Девяностые приближаются
Шрифт:
– Спасибо, – тихо сказала она и добавила. – Меня попросили задать этот вопрос. Моя гостиница рядом, приходи вечером.
Что это было?
После раздевалки, я ходил и разглядывал торговые точки. Чего там только не было? Вот сейчас я смотрел на женские чулки, которые в большом ассортименте были представлены на прилавке небольшого магазинчика. Купить что ли на подарки девушкам? Цена кусалась. Моих денежных запасов уже едва хватало на две-три пары. И тут меня заловил Филипп. Видимо Ирка занялась им плотно, и с его морды не сходила улыбка.
– Ты делаешь массаж? – в лоб он спросил у меня.
– Не, не! Не хочу больше, ты уж сам как-нибудь, – открестился я, дивясь скорости распространения слухов.
– Хорошо! Я как раз собрался попросить, чтобы ты не делал!
– Да я и не собирался! – с недоумением посмотрел на него я. – Понимаешь, там меня ваша Марта попросила, а как ей отказать?
– Понимаю, – мотнул головой Филипп, – ей никто не отказывает.
– Сегодня вот ей отказались сделать массаж тут в купальне, – ехидно сказал я. – Профи местные.
– Так я про массаж, – вернулся к теме мой немецкий друг.
– Отвали, а? Не буду я тебе делать, я же сказал.
– Не мне, а Ира хочет, – наконец, выдал причину своей странной просьбы мой косноязычный и ревнивый, как выяснилось, приятель.
– Ах, Ира! Это другое дело, – решил поиздеваться я.
– Я для тебя покупаю пять пар любых этих изделий, а ты отказываешь Ирине, – вдруг предложил Филипп, сделав мой прикол не смешным. – Вам же мало денег выделяют на подарки, – сказал Филипп.
– Не надо, камрад! – печально отказался я от возможности на халяву, а вернее, с помощью шантажа, получить материальные ценности. – У меня не такие притязательные подружки, а брать за эту пустяковую услугу вознаграждение мне моя совесть не позволяет!
– Комсомольская? – воодушевился почему-то немец.
– И она тоже, – кивнул ему я.
Ира и в самом деле подкатила ко мне с просьбой о массаже, мотивируя это тем, что ей ещё надо купить подарок бабушке и тратиться на себя она не может. Хотя сегодня купила духи двух сортов. Тоже думаю не себе, а бабуле. Блин, и мне надо бабуле чего купить, и бате. Ну, бате, ладно, я знаю что взять, попрошу кого из соседей – пусть купят бутылку настойки какой-нибудь.
– Массаж стоит сорок форинтов за двадцать минут! – трагически сказала она, давя на жалость и тряся меня за руку, чуть не отрывая это орудие производства.
– Нет, не могу, ты девушка красивая, а вдруг я тобой увлекусь, я ведь и не любил никого никогда. Оно тебе надо?
– А Марта? – пискнула Ира. – Ей ты сделал и не боялся!
– Какая ещё Марта! Ты в сто раз красивее, поэтому и отказываю, – сказал почти то, что думал, я. – Был бы я постарше, отбил бы тебя у Филиппа!
– И Филипп так говорит, мол, я красивее, не поймёшь вас парней, – задумчиво сказала Ира и ушла, и совсем не недовольная, а скорее польщённая.
Чё я бабам лапши на уши не навешаю? Опыт не пропить. «А что вот с приглашением полячки делать?» – размышлял я, по пути в гостиницу. Хорошо, что с ней мы ехали на разных автобусах, а я всё не мог принять решение, подкатить к ней или нет?
