Девочка, которая объехала Волшебную Страну на самодельном корабле
Шрифт:
– Боюсь, не хватит рубинов, чтобы купить нам обоим велосипеды.
– Ха! Мы не будем ничего покупать, мы их поймаем! Сентябрь, стаи велосипедов… или их называют стадами, а не стаями, верно, Суббота? Стада. Как бы то ни было, путь их миграции проходит через те Луга, что лежат к востоку от города, и если нам повезет разжиться веревкой, то на них-то мы и проделаем весь путь до Провинций. Или почти весь. Это непросто, они же дикие звери. И если я буду бежать изо всех сил, чтобы не отставать от тебя, то никому не придется ломать кости и трястись на моей костлявой спине. Полагаю, и так ясно, что на велосипеде, пусть даже на большом и крепком вожаке, я буду смотреться несколько смешно. Так не станем же медлить!
– Сентябрь, – жалобно сказал Суббота, и его синие глаза стали еще больше и темнее. – Мне нужно поесть. Если я не поем, то скоро упаду и никогда больше не встану.
– О, какая же я невнимательная! – В предвкушении путешествия Сентябрь забыла про свой собственный голод, теперь он вернулся с новой силой. Поэтому, даже не задумываясь, Сентябрь потратила предпоследний из рубинов в трактире «Сколопендра и Скиния», где столы, стулья и стены были того глубокого черного цвета, какой обычно носят вдовы. В мягком желтом свете шелковых канделябров кожа Субботы выглядела такой же черной, как потолок.
– Соль, – жалобно прошептал мальчик. – Мне нужна соль, и еще камень.
– Ты этим питаешься?! – Сентябрь сморщила нос.
Суббота в смущении опустил глаза.
– Этим питается море. Когда я голоден, ничем другим меня не насытить. А когда не очень голоден, запросто могу отведать с тобой пирог из лебеды с боярышниковым кремом.
– Я не хотела тебя обидеть! Пожалуйста, не поникай так сильно! К тому же я вовсе не уверена, что смогу здесь что-нибудь съесть. Это все как пить дать Волшебная Еда, и если до сих пор мне удавалось вести себя разумно и не подвергаться опасности, то сейчас точно не стоит есть в этом волшебном трактире.
Аэл усмехнулся, будто знал что-то и о волшебстве, и о еде, поскольку оба слова находились в его части алфавита. Но он промолчал. Сентябрь сидела вместе со всеми и пила чистую воду, совершенно безопасную, поскольку едой она не была ну ни капельки. Девочка практически уговорила свой желудок не урчать, пока Аэл расправлялся с тремя тарелками редиски и графином настоящей родниковой воды из источника Завтрашней Лужицы. Суббота грыз кусок голубого морского камня, изящно слизывая соль. Он нерешительно предложил Сентябрь попробовать, но она вежливо отказалась.
– У меня желудок слишком нежный, – сказала она. – Вряд ли он справится с камнем.
Блюдо с крашеными утиными яйцами, бубликами и фондю из зефира проплыло мимо них на голове официанта, который, судя по всему, был гномом. Стараясь не смотреть на яства, Сентябрь снова энергично принялась за воду. Все такая же голодная, но довольная собой, оттого что не поддалась соблазну, она отправила последний рубин со своего скипетра в кассу парома, который был куда меньше и скромней предыдущего. Без приключений, шлепая по воде колесами, он перевез путников на другую сторону Барлибрум, унеся всех троих от сверкающих башен и шпилей Пандемониума прямо на пустынное, поросшее травой побережье.
– Так грустно уезжать, – промолвила Сентябрь, ступив на илистый берег, – мы ведь только приехали. Как бы мне хотелось получше узнать Пандемониум!
Сентябрь завязала узлом рукава зеленого пиджака и сунула его под бронзовую цепь Вивернария. Пиджак испугался и зашелся в беззвучном изумрудном крике. Увы, уши существ с ногами, носами и бровями не восприимчивы к печали существ со швами, пуговицами и лацканами. Сейчас Сентябрь слышала что-то вроде отдаленного грома. Вокруг во всю даль и ширь простирались Луга. Ровная, ухоженная трава, ни деревца, ни прохладной тени, ни крошечного одуванчика. Не будь трава такой густой и зеленой, Сентябрь назвала бы эту землю пустыней.
