Дети новолуния [роман]
Шрифт:
Те пятеро, что стояли рядом с монахом, и были той сотней, которую каан послал за ним, вернее, всем, что от неё осталось. За годы пути одноглазый сотник растерял всех своих подчинённых. Даже уцелевших трудно было назвать полноценными воинами: они были истощены и изранены, двое лишились пальцев на руке, один кашлял кровью. Самого сотника от смертельного удара стрелы спасла надетая под латы рубашка из грубого шёлка: она ушла в тело вместе с остриём, задержав его, и потому его легко вытянули назад, а рану монах обработал какими-то
Вечером Елюй Чу-цай напомнил каану, что ещё на Селенге, когда о Хорезме не было речи, ему рассказывали о даосском святом из Шаньдуна, который проник в тайны бессмертия и сам уже прожил несколько жизней. Каан заинтересовался и приказал доставить монаха, но дело затянулось, начался поход на Хорезм, армия непредсказуемо маневрировала на больших расстояниях, а сотня с монахом пыталась её догнать. И вот догнала.
Каан спросил, а верит ли сам Елюй Чу-цай в возможность обретения бессмертия на земле? Тот уклонился:
— У меня не было достаточно времени, чтобы постичь недоступное моему разумению. Говорят, есть живой эликсир вай дань,но он опасен в неопытных руках, и я бы не посоветовал его принимать. Гораздо надёжнее, но и труднее сварить такой эликсир в себе. Он называется нэй дан. Возможно, кто-то из посвящённых сумел овладеть внутренней силой цив своем теле и научился ею повелевать. И тогда он умрёт, лишь когда захочет. Не знаю.
— Ты ничего не сказал, — проворчал каан и приказал привести к нему монаха, когда зайдёт солнце.
Вечером пятерым воинам дали еду и выпивку, а самого монаха повели в шатёр к каану. Пройдя между двух пылающих факелов, монах остался один. К белому шатру монгольского владыки вела узкая тропинка. Лёгкой поступью монах засеменил по ней. Внезапно из темноты вышел человек. Он был высок ростом, худой, с длинной, редкой бородкой и жёлтым, непроницаемым лицом. Монах остановился и с любопытством уставился на него. Незнакомец сунул кисти рук в рукава халата и тихо, почти шёпотом произнес:
— Я кидань из той же страны, откуда ты родом. Прошу тебя, будь благоразумен. Каан хочет знать, как продлить свою жизнь до бесконечности. Каан старый. Он скоро умрёт своей смертью. Обмани его. Скажи, что знаешь. Дай какую-нибудь безвредную траву. Это ничего не решит. Но ты останешься жив.
Монах молчал. Тогда незнакомец спросил:
— Обещаешь мне?
И монах торопливо кивнул в ответ.
— Поверь, то, что я с тобой говорю, это очень опасно для меня. Но я не хочу, чтобы ты пострадал. Гнев каана ужасен. Схитри — и спокойно уйдёшь домой.
Незнакомец поклонился. Поклонился
— Входи, — сказал каан, внимательно разглядывая маленького человечка в замызганном зелёном халате, который в учтивой позе остановился на пороге.
Тот поклонился и подошёл ближе. В его лице не было следа страха. Это удивило каана. Круглые глаза смотрели по-детски светло и непринуждённо.
— Садись, — приказал каан.
Человечек вновь поклонился и сел перед ним, предварительно подложив себе под зад подушку. И вперил в него этот свой невинный взгляд. Каан пожевал губами и хмуро спросил:
— Чего тебе?
Монах пожал плечами:
— Мне ничего не надо. — Он подался вперёд и громким шёпотом добавил: — Ты меня звал. Я пришёл.
Каан удивлённо приподнял брови. Ему стало душно от благовоний. Он встал, взял банку с ароматными палочками и выкинул её наружу. Потом вернулся и неожиданно сел на одну кошму с монахом, так что их лица оказались совсем близко друг от друга.
— Когда я тебя звал, было одно. А теперь — другое. Хочешь пьяного кумыса?
Монах отрицательно затряс головой.
— Обычно никто не отказывается от моего угощения, — хмыкнул каан. — Слышал я, что ты святой, что прожил много жизней.
Монах весело засмеялся и замахал руками, чем просто изумил каана.
— Почему ты смеешься?
— Чего не нашепчет ветер, то разнесут люди, — ответил монах, вытирая слезы. — Я плохо говорю на монгольском, но знаю.
— Ну вот, — сказал каан, — люди принесли, что у тебя есть эликсир… эликсир, который дарит бессмертие.
— Нет, — просто ответил гость, напрочь позабыв все предостережения киданя, — нету такого. Нету.
Каан одарил монаха долгим, изучающим взглядом. Потом спросил:
— Тогда, может, ты знаешь секрет вечной жизни? Как жить и не умирать?
— Нельзя, — вздохнул монах. — Невозможно.
Ответы следовали немедленно, они не нуждались в осмыслении, и, значит, в его понимании, являлись абсолютной истиной.
— Но если ты не святой и у тебя нет эликсира, почему тебя считают просвещённым?
— Не знаю.
Ногти каана озадаченно поскребли щеку.
— Мне нравится, что ты не пытаешься ловчить.
— А ты хочешь жить вечно? — вдруг задал вопрос гость.
Каан надолго задумался. Всё это время глаза монаха светились искренним любопытством. Потом каан медленно произнёс:
— Не знаю. Что надо, чего не надо — теперь не разберёшь. Теперь не знаю.
— Это хорошо, — сказал монах. — Плохо, если бы ты сказал хочу.
— Почему?
— Плохо. Если хочешь то, чего нет, плохо. Одни страдания.
— По-твоему, хорошо, если хочешь смерти.
— Смерти нет, — легкомысленно сказал гость. — Что жизнь, что смерть — инь, ян.