Девушка, которая не умеет петь

Косолапова Злата

Что-то хрустнуло, и из кустов орешника вдруг показалось лицо, носившее на себе застаревшие следы яропитой болезни, а секунду спустя показался и его обладатель – крепко державший факел в руках здоровяк неопределенного возраста.

– Лоттон, неси сюда деньги. И начинай готовить повозку.

Голос Дактеана словно прошелестел, прокатившись через лесную тишину. Зло сверкнув глазами в сторону Шианны, Лоттон коротко кивнул и снова исчез в кустах.

Пыльный, обитый медью сундучок из массива тика здоровяк принёс уже через несколько минут, и Шианна внимательно пересчитала всё до последнего

золотого. Когда она наконец захлопнула крышку сундука и передала его Лютильде, ослабевшие от долгой дороги пленницы уже стояли возле Дактеана. Девушки переминались с ноги на ногу и дрожали от холода – все трое с бледными лицами и со свежим страхом в глазах.

– Всё верно? – насмешливо осклабился Дактеан, перехватывая гибкие поводья, пристегнутые к удилам его лошади.

– Вполне.

Тон Дактеана Шианне не нравился, впрочем, как и он сам. Однако, сомневаться в чистоте сделки с ним разбойнице ещё ни разу не приходилось. Дактеан любил поддерживать крепкие и доверительные отношения с тем, с кем он работал, но деньги и выгоду любил ещё больше, так что, по идее, всегда мог предать ради большей награды.

Шианна нахмурилась, заметив тревожный взгляд огромных синих глаз Агаты. Служанка на секунду замерла, рассеянно огляделась и тут же скрылась с дороги, ведомая Лоттоном в чащу.

– Тёмных ночей тебе, Шианна, – произнёс Дактеан, разворачивая лошадь и собираясь исчезнуть, как надеялась разбойница, на «подольше».

– И тебе, – с нажимом ответила женщина.

Дактеан ушёл, а Шианну вдруг кольнула жалость: всё же не стоило отдавать ему несчастную девчонку…

***

Влажная трава мешалась с густым мхом – мягким, но таким вымокшим, что Агате казалось, будто бы она наступает в воду. Туман сгустился ещё сильнее, казалось, закипел. Плавно огибая деревья, он растекся над землёй лилейными лентами. Теперь карабкаться через скользкие заросли стало ещё тяжелее. И пусть шли недолго, но показалось, что целую вечность. Шаг за шагом, от дерева к дереву, всё дальше и дальше… Красные ягоды брусники лопались под уставшими ступнями, листья прилипали к коже, тяжелые от влаги ветки царапали щеки.

Платье и изношенные башмаки снова насквозь промокли, и холод мгновенно стянул всё тело ощутимой вуалью.

Пробираясь через кусты, Агата пыталась хоть что-то рассмотреть в темноте – выходило едва-едва, и это было плохо, потому что идти было и так тяжело, а их ещё и подгоняли. Последние силы вдруг утекли вместе с тонкими ручейками дождевой воды, внимание померкло, отчего Агата поскользнулась на круглом корне и споткнулась. Ухватившись за толстый ствол дуба, чудом удержалась на ногах. А когда, тяжело дыша, подняла голову, поняла, что они пришли.

Лоттон, бурча под нос ругательства и дёргая мощными плечами, протопал в темноту и уже через четверть минуты вернулся. Он велел им встать возле небольшой телеги – старой, но по виду крепкой, над задней частью которой был установлен навес из прочных досок, покрытых плотной парусиной, а ещё велел помалкивать и не ныть, сам он, что-то разыскивая, завозился возле козел.

Дактеан остановился неподалеку от телеги, бесшумным и мягким движением достал из-за пазухи серебряную флягу и протянул её Анне.

– Пей, – холодно приказал Дактеан. – И вы две – тоже. По глотку.

Анна коснулась фляги слабеющими пальцами, помялась, никак не решаясь взять её в руки. Отяжелённый злобой взгляд Дактеана заставил воспитанницу леди Осткард поторопиться. Взяв флягу в руки, девушка поднесла её к губам и сделала глоток. Морщась и вытирая рот, Анна передала её сестре. Та нервно схватила флягу, быстро сделала глоток и так же нервно сунула ёмкость в руки Агаты.

Девушка скользнула взглядом по выпуклым цветам на серебряной виноградной лозе, затем, почувствовав запах мяты и белой лаванды, на какое-то мгновение замешкалась. Но ждать её никто не собирался. Ещё секунда – и холодное горлышко фляги коснулось сухих губ, во рту расплылся горьковато-кислый вкус какого-то варева.

Оказавшись в телеге, Агата сразу прильнула к стенке, где, устроившись меж пыльных мешков, обхватила колени руками. Под парусиной было темно – глаз выколи, зато хорошо чувствовался запах мускуса и экзотический аромат сандала, его любила леди Осткард, запрещенного для нефиксированной перевозки по землям ближайших государств без уплаты огромной пошлины.

Эта деталь помогла Агате понять, что они сейчас находятся в плену контрабандистов.

Забравшись в телегу вслед за Агатой, Лиза и Анна сразу же забились в самый дальний угол, и уже через минуту, переваливаясь и покачиваясь, телега медленно двинулась вперёд.

Дорога была ужасной – долгой, тяжелой, переносилась с надрывом.

Иногда повозку приходилось останавливать, чтобы либо вытащить колеса из ямы или слишком глубокой колеи, либо что-то сделать с осью, чтобы она выправилась. В эти минуты девушки вылезали из-под навеса, ёжились, стоя на холодном ветру, но затем они снова залезали под парусину к мешкам, сундукам и коробкам, правда, только после того, как Лоттон и Рубис, длиннорукий кучер с ёжиком черных волос и несоразмерно большой по отношению к его голове челюстью, вытаскивали телегу на дорогу.

Дактеан лишь контролировал ситуацию, он ехал на своей лошади позади повозки, поглядывая за тем, чтобы девушки никуда ненароком не ускользнули. Агате же то и дело чудилось, что где-то совсем близко она слышит многочисленные голоса, сменяющиеся криками и лязгом оружия, что кто-то кричит, зовёт её по имени. Конечно, на самом деле ничего подобного не происходило, и даже чудившийся служанке огонь факелов, мелькающих из-за колышущегося навеса, был лишь плодом её воображения.

Девушка всё быстрее проваливалась в мучительно-беспокойный сон.

***

Повозку сильно тряхнуло при въезде на очередную колею, и это заставило Агату очнуться. Сощурив глаза, служанка судорожно втянула в себя воздух. Первое, что она почувствовала, был зверский холод, второе – слабость, даже бессилие.

Телегу шатало, плотная ткань навеса сильно продувалась. Найдя в себе силы, Агата приподнялась на месте, после, усевшись возле двух пыльных мешков с чем-то тяжёлым внутри, замерзшими пальцами коснулась своих губ. Хотелось пить до жжения в горле. А ещё есть и по-прежнему спать, но нельзя. Девушка обхватила руками свои худенькие плечики, приходить в себя было тяжело.