Девушка с веслом
Шрифт:
Сашка, угнетенный, молчал. Тая, заглянув ему в лицо, что-то почуяла:
– Ничего не бойся, ты ведь не сатир, Александр!
Конечно, какой из него сатир: Сашка был девственником. Однако фантазии красавицы его пугали. И еще эти… сатиры… почему «сатиры»?! Хотя – пускай будут сатиры: уж получше, чем именовать незваных гостей гастарбайтерами; еще бы полтергейстами назвали…
Некоторое время шагали молча; Сашка приотстал завязать шнурок на кедах и смотрел на нее, удалявшуюся: шла она удивительно грациозно, почти не опираясь на черные от грязи пятки, цветастый подол закручивался вокруг ног, пошив
Рюкзак спокойно лежал под тенистой черешней; Сашка с удивлением наблюдал, как тщетно пытается девушка сорвать плотно закрученную пробку. Наконец отнял бутылку и отвинтил крышку – Тая осушила бутыль в несколько глотков, а на то, чтоб умыться, воды уже не хватило.
– А ты что в лесу делала? – задал Сашка вопрос.
– Шла, – отвечала она.
– Куда шла?
– Это еще надо увидеть… Я ведь еще в пути. Когда приду – узнаю.
– Они не обидели тебя там, в лесу, пока я не появился?.. Ну, эти – сатиры…
– Что ты! Я быстро бегаю.
Сашка кивнул и продолжил расспросы:
– Ты студентка? – он вспомнил вдруг про студенток МГУ, красавиц в ярких юбках, которые во времена молодости его напарников приезжали в колхоз имени Ленина на трудовую практику.
– Да, я студентка, – легко согласилась она. – Учусь, когда студено.
– Трудовая практика?
– Трудовая практика.
– И ты не одна сюда приехала?
– Нет, не одна.
– Чем добирались: самолетом или поездом?
– Скорее, само-летом.
– А где остальные?
Тая внимательно поглядела по сторонам – и никого, конечно, не увидела, кроме Сашки.
– Не знаю, – растерянно сказала девушка. – Я должна их найти. Пожалуй, мы потерялись. Эти сатиры… С ними с ног собьешься…
– Это так, – согласился Сашка. – А вы чай к нам приехали собирать?
– Нет. Зачем его собирать… Пускай растет.
– Тогда в чем заключается практика?
Тая задумалась, наморщив лоб.
– Это я должна выяснить.
– А где ты остановилась?
– Остановилась? – девушка встала. – Здесь.
Сашке пришлось взять ее за руку, чтоб она стронулась с места. Он собирался спросить Таю, где ее сумка: с мобильником, косметичкой, расческой, ну и всякой фигней, без которой ни одна уважающая себя девушка не выйдет на улицу, – не потеряла ли она ее, может, стоит поискать, но… не спросил. Все больше он убеждался, что, ударившись головой, девушка получила какое-то поражение мозга, может быть, даже органическое…. и теперь он за нее в ответе. Нельзя сказать, чтоб Сашке это не нравилось.
По телу горы, разделив ее скальпелем на два хребта, среди пьяного леса, косо росшего по склонам, бежал Змейковский ручей – подтачивал корни деревьев, перескакивал плотины из бурелома, срывался водопадными струями; благодаря вчерашнему ливню в нем можно было искупнуться. У истоков ручья били из-под корней бука, граба и каштана три ключа, измайловцы поднимались туда по воду – с ведрами, бутылками, флягами, – причем в каждом из ключей вода отличалась по вкусу: железистая, магниевая, сульфатная.
Спустившись по
Она была удобного роста: ее макушка как раз упиралась в его подбородок.
Часть Сашкиной одежды сбежала вниз по течению: они потом вместе искали мокрые брюки, майку, служившую чалмой, а одну кеду так и не нашли.
Как они не утонули, спрашивал себя после Сашка: то она, оказавшись внизу, уходила под воду, то он.
На вкус Тая была железистая, магниевая, сульфатная. Радиоактивная.
На берегу, гортанно напевая, она сплела два венка из плюща, куда вкрутила по чайной веточке, кизиловой, грушевой, по кустику колючей иглицы. Бензоножницы лежали тут же, но она рвала травы руками, даже колхидскую иглицу, а мочалистый стебель плюща перегрызла зубами. Потом торжественно водрузила один венок на его голову, другой – на свою. Венки отличались вплетенными цветами: пурпурный ятрышник во лбу венка – для него и белейшая вечерница – для нее. Сашка ничему не удивлялся: он думал, что так и должно быть. Пускай и колючая иглица: да, не только цветочки, всякое будет в их жизни, да. Глаза у девушки потеплели: насекомое уползло, птенец нашелся, хвощ срезали. Нет у нее никакого сотрясения, и повреждения мозга нет, понял Сашка. Она умна, она чертовски умна, умна, как… сорок тысяч студенток МГУ.
И вот двое, увенчанные дарами Змейковского ручья, взявшись за руки, вышли на тропу. У Сашки на плече – рюкзак, в левой руке – бензоножницы. Он шел в одной левой кеде – вначале он решил отдать ее Тае, но кеда оказалась слишком велика, и Тая сказала, что босиком ей привычнее; тогда Сашка твердо пообещал ей новые босоножки, самые лучшие, решив, что мотоцикл может подождать.
Измайловка, полускрытая паводковой зеленью самостийного леса и ластящихся к домам изнеженных человеком садов, приближалась: выскакивали, взблеснув стеклом, окошки, с каждым шагом выдвигались вперед фрагменты крыш – серых шиферных, красных и зеленых черепичных; вонзались в безоблачный озон коротенькие печные трубы (горизонтальные газовые не дотянулись до села).
– Там твой дом? – спросила Тая, указывая на поселок внизу.
Сашка помотал головой:
– Скоро. Совсем скоро. Только дождемся автобуса… Бабушка, небось, дома, ну, ничего… а отец – на работе. Я тебя с ними познакомлю.
Они уже спустились к асфальтовому шоссе, до чайной фабрики было рукой подать, когда из-за поворота вынырнул милицейский уазик. Тая остановилась, во все глаза глядя на машину. Уазик резко затормозил, из него выскочили два милиционера в форме и направились к ним…