Диагноз смерти (сборник)
Шрифт:
На следующий день, с утра пораньше, я отправился в контору, где работал мой брат, и успел его перехватить: он как раз выходил из дверей с пачкой счетов, по которым ему надо было получить. Рассказав, как принял за него приглашение, я прибавил, что если ему почему-то нет охоты идти, я сам не без удовольствия сыграю в следующем акте.
«Как странно… – задумчиво ответил Джон. – Маргован – единственный из моих сотрудников, кого я хорошо знаю и кому симпатизирую. Сегодня утром, придя в контору, мы, как обычно, поздоровались, и вдруг я сказал, повинуясь какому-то странному порыву: «Простите, мистер Маргован, но я позабыл спросить ваш адрес». Адрес он мне тут же дал, но если бы не ты, я так бы вовек и не понял, на что он мне. Хорошо, что ты готов платить по своим счетам, но я, если не возражаешь, сам воспользуюсь приглашением».
Джон обедал в доме Маргованов еще несколько раз, и это, по-моему, не пошло ему на пользу. Говоря так, я вовсе не имею в виду качество еды. Дело тут в другом: он влюбился в мисс Маргован и сделал ей предложение, которое та приняла, без особого, впрочем, энтузиазма.
Мне тут же сообщили о помолвке, но по правилам хорошего тона должно было пройти несколько недель, прежде чем я мог познакомиться с невестой брата и ее семьей. Вот в то самое время мне и встретился на Кирни-стрит один мужчина, красивый, но несколько потрепанный. Почему-то я повернулся и пошел следом, решив за ним понаблюдать, причем никакого неудобства при этом не испытал. Мужчина свернул на Гэри-стрит и по ней дошел до Юнион-сквер. Там он достал часы, взглянул на них и вошел в парк. Какое-то время он фланировал по дорожкам, явно кого-то ожидая. Вскоре к нему подошла молодая женщина, красивая и хорошо одетая, и они двинулись по Стоктон-стрит. Я пошел за ними. Откуда-то я знал, что должен вести себя очень осторожно: хотя я видел эту девушку впервые, мне казалось, что она узнает меня, если заметит. Они несколько раз поворачивали на перекрестках и наконец, быстро оглядевшись и едва не заметив меня – я успел метнуться в какую-то дверь, – вошли в дом, адрес которого я, с Вашего позволения, утаю. Скажу лишь, что местоположение у здания было хорошее, чего не скажешь о его репутации.
Можете мне поверить, что наблюдать за этими людьми, совершенно незнакомыми, я принялся безо всякой определенной цели. А считаю я это постыдным или нет, зависит от того, какого я мнения о человеке, которому об этом рассказываю. Вам я могу признаться, что пишу, нимало не смущаясь, и что стыдиться мне нечего.
Через неделю Джон повез меня знакомить со своим будущим тестем и его семейством. Вы, наверное, уже догадались, что в мисс Маргован я – с немалым удивлением – узнал героиню сомнительного приключения. Справедливости ради добавлю: пусть приключение это и было сомнительным, но его героиня была на редкость красива. Я считаю важным упомянуть об этом потому, что красота эта так меня впечатлила, что я усомнился, точно ли мисс Маргован я видел у нехорошего дома. Но почему же такая исключительная красота не поразила меня еще тогда? Впрочем, я наверняка не ошибся, просто сказались влияние обстановки, одежда и освещение.
Мы с Джоном провели в доме Маргованов хороший вечер. Многолетний опыт приучил нас весело воспринимать неизбежные шутки по поводу нашего сходства. Когда же мы с молодой леди на пару минут оказались наедине, я посмотрел ей в лицо и сказал без улыбки: «А ведь и у вас, мисс Маргован, есть близнец. В прошлый вторник я видел эту даму на Юнион-сквер».
Ее большие серые глаза встретились с моими всего лишь на секунду. Я ответил ей твердым взглядом, и она быстро перевела свой на носок туфельки. Потом спросила меня с безразличием, в котором ощущалась некоторая искусственность: «И что, она так сильно на меня походила?»
«Столь сильно, – ответил я, – что я ею залюбовался. Признаюсь, она так меня зачаровала, что я шел следом до самого… Мисс Маргован, вы понимаете, куда?»
Она заметно побледнела, но спокойствие ей не изменило. Ее взгляд снова встретился с моим, и на этот она не отвела глаза.
«Чего же вы хотите? – спросила она. – Просто объявите ваши условия. Я заранее со всем согласна».
Времени на долгие размышления у меня не было. Я понимал, что мисс Маргован – девушка не простая и в нравоучениях не нуждается.
«Мисс Маргован… – начал я, и она, наверное, услышала в этих словах то сочувствие, которое наполняло мое сердце. – Я совершенно уверен, что вы в этом деле – не злодейка, а жертва. Я бы предпочел не множить ваши трудности, а помочь, если это будет в моих силах».
Она безнадежно покачала головой, а я, борясь с волнением, продолжил:
«Меня до глубины души тронула ваша красота, а откровенность обезоружила. Уверен, вы поступите так, как подскажет совесть, то есть наилучшим образом. Если же нет – Бог вам судья!
