Дежурные сутки
Шрифт:
— Лет ей этак под шестьдесят, правильно? — прищурился опер.
— Да, — сознался Бурков. — Ты ее вызывал?
— Кто же людей для беседы на десять вечера вызывает? Просто раньше УР назывался не иначе как УГРО. Пойдем.
Кравцов увидел то, что и ожидал увидеть.
На лавочке в дежурке сидела пожилая женщина. Ее габариты внушали уважение, а выражение лица сразу понуждало предложить ей чаю с печеньем. Она гордо смотрела перед собой, сжав губы в трубочку. Монолит Гойя. Только в одежде. Величавое по нынешним меркам платье, отделанное бархатными вставками, и шляпка с черной вуалькой не оставляли сомнения в том, что женщина знает цену себе и окружающим. Кого бы ни выбрали в мужья дочери подобных дам, им постоянно будет втолковываться со стороны мамы, что они, дочери, достойны большего, что их избранники либо недостаточно воспитаны, либо недостаточно умны, либо недостаточно образованны и состоятельны. Как правило, такие женщины переживают своих мужей и живут вечно, пытаясь до конца разладить семейную жизнь своих пятидесятилетних дочерей. Когда такая теща приезжает погостить к «дитю» ненадолго — на месяц, зять обычно уезжает в командировку в Иркутскую область.
— Вы меня спрашивали, — утвердительно произнес Марк, подойдя к женщине. — Пройдемте в мой кабинет.
Женщина молча поднялась с лавочки и величаво понесла свои пышные формы за Кравцовым. Тот на ходу достал из кармана связку ключей, отобрал нужный и щелкнул замком.
— Прошу. Присаживайтесь, где вам будет удобно.
Марк занял место напротив. Хотелось курить, но он не решался. Выручила сама женщина.
— Молодой человек, у вас можно закурить?
— Да! Конечно! — обрадовался опер и полез за сигаретами.
Он хотел было предложить посетительнице «Элементе», но та вынула из сумочки папиросы «Сальве» и замерла в ожидании вспыхнувшей зажигалки.
«Да… — подумал Марк. — Чувствуется, разговор будет долгий и нудный. Наверняк жалоба на соседей. Слушают рок и танцуют в квартире брейк… Как там раньше дворяне разговаривали? Позвольте всемилостивейше предложить…»
— Чаю хотите? — неожиданно для самого себя выпалил Марк, забыв про «всемилостивейше».
— Благодарю вас. Я в столь поздний час чай не пью. Поволнуйтесь за свои почки и цвет лица.
«Эти бы слова да Ширшову в уши. Они с Гуртом уже по третьему стакану кофе допивают…»
— Я, собственно, вот по какому вопросу. Понимаете ли, молодой человек, мой отец посвятил свою жизнь службе в НКВД и «Смерше». Как вы можете догадаться, его работа не могла не оставить отпечаток на судьбе и способностях его дочери. Более того, я думаю, что здесь имеет место и генная предрасположенность…
Кравцов сразу вспомнил о Лоскутове.
— Многое, чего не замечают окружающие, замечаю я, и многое, что не понятно другим, совершенно очевидно для меня. По профессии я психолог. Очень модная сейчас профессия. Только ею пытаются овладевать люди, которые по своей природе могут быть прекрасными танцорами, продавцами и страховыми агентами. Но они получают диплом психолога и начинают творить чудеса в самом отвратительном понимании этого слова. Психолог — это призвание от бога. Этой профессией нельзя овладеть по желанию. В этом вся проблема.
Опер стал предполагать, что у женщины либо «не все дома», либо она перепутала учреждения.
— Вы сейчас, конечно, думаете, что бабка сумасшедшая или не туда зашла. Нет, я зашла именно туда, куда хотела, — в отдел милиции, к сотруднику УГРО. Я чувствую угрызения совести за то, что прервала ваш сон, но, полагаю, наше общение будет для вас полезным и интересным.
