Дети немилости
Шрифт:
Свободное время я проводил за чтением исследовательских трудов. Я хотел получить более-менее цельную картину высшего года: условия его начала, характер протекания, обстоятельства завершения. Календарные зимы и весны неодинаковы; времена высшего года тоже диктуют лишь самую грубую канву событий. Возможна ли магическая война без полной деструкции одной из сторон, как возможны бесснежные зимы? Сколько длится год и при каких условиях завершается? Аллендорская Ассамблея высказывала интересную гипотезу о возможности нивелировать проявления магического цикла…
Монография — проклятый жанр. С одной стороны, я не мог не уважать людей, которые собирали эти великолепные доказательные базы, перерывали сотни источников и тонны суглинка. Но их интересовали другие вопросы — культурная преемственность, торговые пути, усреднённая библиотечка учёного мага в первой половине восьмого столетия нашей эры… Я мог рассчитывать лишь на несколько фраз из толстого тома, вскользь брошенную дерзкую мысль. Кое-что я и впрямь сыскал, но на занятное чтение потратил несравнимо больше времени. Увы, отмывание крупиц золота никому нельзя было перепоручить. Существование высшего года доказали сравнительно недавно, трудов было мало, и их авторы строили гипотезы, основываясь на этих же источниках. Интерпретация — прекрасная вещь, но не тогда, когда ищешь истину.
Всё это утомляло, и порой я позволял себе безобидные развлечения.
…Эррет откинула лёгкое покрывало и села на постели, собирая волосы на затылке. Груди её приподнялись. Она была обнажена. Я любовался её восхитительным телом. Мы уже успели довести друг друга до изнеможения, но она всё равно волновала меня.
— Я знаю, за что я тебя так люблю, — сказала Эррет наполовину серьёзно, наполовину насмешливо.
— Я догадываюсь, — отозвался я с исключительным самодовольством; Эррет рассмеялась и швырнула в меня подушку.
— Нет, — сказала она. — Причина та же, по которой я тебя выбрала. Тебе нравится делать людей счастливыми.
— Не преувеличивай, — сказал я. — Я преследую разные выгоды.
Эррет фыркнула.
— Детей на воздушном шаре ты катал тоже ради выгоды?
— Я просто отдыхал. Мне надоели бесфамильные, шныряющие тут и там, вот я и улизнул от них. В конце концов, имею я право покатать ребёнка на воздушном шаре?
— Не отнекивайся, — смеялась Эррет.
— Я знаю, как сделать счастливыми множество людей, — сказал я. — В то же время у меня есть весомые аргументы относительно того, почему этого делать не стоит. Поэтому счастья им не случится.
— О! — Эррет улеглась на живот, подпёрла рукой подбородок. — Я вся любопытство. Что это за люди, и как их осчастливить?
— Ну, навскидку… Возвратить Кайсену княжеское достоинство и город Улен. Назначить Великой Тенью господина Анартаи. Позволить исчезнуть Ларре, оставив на земле только почтенного доктора Ларрема Тайви. И ещё… кхм… переспать с Данвой.
— И почему же этого делать не стоит? — промурлыкала Эррет.
— Потому что это сейчас господин Кайсен не любит своих родственников. Превратившись в главу дома Улентари, он мигом переменит к ним отношение. Если хозяином Уленакесты станет человек, который пятьдесят лет был Великой Тенью, боюсь, Улен не возьмёт даже Эрдрейари.
— Я бы сказала, его даже Лаанга не возьмёт, — кивнула Эррет. — По крайней мере, не сразу. А дальше?
— Буде Великой Тенью станет господин Анартаи, у нас тут же возникнет масса проблем. Причём на пустом месте. Потому только, что господин Анартаи не любит жить скучно. Отпустить такого великолепного агента, как Ларра, я не могу, ввиду сложных отношений с Аллендором.
— А Данва? — прищурилась Эррет.
Я вздохнул и признался:
— Мне не нравятся женщины с настолько большой грудью.
— Так значит, ты всё-таки разглядывал её? — протянула Эррет.
— Как можно не разглядеть что-то до такой степени выдающееся? — резонно спросил я.
— Ты разглядывал эту старую каналью! — Эррет сузила глаза и подобралась, точно пантера.
— Эррет! — глубокомысленно сказал я. — Но ведь ты гораздо старше!..
Зря я это сказал.
Эррет убила меня подушкой и спихнула тело с постели, сопроводив свои действия множеством нелестных характеристик моего ума и вкуса; хохотала она всё это время как сумасшедшая и даже закашлялась. Я принёс ей бокал фруктовой воды с алензой, на этом было заключено перемирие. Впрочем, как всегда, последнее слово осталось за Эррет, и слово это было — «гнусный пожиратель жуков».
— Я такой хороший, — уныло сказал я. — Я умный и красивый. Я Четвёртой магией владею. Я, минуточку, император. И при всём перечисленном меня безжалостно третируют за то, что я ем жуков.
Эррет снова расхохоталась.
— Все мы понемногу едим жуков, — сказала она, утирая слёзы, — но, Мори, ах, Мори… ты не представляешь, как, как я третировала бы тебя, если бы ты ел штукатурку!..
— Что?! — оторопел я.
— Неважно, — отвечала Эррет с великолепной небрежностью.
И выражение её лица мгновенно переменилось. Так с нею бывало: посреди бесхитростного веселья она вдруг погружалась в задумчивость, теряя вкус к происходящему. Память её походила на хорошую картотеку — ни одна мысль и ни одно дело не пропадали в забвении, но Эррет имела привычку откладывать несрочные вопросы «до уместного случая». Случай неизменно оказывался неуместным. В такое время можно было либо оставить её с её мыслями, либо самому настроиться на иной лад. Я предпочитал второе.
Эррет вытянулась на подушках, глядя в потолок балдахина, завернулась в покрывало. Глаза её поблёскивали.
— Мори, — сказала она негромко, — я кое о чём подумала… можно задать тебе вопрос?
— Разве когда-то было нельзя?
— Ты удивишься, наверное, — Эррет улыбнулась краешками губ; взгляд её оставался неподвижным. — Мори, у тебя есть цель?
Я улёгся рядом с нею и заложил руки за голову.
— В данный момент моя цель — избежать войны, — сказал я. — Какая ещё может быть?
— А не в данный момент? Вообще? Мало у кого в мире столько возможностей, сколько у тебя, Мори. Чего ты хотел бы достичь?
Я озадаченно нахмурился. Во-первых, вопрос был неожиданным, а во-вторых, обстоятельства не располагали к размышлениям подобного рода.
— У меня нет цели, — честно ответил я, наконец. — Мне, знаешь ли, нравится сам процесс.
Эррет улыбнулась.
— А как ты представлял себе процесс? Не случись на твоём веку высшей весны, чем бы ты занимался?
— Жил, — сказал я. — Нашёл бы супругу и воспитывал детей. Работал. Нужно закончить с Лациатами и Хораном, свести воедино законодательства всех сословий, разобраться с рабочим движением на севере, ввести обязательное начальное образование — это собиралась сделать ещё Ирва, и до сих пор ничего не сделано… Дел хватит. А потом я уснул бы в счастливых воспоминаниях, зная, что в случае нужды мои правнуки поднимут меня, чтобы я помог им по мере сил. Вот и всё.