Дети выживших
Шрифт:
Даггар приподнялся, переполз от края ямы на сухую траву. Вдохнул ее запах — пряный и горький, как потерянное счастье, — и поднялся на ноги.
Раны не кровоточили. Он был разут и почти раздет, не считая драного хитона. Повязка на голове, которую повязали когда-то лекари-жрецы на горе Тцара, тоже оставалась на нем.
Даггар оглядел вселенную. Она была полна тьмы и беззакония.
Он знал, куда нужно идти и кого искать.
Идти — к вечно пылающей бездне во Рву. Искать — тех, кто сидит у Рва.
Старая столица
Хуссарабы не делали попыток идти на приступ. Днем их аррадаты поддерживали вялую дуэль, ночью лагерь, построенный в отдалении, заливал свет бесчисленных костров.
— Они чего-то ждут, — хмуро сказал Азан Лузу вечером, когда они вдвоем обходили караулы.
— Может быть, подкреплений? — сказал Луз.
Азан бросил на него быстрый взгляд и тихо проговорил — так, чтобы не слышали солдаты:
— Нет. Зачем им подкрепления?.. Я знаю, чего они ждут. Они ждут предательства.
Луз непонимающе взглянул на него.
— Магистр сказал, что теперь не верит даже мне. Он закрыл пороховые хранилища, так что войти туда теперь можно только с его разрешения.
— Наверное, так и нужно, — сказал Луз. — Ведь от варваров можно ожидать всего. Они могут подкупить какого-нибудь сотника, и тот откроет хранилища, подведет фитиль, и…
Азан остановился:
— Так ты думаешь, что магистр подозревает даже нас с тобой? Это просто безумие. Кто и за какие деньги может меня подкупить?.. Хотел бы я увидеть этого человека.
Луз внезапно повернулся к Азану. Они стояли на площадке одного из бастионов, на площадке не было света, а до стражников, вглядывавшихся во тьму, было несколько шагов. Луз взял Азана за плечи, притянул к себе и прошептал:
— Хочешь видеть этого человека? Так смотри!
Азан раскрыл рот. От тяжко забившегося сердца у него перехватило дыхание. Он потянул из ножен кинжал, но Луз опередил его: клинок кольнул Азана под кадык.
— Молчи, — тихо и спокойно сказал Луз. — Эти солдаты ни в чем не виноваты, но если ты закричишь — мне придется убить не только тебя, но и их.
Азан разевал рот, не в силах выговорить ни слова, но руки его опустились, и кинжал беззвучно вернулся в ножны.
— Караул! — внезапно крикнул Луз, поворачивая голову к страже. — Все спокойно?
— Все спокойно, господин!
Луз усмехнулся и почти ласково шепнул Азану:
— Пойдем. Нам надо проверить еще караулы у хранилищ.
Солдаты, игравшие в кости у входа в одно из хранилищ, вскочили и вытянулись.
Азан, набычившись, шел впереди, Луз — сзади.
— Так-то вы исполняете службу? — грозно спросил Луз. — Здесь запрещено разжигать открытый огонь!
Один из солдат начал торопливо затаптывать костер, разожженный на каменных плитах.
— Не верьте ему… — внезапно прохрипел Азан. И, видя, что солдаты в недоумении поглядели на него, повторил громко и отчетливо:
— Не верьте ему! Это предатель! Его подкупили хуссарабы!
Он отскочил от Луза, выхватил кинжал и рявкнул:
— Арестовать предателя!
Дальше произошло немыслимое. Вместо того, чтобы кинуться на Луза, солдаты кинулись на него, Азана. Один перехватил руку с кинжалом, другой упер копье ему в грудь.
— Что вы делаете? Луз — предатель! — крикнул Азан; копье с силой уперлось в грудь и Азан отступил; он сделал назад несколько коротких шагов и уперся спиной в каменную стену. Солдат, выкручивавший ему руку, наконец добился своего: кинжал выпал, зазвенев.
— Заткните ему рот, — приказал Луз. — Иначе он поднимет на ноги все караулы.
Азан больше не успел ничего сказать: солдат с копьем криво усмехнулся, быстро повернул копье вперед тупым концом и с силой вонзил его в солнечное сплетение. Азан согнулся. На голову ему обрушился страшный удар, пол выскользнул из-под ног, и стена внезапно отдалилась и отъехала вбок.
Потом он почувствовал, как голову его туго-натуго перетягивают солдатским ремнем, руки выворачивают назад. Потом его приподняли, массивная дверь хранилища распахнулась, и Азан полетел во тьму, рухнув прямо на хумы — врытые в землю громадные керамические сосуды, набитые порохом.
Раздался чуть слышный треск. Астон поднял голову, вглядываясь. На стекле появилась маленькая трещина. И вдруг она начала ветвиться, расти, и стекло побелело как молоко.
Астон бесшумно поднялся и скользнул к выходу, а Ваде успел лишь поднять голову — и тут с оглушительным звуком сосуд лопнул, засыпав каземат стеклянными осколками.
Ваде взвыл, согнулся: стекло поранило ему лицо.
Грудь Нгара заходила ходуном, воздух со свистом вылетал из ноздрей.
— Бог возвращается… — сказал Астон. Лицо его стало белым, но он не потерял присутствия духа. — Ваде!
Вадемекум стонал; из-под пальцев, которыми он закрыл лицо, сочилась алая кровь.
— Ваде! — громче позвал Астон. — Нам пора уходить.
Он помедлил мгновение.
Между тем тело Нгара выгнулось самым неестественным образом; казалось, гигант вставал одновременно на руки и на ноги, при этом суставы его с треском выворачивались из пазух.
Астон начал медленно пятиться к двери. Судорожно пошарил рукой позади себя, пытаясь нащупать засов.
А Нгар внезапно начал меняться. Он превращался в кого-то другого — быстро, на глазах у Астона. И чем быстрее и судорожней Астон шевелил рукой, тем быстрее превращался Нгар. Лицо его посветлело, волосы стали длинными и седыми, на голове появилась старая, выпачканная землей повязка. Он стал меньше ростом, а на груди появилось несколько запекшихся ран.
Потом Нгар упал, суставы с хрустом встали на место. Нгар открыл глаза, приподнялся на руках, подтянул ноги. И начал вставать…