Дети выживших
Шрифт:
В этот самый момент Астон нашарил наконец рукоять засова, открыл дверь и выпрыгнул в коридор. Захлопнул дверь, задвинул внешний засов — стражник, стоявший у дверей, попятился в испуге.
Астон мельком взглянул на него, выхватил у него из руки короткое копье и исчез в дальнем конце галереи.
Он бежал, не обращая внимания на вытягивавшихся при виде его караульных; выбежал в главную галерею, и не останавливаясь, помчался вниз, туда, где под решеткой плескалась вода канала, соединявшего искусственные пруды столицы с озером Нарро.
По дороге он снял со стены факел. Откинув тяжелый люк, начал спускаться по осклизлой лесенке в колодец. Внизу, у самой решетки, остановился на узком — в ладонь шириной — поребрике. Поднял копье и стал выбивать железные клинья, удерживавшие решетку.
Когда решетка, наконец, рухнула, он глубоко вздохнул, отбросил факел и бросился в воду.
Там, в каменной стене, открывался лаз, обросший длинной, как волосы, тиной. Астон пробрался в него, сделал несколько гребков — и наконец вырвался из воды, очутившись в маленьком гроте. Здесь царила полная тьма, но Астону не нужен был свет — тайный подземный ход строился по его чертежам, и строителей давно уже не было в живых.
Он нащупал еще один лаз, влез в него и пополз. Лаз постепенно расширялся; вскоре Астон уже бежал по нему, бежал что есть силы, разбивая в кровь локти о невидимые каменные стены.
Ночь на мгновение превратилась в день. Яркая вспышка озарила каменные стены и бастионы. Вздрогнула земля. Конь под Шумааром пошатнулся, едва не потеряв равновесия.
Шумаар обернулся к сигнальщику:
— Труби!
Яростно взревела труба, ей в ответ из тьмы отозвались другие.
Хуссарабы пошли на штурм.
Нуанна
Ворота давно уже были сорваны, проем полуразрушен; в проходе лежали древние битые камни, и бесконечная процессия плавно перетекала через них, выходя из города.
— Плохой город, — сказал Амза. — Некрасивый, слишком большой и скученный. И дома в нем похожи на норы, птичьи норы из глины… Почему же этот город называют Центром Вселенной?
— Наверное, потому, мой господин, что Нуанна лежит как раз посередине земли. Отсюда до Южного Полумесяца столько же миль, сколько и до Северного.
Лухар, тысячник и советник Амзы-баатура, стоял так, чтобы казаться ниже: Амза не любил глядеть снизу вверх. Для Амзы в центре лагеря был насыпан небольшой курган, и на кургане разбит остроконечный шатер с флагом на золоченом шпиле.
— Что они делают? — спросил Амза, кивая на бесконечную толпу нуаннийцев.
— Выносят своего бога. Их богу теперь негде жить: Дворец жрецов разрушен.
Амза приподнялся, вглядываясь в толпу.
— И где же их бог?
— Они его прячут, наверное.
Амза долго думал, шевеля широкими пухлыми губами.
— А! — наконец сказал он. — Они несут его в себе.
Толпы нуаннийцев, сотни тысяч шаркающих босых ног. Серые балахоны, ни одного лишнего движения, взгляда или жеста.
Они шли с самого утра, едва поднялось солнце. Вначале стража, охранявшая руины жреческого дворца, донесла, что на площади стали собираться люди-тени в серых, до пят, плащах и в надвинутых на глаза накидках.
Амза не велел их трогать. Он только спросил у Лухара, не замышляют ли нуаннийцы бунта?
Лухар успокоил: нуаннийцы никогда не бунтуют. А сейчас, когда разрушена их главная святыня и они остались без вождя, ждать бунта тем более не приходится.
Лухар поведал Амзе о странной религии нуаннийцев, об их бессмертных жрецах. Теперь бессмертие прервалось, нетленные тела жрецов погрузились в пучины. Может быть, нуаннийцы хотят построить новый храм?..
Разговор был утром, когда уже началось шествие. Сначала по улицам прошли сотни людей в балахонах, потом к ним стали присоединяться жители.
— Однако надо на всякий случай взять зачинщиков, — сказал Амза.
Конный отряд хуссарабов врезался в толпу, отсекая балахоны. Тех, кого взяли в кольцо, погнали к ставке Амзы.
— Что все это значит? — сурово спросил Амза у жрецов, ткнув пальцем в сторону шествия.
Он сидел, скрестив ноги, на простом ковре, запыленном и обтрепанном по краям. Ожидал ответа, положив руки на колени, широко расставив их в локтях.
Жрецы опускали головы, прятали глаза.
— Не хотят говорить?.. — удивленно спросил Амза у Лухара.
Лухар подозвал толмача, спустился к жрецам. Стал задавать вопросы. Толмач переводил.
Жрецы молчали.
Лухар вопросительно взглянул на Амзу. Амза кивнул.
Лухар отдал приказ всадникам.
Засвистели в воздухе камчи; удары были такими, что рассекали серые балахоны, и из прорех начинала сочиться кровь. Кто-то падал, кто-то оставался стоять на ногах, но ни один не вскрикнул, не взмолился о пощаде.
Лухар повернулся к Амзе, который, совершив омовение, приступал к завтраку: перед ним на блюде лежал бараний бок.
Амза сердито плюнул и махнул рукой, блестевшей от жира.
Тогда всадники погнали жрецов за курган, вывели из лагеря и в ближайшей роще порубили всех саблями; им даже не пришлось покидать седел; казалось, жрецы сами подставляли шеи так, чтобы рубить было удобнее.
Вечером поток людей иссяк. В городе было спокойно, но Лухар все же усилил стражу.
А те, что ушли на юг, все еще пробирались вдоль одной из проток Желтой реки; наблюдатели докладывали, что толпа втянулась в тростниковые заросли, тянувшиеся на много миль по болотистой местности.