Глава 29
Глава 29
Сегодня последний наш день в Венгрии, и для меня он очень ответственный, ведь Москва дала добро на мой доклад на итоговом собрании. К полячке я не пошёл. Не струсил, просто решил поберечься. Большой зал забит битком, помимо участников есть и пресса, причем её достаточно много. Начинается всё очень вяло, выступает индийский товарищ, который рассказывает про «движение неприсоединения». Председатель там как раз индиец, член национального конгресса Индии – Заил Сингх. По регламенту нашего сегодняшнего мероприятия отводится на выступление каждого участника пятнадцать минут и пятнадцать на вопросы. Вопросы возникли только у китайского товарища, но это неудивительно, учитывая их соперничество. Могли быть вопросы у пакистанцев, но эта страна на нашем съезде не представлена. Потом выступал палестинец, и тут вопросы были острее и в регламент он не уложился даже. Я шел третьим, и от меня требовалось рассказать о мирном будущем страны, выбравшей путь социализма. Это я про Афганистан сейчас. Я теперь понял, отчего убрали предисловие про Амина – это ведь сверженный и убитый политик впервые объявил, что Афганистан пойдёт по социалистическому пути развития. Выступать мне предложили на русском языке или на английском. Этот вопрос тоже был обговорён в Москве, и у меня задание – выступать на языке вероятного противника. Шеф лично проверил моё знание и остался доволен. Выступил я пламенно, и мне показалось, что лучше индийца и палестинца, которые тоже выбрали английский язык. Впрочем, для Индии, в частности, это не удивительно. А вот на вопросах начались сюрпризы. Нет, не от нетраханной полячки, меня стали пытать корреспонденты, причём из США! Тут были от них представители из «коммунистической лиги молодёжи», нормальные ребята, а вот акул пера никто не ждал и не готовился. Лично я и подумать не мог, что венгры пустят штатовцев. Не зря Венгрию называли самым «весёлым бараком соцлагеря», взяли и пустили. А я сейчас размышляю, как бы ответить на вопрос про крымских татар и чеченцев? Вот с какого перепугу эта красивая, молодая, полноватая негритянка спросила меня об этом?
– Телеканал «Балтимора». Мой вопрос не про войну в Афганистане, а про вторую мировую войну. Что вы думаете о незаконном и бесчеловечном решении правительства того времени выселить в лагеря целые народы, просто на всякий случай, чтобы не случилось чего-нибудь?
Посольский, который присутствовал на нашем собрании, багровеет и вытирает пот платком, а Виктор Николаевич, хряпнувший перорально в виде лекарства двести грамм бренди, пока ещё не понимает моей засады, отчего посольский смотрит на него недоуменно и недовольно. Николаевич не ждал визита из посольства и был сильно удивлён прибытием первых лиц на мероприятие, уже успев принять успокоительное, которое не сразу сказалась на его состоянии, ведь дядька он был нехуденький.
Зал притих, негритоска смотрит победно на малолетку, который может и не слышал ничего такого у себя в школе.
– Очень верный вопрос! Спасибо, что задали его! Я вижу, вы большой профессионал, – с чувством благодарю я, заставляя посольского скривиться.
Николаич, будучи психологически и фармакологически подготовленным, шепчет что-то ему на ухо: «Всё будет хорошо. Это Штыба. Он размажет её по полу!» – читаю я по губам, и моя некрасивая мордуленция расплывается в улыбке.
Пусть это не он сказал, а бренди внутри него, но приятно когда у тебя есть имидж.
– Да, правительство поступило очень подло! Людей выгнали из своих домов, лишили имущества, работы, возможности обучения детей, получения медицинской помощи, причём, наказали всех подряд, основываясь лишь на национальности. Да, шла война, но вина этих людей не была доказана, их загнали в концентрационные лагеря на всякий случай! – жгу глаголом я.
Говорю, а сам внимательно наблюдаю за реакцией зала. Девяносто пять процентов слушателей ничего ни про какие выселения не слышали, но сегодня услышат! Посольский окончательно побагровел и стал похож на вулкан Фудзияма в пике своей активности. Николаевич держит марку, кремень а не мужик. Бабёнка цветет и пахнет и подпрыгивает при каждом моём слове, так, что груди чуть не выскакивают из разреза её маечки. «Ничего! Я заставлю их сейчас выглянуть!» – злорадствую про себя я.
– Как вы поняли, я говорю о насильственном перемещении в 1942 году более 120 тысяч японцев (из которых две трети имели американское гражданство) с западного побережья Соединённых Штатов Америки во время второй мировой войны в концентрационные лагеря, официально называвшиеся «военными центрами перемещения». И я рад, что журналисты из США вспомнили про этот некрасивый период в своей истории!
– Я хочу, чтобы вы рассказали про Советский Союз, – с места пыталась крикнуть девушка, но шустрый ведущий уже отключил её от микрофона.