Дети немилости
Шрифт:
К тому времени ему было уже двадцать лет. Сыновья его ровесников крепко держались в седле.
Сердце пропустило удар.
— Позволит? — вкрадчиво спросил горец. — А до сих пор — это она не позволяла?
Маг опять удалился мыслями в какие-то дали. Итаяс в упор смотрел на его вытянутое баранье лицо; стылая ухмылка изгибала губы таянца, на скулах играли желваки.
— Она есть судьба, — невнятно, точно катая во рту кусок, пробормотал маг. — Она определяет все судьбы. У тебя такая судьба.
— Вот как? — ещё вкрадчивей сказал Итаяс и даже голову пригнул, как кот.
— Твоя судьба — убить императора, — сказал маг. —
Итаяс помолчал. Прикрыв глаза, он опустил голову, не то кивая, не то кланяясь. Он по-прежнему улыбался.
— Я понял тебя, — сказал он.
— Хорошо, — сказал маг.
— Я хорошо тебя понял, — повторил таянец.
Маг снова поморгал бараньими глазами и растаял в тумане. Горец не смотрел на него. Он стоял неподвижно, улыбаясь, как каменный идол.
Никогда в жизни он не испытывал подобной ярости.
«Император не лгал, — думал Итаяс. — Сила, которая сильнее. Сила, которую я чувствую. Сила?! Небесная баба и её бараний маг? Это — сила, которая управляет моей судьбой?!» Кровь шумела в ушах. Ноздри таянца раздувались, улыбка становилась все шире.
«Я могу отпустить тебя, чтобы ты сам вернул себе свободу, — предложил император Уарры. — Я могу открыть тебе всё, что знаю, и стать твоим союзником». Говоря это, он не кривил душой — так же, как был честен, предлагая Таяну мир.
«Убей императора, и сможешь продолжить род».
Никто не должен был знать о том, как выглядят дети Таянского Демона — но все узнали. И вновь поползли умолкшие было шепотки, побежали слухи о том, что Арияс подкладывал жену под горного духа, что Итаяс божий ублюдок и не место ему среди людей. Жестокость его, доселе обычная для воина гор, вдруг оказалась превыше людского терпения; Наргияс, который прежде видел в нём надежду Таяна и был на его стороне, отступился; ненависть окончательно поглотила все чувства, которые Арияс испытывал к сыну. Потом слухи дошли до Дзерасса, прадед Мирале воззвал к людям, и дзеры отказались биться рядом с таянцами. Потом мертвец Эрдрейари взял Чаарикам.
«Где твоя судьба, Демон Таяна?»
Когда Наргияс погиб, а плодородные долины Нижнего Таяна достались Уарре, стало ещё темней. Люди ожесточились. Женщин отсылали в Аллендор, и с ними уехала Юцинеле. Бедный упрямый цветок, она любила брата несмотря ни на что, и никого не слушала. Он сам научил её не обращать внимания на толки — иначе она бы не выжила.
«Убей императора, и станешь обычным человеком».
Итаяс ушёл не за жизнью императора Уарры. Он ушёл из страны, где не имел никого, кроме врагов.
…Он стоял, невидящими глазами глядя прямо перед собой, и такое потрясение выражалось на его лице, что Маро Ундори, замыкая наручники на его запястьях, с усмешкой сказал рядовым своего взвода: «А славы-то, славы!»