У Марка появилось чувство, что его раздевают при огромном скоплении народа.
Женщина же посмотрела в глаза Кравцову и сказала:
— Удивлены? Ничего удивительного. Еще я могу предположить, что, защищая закон, вы его иногда нарушаете для достижения цели. А цель у вас одна — задерживать преступников и отдавать их в руки правосудия. Спросите, как я об этом догадалась? Это не догадка. Это логический вывод из увиденного мною. У вас на столе стоят песочные часы. Зачем? Вы не врач, не алхимик. Однако часы у вас стоят на столе и служат для отсчета ровно одной минуты времени. Не трудно догадаться, какую роль они играют. Еще я могу сказать с полной уверенностью, что, помимо ответственности за дежурство, в котором вы задействованы, вас мучит какая-то неразрешимая проблема. Вы слегка растеряны. Предложили сесть, где мне будет удобно, несмотря на то что в кабинете всего два стула. Их, скорее всего, куда-то вынесли, а вы в состоянии задумчивости об этом не вспомнили, даже войдя в кабинет. Невоспитанным вас не назовешь. Отсюда вывод — вы думаете о чем-то важном для вас.
Кравцов растерялся. Действительно, он предложил сесть автоматически, забыв, что находится в новом кабинете. Разговор приобрел для него иной оттенок. Марку стала интересна эта спокойная, уверенная в себе женщина. Но ее приход до сих пор был непонятен.
— Как вас зовут? — с улыбкой спросил Марк.
— Анастасия Эриховна.
— Вы до сих пор практикуете?
— Увольте! В шестьдесят три года, имея приличную пенсию и сохранившееся здоровье, уже не хочется сидеть в кабинете. Два-три раза в месяц меня приглашают в Москву для чтения лекций молодым психиатрам. Дополнительно к этому я подготавливаю методические пособия для Института семьи и брака. Заработок позволяет мне под старость лет заниматься интересующими меня делами. Вы до сих пор не можете понять цель моего визита и вряд ли поймете, пока я вам не скажу.
Анастасия Эриховна по-женски элегантно смяла в пепельнице докуренную папиросу.
— Марк Иванович, вы всегда свои проблемы решаете сам, без помощи стремящихся помочь вам людей?
— В общем, да. У людей, какими бы благими ни были их намерения, есть свои проблемы. Они помогут мне, а если я не смогу помочь им?.. А откуда вы знаете, как меня зовут? — в который раз удивился Кравцов. — Я не представлялся.
— Что касается людей, стремящихся помочь… А вы никогда не задумывались, что они могут и не попросить ничего взамен? Скажем, мне от вас совершенно ничего не нужно. Я имею все. А помочь вам хочу.
— А почему вы решили, что мне нужна ваша помощь?
— Я живу на улице Василевского и видела вас сегодня. Вы, кажется, нашли около забора мужской туфель, не так ли? А потом я услышала сообщение по телевизору и поняла, что вы в тупике. Позвонив по указанному телефону, я не добилась ответа. Тогда я вышла на вашего дежурного и сказала, что меня просили позвонить по этому телефону, но я забыла имя и отчество того, кто меня вызывал. Это ответ на ваш вопрос, как я узнала ваше имя.
— Ай да Бурков!..
— Не волнуйтесь за него, он по телефону подверг меня допросу с пристрастием. Но я все-таки психолог…
Кравцов задумался. С одной стороны, его обаяла своим умом дочь уполномоченного «Смерша». С другой стороны, «сливать» первому попавшемуся информацию — глупо и преступно. А какая, собственно, информация-то? Нож в спине, ничего не значащий туфель да показания нимфоманки Максейкиной?
Их разговор длился еще с полчаса, и с каждой минутой Марк все больше и больше проникался доверием к этой импозантной, читающей его мысли женщине. В конце концов, они снова закурили, и Кравцов рассказал Анастасии Эриховне все, что знал о похищенном трупе и убийстве на Малой Бетонной.