– Помни, они быстрые, рослые и злобные, эти дикие велосипеды! Многие из тех, кто пытался оседлать их, были тотчас же сброшены на землю и покалечены, а кое-кто даже погиб. – От-А-до-Л в волнении переминался с ноги на ногу. Гром становился все ближе.
Сентябрь покрепче затянула зеленый пояс пиджака для того, чтобы не выпала Ложка. Денег на подходящую экипировку для путешествия не осталось, но она, будучи дочерью своей матери, не сомневалась: все, к чему она прикоснется, будет работать. Однажды мама целый день чинила потрепанный «форд» мистера Альберта, чтобы Сентябрь не пришлось ходить пешком в школу за несколько миль от дома. Сентябрь была бы счастлива просто понаблюдать, как мама копается в двигателе, по локоть в машинном масле, но не тут-то было. Мама быстренько объяснила ей, как работает сцепление, что подкрутить и где подогнуть. Под конец Сентябрь здорово устала, но зато машинка жужжала и покашливала, как ей и было положено. Вот это Сентябрь любила больше всего. Она поняла это теперь, когда мамы нет рядом и можно просто думать о ней время от времени, когда захочешь. Больше всего ей нравилось учиться, узнавать новое и что мама знала столько всякого разного и никогда не говорила, что это слишком сложно, или работа слишком грязная, и ни разу не сказала ей «вырастешь – поймешь». Поэтому неудивительно, что Сентябрь умела вязать вполне достойные узлы; так что пояс, будучи ткань от ткани весьма услужливого пиджака, старательно затянулся еще туже и подготовился к грядущим неудобствам. Суббота наблюдал за этим с живым интересом, но ничего не сказал.
Прозвучал громкий протяжный гудок, и ясный день огласился ответным гиканьем.
– Идут! – восторженно закричал Аэл, подпрыгивая от нетерпения. Крылья его под цепью ходили ходуном, язык болтался, как у щенка.
На самом деле он мог бы и не предупреждать. Стадо велосипедов взметнуло ввысь удушающее облако пыли. Едва прозвучали гудки, Сентябрь и Суббота увидели велосипеды – несметное количество старомодных викторианских велосипедов с огромным передним колесом и крошечным задним, причем «крошечное» в данном случае означало чуточку больше, чем Сентябрь. Такие модели раньше называли «фартинг – пенни». Вздыбленные в небо сиденья были обтянуты потертым бархатом самых пестрых оттенков, покрышки пятнисты как гиены, спицы блестели на солнце, заливавшем луг.
– Держись за меня, Суббота! – закричала Сентябрь.
Мальчик обхватил руками ее талию, и она снова удивилась, насколько он тяжелый, хотя кажется маленьким. Снова раздался гудок, и, когда огромный, вздымающийся ввысь велосипед с ревом проносился мимо них, Сентябрь что было сил бросила в него Ложку – прицельно и метко. Она крепко вцепилась в конец пояса, который растянулся куда больше, чем можно было ожидать, так сильно он хотел угодить своей хозяйке. Ложка застряла в спицах большого колеса, и, увлекаемые его вращением, они взлетели в воздух. Суббота зажмурился, а Сентябрь нет. Она хохотала не переставая, пока в полете не настигла широкое, пестрое, черно-оранжевое сиденье. Она потянулась, чтобы схватиться за него, но пальцы попали ниже, в медные пружины под сиденьем. Колени бились о колеса и обдирались до крови, но она упорно карабкалась.
– Сентябрь, я не могу! – крикнул Суббота. Его синее лицо исказилось от страха и напряжения, он старался удержаться, но соскальзывал все ниже, пока не повис, цепляясь только за ее лодыжку. – Я падаю!
Сентябрь попыталась поднять ногу и втащить его наверх, но велосипед слишком сильно трясся и гудел, яростно стряхивая непрошеных пассажиров. Наконец она уцепилась локтем за сиденье, пахнувшее мускусом, и спустилась как можно ниже, чтобы поймать марида, но этого оказалось недостаточно. Он не мог больше держаться сам и был ужасно, невыносимо тяжелым. Сентябрь закричала от страха, когда велосипед встал на дыбы, с явным намерением расплющить ее о землю.