Юцинеле очнулась в час начала рассвета; вернее, проснулась — она спала и видела сны. Снилась ей Мирале, весёлая и счастливая, и ещё почему-то мать, Юнэ: грустное, поблекшее лицо матери вдруг преображалось, она превращалась сперва в гордую Нирайят, а потом — в величественную первосвященницу. Чёрная кошка Младшей Матери тенью пробегала в высоких травах и вдруг вырастала, становилась огромной как конь, ударяла копытами… Вороной иноходец споро шёл под Ариясом, каманаром Таяна, а рядом скакал Наргияс на своём гнедом жеребце. Над родильной хижиной плыл туман, и спускался, улыбаясь, по тропе к селу Демон Высокогорья с новорождённым младенцем на руках. Серебряные уаррские знамёна плескались на ветру, сияя в просторах бескрайнего небосвода. Великий город Кестис Неггел обнимали светлые реки. Золотая Рескидда цвела между пресных морей, а над нею горела и билась, как сердце героя, Звезда Арсет. Лучи её были крепче стали, никакая мгла не могла затмить их, никакая сила не властна была их сокрушить…
Неле долго смотрела в зелёный потолок балдахина, расшитый листьями и цветами.
Потом перевела взгляд.
На краю постели сидела Младшая Мать.
Таянка наморщила лоб. В этой комнате, отведённой ей в доме Акридделат, она прожила несколько дней. Но как оказалась здесь снова? Ведь Младшая Мать сказала ей проститься с Мори, и она поехала прощаться…
Мори.
Император Уарры.
Сердце Неле подкатило к горлу.
Девушка вытянулась как струна. Руки её заледенели от ужаса. «Не может быть, — торопливо сказала себе Неле. — Что это мне причудилось? Приснилось…» — но память была жестока. Падал на колени непобедимый Итаяс, жуткие безликие люди окружали его и Императора, и Мори задавал ей вопросы, а лицо его, такое знакомое и дорогое, менялось на глазах, становясь мёртвой маской. «Да как же это?» — спрашивала Неле в испуге. Так же ясно она помнила и другое — изумрудное сияние, что привело её обратно в жизнь, и яркий воздушный шар, и жуков, которых надо есть серебряными копьецами. Мори был добрый уаррец, самый лучший человек на земле. Неле думала, что Итаяс убьёт его. Она испугалась, как никогда в жизни. Она думала спасти Мори, как он спас её, и упросить Итаяса пощадить доброго уаррца…
Теперь брат в уаррском плену. Император поставил его на колени, а потом отшвырнул, как падаль. Итаяс убил много уаррцев и много рабов привёз из уаррских деревень. Если просить Мори… ведь Мори пощадит её брата… он добрый… но он не добрый на самом деле, он — Император Уарры… но ведь он спас ей жизнь…
В глазах у Неле темнело.
— Ты проснулась? — донёсся сквозь подступающий мрак ласковый голос рескидди. — Неле, как ты себя чувствуешь?
Младшая Мать была сильнее мрака… Неле открыла рот, но сказать ничего не смогла. Только спустя минуту она выдавила:
— Госпожа…
— Не плачь, Неле, — сказала рыжая священница. — Лучше скажи мне, что тебя тревожит. Я помогу.
«Нет, — подумала Неле. — Никто мне не может помочь». Стоило Акридделат сказать, чтобы она не плакала, как слёзы навернулись на глаза — а до того их не было. Пускай Младшая Мать творит чудеса, она не превратит страшную правду в сон, не сделает так, чтобы Мори не был Императором…
Потом Неле стало стыдно. В такое время она думала о себе!
— Госпожа Младшая Мать, — прошептала горянка, — я боюсь… за моего брата.
— Итаяс жив. Ему ничто не угрожает. Юцинеле, ты разве не помнишь? Морэгтаи обещал, что не причинит ему вреда.
«Морэгтаи, — повторила про себя Неле. — Младшая Мать велела отправить письмо Императору Морэгтаи… значит, она всё знала, и это правда». Против всякого разумения душою Неле овладело с этой мыслью чёрное горе. Последняя надежда истаяла.
Горянка закрыла глаза.
— Неле, — вновь зазвучал мягкий настойчивый голос рескидди, — не время спать. Вставай. Умойся. Для тебя приготовили завтрак, ты наверняка хочешь есть. Не позволяй себе тонуть во тьме. Это неверный путь.