Дети немилости

Онойко Ольга

— А если я прикажу казнить тебя? Незамедлительно.

— Не прикажешь, — не будь у Итаяса скованы руки, он бы отмахнулся с пренебрежением. — Тебе слишком интересно.

Я помедлил.

— Пожалуй, ты прав. Зачем ты приехал в Рескидду?

— За своей сестрой.

— Ты хотел забрать её в Таян?

— Нет. Её судьба на равнинах.

— А твоя?

Теперь Эррет смотрела на меня. В глазах её нарастало смутное удивление: чем дальше, тем меньше она понимала, что я делаю. «Не вмешивайся», — мысленно попросил я. Не мог я растолковывать ей каждую свою мысль. Если мои догадки верны, то Итаяс ведёт собственную игру, и противник его — отнюдь не я.

Если…

Горец улыбался прежней самодовольной улыбкой, но в глазах его мелькнуло подобие уважения. Он ответил не сразу; эта заминка свидетельствовала о многом.

— Мою определяет только моё желание, — бросил он.

«Да!» — понял я.

Свет заклятий померк.

…Через полчаса или час Фиррат доставит мне отчёт доктора Тайви. Как водится у высших теней, там не будет выводов, только сопоставления фактов, по которым благородный заказчик сможет, немного поразмыслив, определить истину. Не появись передо мною этот дикарь, спустя какое-то время мне открыл бы глаза господин Ларра. Всё идёт своим чередом. Я могу потешить себя мыслью, что оказался на шаг впереди положенного. Но даёт ли это мне действительное преимущество?

Та, что любит играть честно…

— Генерал Эрдрейари обещал посадить Пещерного Льва в хорошую клетку и подарить мне, — наугад бросил я. — Будет славно, если я отдарюсь Пещерным Львёнком. Что, если цепи останутся при тебе до конца жизни?

Итаяс весело оскалился.

— Слово Великого мертвеца подобно стали, — со странным удовольствием проговорил он. — Даже ты, император, ещё не знаешь, насколько оно крепко.

— Ты будешь рад встрече с отцом?

— Скоро тебе не станет до этого дела, император. Потому что скоро появятся атомники.

Я поднял бровь.

Итаяс тихо, торжествующе рассмеялся и глянул в сторону лестницы.

Эррет поднялась с кресла, застывшие в безмолвии тени повернули головы: сверху донеслись шаги и неразборчивые слова. Потом по ступенькам слетела, оскальзываясь на краях, бледная, взмокшая Фиррат с пачкой бумаг в руках. Я сжал зубы. «На шаг впереди? Меня всего лишь не застали врасплох».

— В чём дело?

— Государь, — выдохнула она и упала на колени; невольно я отступил на шаг. У Данвы был безумный вид. — Государь. Срочное извещение.

— Скоро появятся атомники, — повторил Итаяс.

Он улыбался.

…От Инакаяна до Катты тянутся степи, по весне буйноцветущие и душистые, летом жёлтые и сухие. Из Катты в ясную погоду видны горы, вырывающиеся из-под земли, как стена. Это Восточный Нийярай. Ещё восточнее, вдоль берега моря простирается Экемен — страна сопок, туманов, затерянных рек, обильных рыбой, и древних девственных лесов, в которых водятся тигры. Из Кестис Неггела через Улен и Инакаян к Порту Станнери идёт Юго-Восточная железная дорога. Её построили двести лет назад по приказу Аргитаи Сияющего, когда возникла необходимость быстро перебрасывать на Восток войска. Адмирал Станнери повёл транспортные платформы на острова Ллиу и Тиккайнай, и с этого началось покорение архипелага.

Давным-давно, когда князь Нийяри именовал себя самодержцем, и ещё задолго до этого, когда не было на свете никаких князей, племена, кочевавшие в предгорьях, верили, что в Восточном Нийярае есть гора Лаан, обиталище земных богов и врата на высочайшие небеса. Многие искали эту гору, чтобы взобраться на неё и рассказать богам о людских бедах. Иные свидетельствовали, что видели вдалеке её острый пик. Но возвратившиеся из странствия разводили руками, а сгинувшие в горах — кто знает, уснули они меж пьяных гостей под божьим столом или меж камней под обледенелым обрывом?

…На круглом валуне, на гриве лобастой высокой сопки сидел и пел маленький дух. Сотню веков назад он появился на свет возле Истока, долго плутал по миру без цели и смысла, с каждым веком слабея, скрываясь от людских магов, а потом приблудился к дому и нашёл хозяина. Теперь хозяин его валялся под сосной на тёплой от солнца траве и точно горный козел жевал щавель, слушая, как маленький дух поёт «На сопках Экемена», балладу, которой не исполнилось ещё и полутысячи лет.

Солнце припекало. Между сопок вилась, как лента, река. Пахло цветами и сосновой смолой.

— Матерь мира, — пробормотал хозяин, не вынимая изо рта травинки, — как хорошо-то…

Подошёл другой человек, встал рядом — так, чтобы не загораживать первому солнечные лучи. Был он, как и первый, высок и статен, облачён в старинный наряд с длинными рукавами. Только глядел второй светлее и строже. Две косы цвета спелой пшеницы лежали на широкой его груди, а глаза были синими как небо.

Первый глянул на него, задрав подбородок, и улыбнулся. Второй постоял, подумал и тоже улёгся на траву — со счастливым вздохом.

Плыли по небу пухлые облака.

Маленький дух замолчал и оглянулся.

Под сосной валялись Каэтан и Лаанга и согласно жевали щавель.

Дух подумал немного и тихонько затянул:

Над родной сторонкой солнце ясно светит, Города и сёла расцветают в мире. По лесной дороге, по дороге едет, Едет император в золотом мундире. Гордо выступает конь его соловый, Следом едет свита — воины и маги. Светлую их доблесть не опишешь словом. Каждый славен родом, силой и отвагой. Вдруг князьям навстречу поднятый хромает, Не робеет парень, весел и спокоен. Под дырявой курткой кости громыхают, А где было сердце — полыхает орден. Он сошёл с дороги, стал по стойке смирно. Государь его вдруг смерил строгим взглядом. «Кто ты и откуда? — мертвеца спросил он, — За дела какие получил награду?» А тот смотрит прямо, отвечает смело: «Право, не совру я, ничего не скрою…»

— Вот и всё, — сказал Каэтан.

— Ну это ничего, — проворчал Лаанга.

— Началось, — сказал Каэтан. — Кончилось.

— Уже было, — брюзгливо заметил Лаанга. — Ничего не было.

— Мы и не ждали, что получится.

— Но ведь получилось.

— Ты уверен?

— Увидим.

Каэтан улыбнулся.

— Хорошо бы, — проговорил он.

И погрузился в задумчивость. Лаанга лежал мрачный, то и дело косясь на Мага Выси сквозь заросли аптечной ромашки. Ниже по склону рос женьшень, выше — малина. В густых травах хлопотала пёстрая птичка, вкладывала лакомые кусочки в разинутые клювы птенцов. Рыжая лиса мелькнула внизу, под обрывом. Далеко-далеко заревел тигр.