
— Убей.
Горец усмехнулся.
— Немного позже, — сказал он. — Пока что ты любуешься на врага в цепях и думаешь, что он бессилен. Я же сказал, что порадую тебя какое-то время.