Девяностые приближаются
Шрифт:
Ochsenschwanzsupple – его название. Записал, что ещё? – смотрел мне в рот влюблённый.
– Пивной суп, конина, наверное, ей не очень понравится, у нас не едят её почти. Давай слушать, я тебе потом лучше запишу, что она любит кушать, – отвязался от немца я, тем более на нас уже стали поглядывать неодобрительно.
– Подарок, – тычет мне неугомонный немец паркером, наверняка заметил мой заинтересованный взгляд.
– Нет, это слишком дорогой подарок, – отвергаю, удивляя практичного немца, я. – И цветок, хоть один, наши девушки это ценят.
Он
– Ире подари лучше, – подумав, советую я.
Из-за сна и настырного Филиппа я прослушал большую часть выступлений, но не сильно был огорчён.
История с моей речью получила продолжение вечером.
– Ты что там наговорил? Китай отправляет наёмников в Афганистан? Советский Союз нападёт на ФРГ? – изумил меня испорченным телефоном Виктор Николаевич на ужине.
– Всё не так было! – откусывая черничный пирог, сообщаю я. – Я вам сейчас всё подробно расскажу, только доем.
– Я запись лучше послушаю, выпросил на вечер, – угрожает мне шеф.
Через час, когда я уже переваривал пирог, валяясь на кровати и слушая новые кассеты, ко мне зашёл руководитель делегации ещё раз.
– Ну, Штыба, ну молодец! Не ожидал такого грамотного ответа на провокацию, и ведь не готовился же! У меня аж мурашки по коже пошли! – возбужденно бухтел он, лаская моё самолюбие.
– Я же говорил вам, что переврали, – не отказываюсь от похвалы я.
– Жаль, ты молод, я бы тебе уже дал рекомендацию в партию... Впрочем! Как созреешь – обращайся! – серьёзно сказал шеф, – ты же планируешь вступать в партию?
«Ну, это вряд ли, уже через пять с небольшим лет запретят КПСС, – размышлял я. – Хотя в партию, вроде, с 18-ти можно, правда, год кандидатом, и в году этак восемьдесят восьмом, в виде исключения, за особые заслуги могу и я вступить. Но не планирую».
– Обращусь, – с серьёзным видом польщённого человека сказал я.
А что мне оставалось делать? Вопрос-то риторический в данной ситуации. Вещать о событиях девяносто первого года я не готов.
Только ушёл Виктор Николаевич, как завалилась ко мне Ира и вызвала в коридор. Хоть Мишка и пытался нам освободить комнату, но Ира гневно отвергла его предложение остаться, пока они часик с Толяном-старшим погуляют.
– Чер-те чё у вас, мужиков, на уме! Они что решили, что я к тебе пришла для… гм? Я не об этом, ты скажи, чего тебе там мой Ромео сегодня говорил? Пришёл весь загадочный, с букетом роз, где нашёл их только, и подарил мне ещё ручку золотую.
– Паркер? – спросил я.
– Не знаю, что-то там написано, я не поняла. Ручка – это рука и сердце. Вернее ручка – это рука, а розы – это сердце? – фантазировала Ирка.
– Ира, а ты хотела бы с ним ребёнка завести? – отмахнулся от её бредовых идей я.
– Что! Мальчишка! Я к нему как к взрослому, – взъярилась моментально Ирина, показав, что жизнь у её мужа, будущего подкаблучника, будет тяжёлой.
– Если что, скажешь своим, что залетела, а то хрен тебе, а не Германия. У него деды на фронте погибли и воевали они не за советскую армию, как ты понимаешь. Возможно, и твои предки не в восторге будут от такого жениха.
– Дед-то уж точно, – моментально забыла свои претензии Ира, задумавшись, и добавила откровенно: – Да, надо переспать! Ты молодец, Толя! Кстати, про тебя эта мормышка немецкая спрашивала. Пользуйся, если захочешь, она в тебя втюрилась.
– Марта? – обрадовался я.
– Ирма! Марту он захотел, – засмеялась Ирина. – У той ухажёров десятка два, она на тебя и не смотрит.
– Да ну тебя к чёрту, я тебе собака что ли на кости бросаться? – возмутился я. – Да и страшная она.
– Молодая она ещё, я в её возрасте тоже была некрасивая, угловатая, а прошло три года и вот смотри, – Ирка крутанулась вокруг себя, показав чуть полноватые, но ровные и красивые ноги из под взметнувшейся юбки.
– А сколько ей? – теряя интерес, тем не менее, спросил я.
– Шестнадцать, как и тебе, зато папа – большой начальник.
Ирка ушла, а я, подумав ещё с полминуты, решил, что советские люди за связи не продаются, а я – тем более.
Надо держаться начеку, чуть не подставили меня сегодня, вышел бы вон Мишка вместо меня, хрен бы смог пояснить политику партии. И стоит учесть, что ведётся запись, думаю, кто надо будет потом анализировать.
Глава 28
Глава 28
В среду после обеда нас вывезли на концерт, симфонический! Тягомотина, как по мне, лучше бы по городу погулять. У начальства другое мнение, и раз мероприятие запланировано, то проведут.
Едем на автобусе, меня шеф зазвал на первое сиденье рядом с собой и пытает за вчерашнее моё выступление. Могу ли я его ещё раз повторить, но уже перед всеми на заключительном собрании?
– Надо только подкорректировать кое-что. Ты не против, если вместо концерта мы обсудим это, а я потом через Москву согласую? – предложил он.
Не против ли я? Да с превеликим удовольствием! Сидим в буфете, я пью чай из чайника, а Виктор Николаевич – кофе. Чай дешевле, его поллитра, да ещё и воды подлить можно, как выпьешь, в заварку. Что я и сделал, кстати. Шеф потратился на кофе, оно и дороже, и было его там с гулькин нос. И он ограничился всего двумя кружками, растянув их на весь разговор.
– Про биографию Амина надо вычеркнуть, а то получается, мы столько лет под боком сталиниста с фашистскими взглядами терпели? – сверившись с записями в блокноте, говорит шеф. – А вот то, что он сворачивал правительственные программы и контактировал с Пакистаном, оставим. И добавим, что закрывал совместные школы для мальчиков и девочек. Кстати, это одна из причин мятежа в Герате, тебе надо и его упомянуть, ведь не подави мы его, могли бы иметь сейчас под боком очаг войны.
… Совсем ничего не сказал про Иран и так называемую шиитскую восьмёрку, я тебе тут составил пару фраз, чтобы ты не плавал и ничего от себя не выдумывал…