Меня можете не опасаться: я буду против этого брака, но по каким-то иным мотивам. Их еще предстоит придумать».
Конечно, сейчас я воспроизвожу свои слова не совсем точно, но смысл был именно таков. Потом я встал и вышел, не обернувшись. В дверях я столкнулся с остальными и сказал им, стараясь никак не выказать одолевающие меня противоречивые чувства:
«Я только что попрощался с мисс Маргован. Я совсем позабыл о времени, а ведь уже поздно».
Джон решил уйти со мной. Когда мы вышли на улицу, он спросил, не нашел ли я поведение Джулии несколько странным.
«Мне показалось, что она не совсем здорова, – ответил я ему. – Потому я и поторопился откланяться».
Больше мы об этом не говорили. На следующий день я пришел домой поздно вечером. Я чувствовал себя не лучшим образом – так взволновали меня события вчерашнего вечера – и решил прогуляться, чтобы развеяться и привести в порядок мысли. Надо еще сказать, что меня угнетало неотступное предчувствие какой-то ужасной беды, но какой именно, я никак не мог понять. На улицах было холодно, от тумана одежда и волосы быстро увлажнились, и меня зазнобило. Дома я переоделся в халат и домашние туфли, сел к пылающему камину – и мне стало еще хуже. Теперь я уже не просто вздрагивал: меня буквально колотило. Ужас перед неведомой бедой так скрутил меня, что я решил избавиться от него, воскресив в памяти беду настоящую; попытался прогнать зловещее предчувствие с помощью болезненных воспоминаний. Я начал думать о том, как умерли наши родители, пытался подробно вспомнить последние, самые скорбные сцены у их смертного одра и у могилы. Но все это представлялось каким-то зыбким, почти нереальным, будто случилось в незапамятные времена и не со мною. И тут ход моих мыслей прервался, словно их вдруг обрезали острым лезвием – вы уж простите мне столь избитое сравнение. И тут меня донесся страшный крик, так человек кричит в агонии! Я узнал голос Джона, и мне показалось, что он кричит прямо у меня под окном. Я прыгнул к окну и распахнул его. На улице тусклый мертвенный свет фонаря освещал лишь мокрый асфальт и фасад дома напротив. У ворот стоял полисмен с поднятым воротником, курил сигару. Больше никого не было. Я закрыл окно, задернул штору, снова сел к камину и попытался сосредоточить внимание на предметах вокруг меня. Я знал, что в таких случаях помогают какие-нибудь простые действия, и взглянул на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого. Тут я опять услышал этот ужасный крик! Но на этот раз мне показалось, что Джон кричит совсем рядом, в моей комнате. Несколько мгновений я не двигался, скованный ужасом, и не помню, что делал в следующие несколько минут. В себя я пришел на какой-то незнакомой улице. Я бежал со всех ног, совершенно не зная, куда и зачем. В конце концов я оказался на ступенях дома, перед которым стояло несколько карет. За окнами мелькали тени, слышны были приглушенные голоса. Это был дом мистера Маргована.
Вы, друг мой, знаете, что там произошло. В одной комнате лежала мертвая Джулия Маргован – она несколько часов назад приняла яд, а в другой истекал кровью Джон Стивенс – он выстрелил себе в грудь. Я ворвался в комнату, оттолкнул врачей и положил руку ему на лоб. Джон поднял веки, повел вокруг невидящим уже взглядом, потом глаза его закрылись, и он отдал Богу душу.
Я оправился от всего этого только месяца через полтора. Меня вернули к жизни в Вашем чудесном доме, и я всецело обязан этим заботливой опеке Вашей милой супруги. Впрочем, это Вы и без меня знаете, мне же осталось поведать Вам лишь одно обстоятельство. К предмету Ваших психологических исследований оно, пожалуй, не относится, вернее сказать, не относится к вопросу, которой Вы столь деликатно попросили меня осветить.
Через несколько лет после трагедии я проходил лунной ночью через Юнион-сквер. Час был поздний, вокруг – ни души. Когда я подошел к тому месту, где некогда стал свидетелем злополучного рандеву, то, сами понимаете, обратился к воспоминаниям. Почему-то люди подолгу не могут отвязаться от мыслей, причиняющих особенно сильную боль. Одолеваемый именно такими мыслями, я опустился на скамью. Вскоре в парке появился какой-то мужчина, он шел по дорожке в мою сторону. Руки он держал за спиной, голову наклонил, и можно было подумать, что он не замечал ничего вокруг. Когда он приблизился к моей скамье, я узнал человека, которого годы назад увидел здесь с Джулией Маргован. Он страшно переменился: волосы поседели, весь его изможденный вид свидетельствовал о приверженности к беспорядочной жизни и многим порокам, но явственно читались и признаки болезни. Одет он был неряшливо, о какой-либо прическе и говорить не приходилось. Мне тогда подумалось, что место ему за решеткой или в богадельне.