Диаммара
Шрифт:
— Захватчики! Они на меня наступили! Они до меня дотронулись!
Нет, это невыносимо! Миафан вздохнул:
— Ну хорошо, я посмотрю. Доволен? Где они, твои захватчики?
— На западном склоне! Они, должно быть, перешли через Хвост Дракона!
— Ладно.
Верховный Маг подошел к полочке у стены и осторожно снял двумя руками большой серебряный ларец. Откинув крышку, он достал оттуда большой черный камень величиной с человеческую голову. Он был без граней, словно жемчужина, только лишен" мягкого блеска, свойственного жемчугу. Он не излучал свет, а, наоборот, поглощал его — и в комнате сразу стало темнее.
— Неужели
— Не будь дураком! — оборвал его Миафан. В холодных кристаллах, заменяющих ему глаза, вспыхнула злобная радость, когда он коснулся черной поверхности. — Это мое сокровище, мое творение, — проговорил он с любовью. — Это моя будущая месть!
Оставшись без Талисманов Власти, Миафан понял, что надежды вернуть их нет. Оставалось одно — сотворить Талисман самому, и вот уже десять лет он только этим и занимался.
За эти годы поражение не стало казаться ему менее горьким. Хотя Элизеф не удалось его выследить, он понимал, что, пока она жива, ему придется жить с оглядкой, и не желал с этим мириться. Он решил создать Талисман, способный одолеть Чашу Жизни.
Когда Миафан поделился своими планами с Габалом, тот пришел в восторг.
— Весь мир падет перед нами на колени! — завывал он.
Миафан не стал его разочаровывать: ему нужна была помощь Габала, который умел накапливать энергию в камне. А еще ему требовалась жизненная сила людей, но жертв ему в избытке поставляли ксандимцы. Правда, пока ему не удавалось наделить свое творение разумом и характером, которыми, как считал Миафан, обладают все Талисманы. Габал с ним не соглашался. Отчего-то он невзлюбил черный камень и при мысли о том, что этот предмет будет наделен еще и разумом, моментально впадал в истерику. Габал твердил, что камень несет в себе зло и наполнен мстительными духами мертвых.
Что за вздор! Прижав камень к груди, Миафан улегся на каменную скамью, устланную шкурами и одеялами. Да, неплохо, однако, быть богом. Он мог бы всю жизнь провести в этой пещере, не испытывая ни в чем недостатка: ксандимцы обеспечивали его всем, что душа пожелает, за исключением одного — мести.
— Надеюсь, ты еще в текущем году займешься поисками захватчиков? — язвительно спросил Габал. Он уже слегка успокоился.
— Сейчас, сейчас, — огрызнулся Миафан. — Уже начинаю.
Миафан заботливо укрыл себя теплыми шкурами. Тело уже одряхлело и запросто может помереть в его отсутствие. Устроившись поудобнее, он закрыл глаза и начал ждать, когда дух покинет физическую оболочку. Потом он прошел сквозь стены пещеры и полетел на западный склон.
К немалому изумлению Миафана, на сей раз Габал встревожился не напрасно: он увидел внизу знакомые черные фигурки, которых давно уже не встречал. Прекрасно! Можно будет обзавестись еще парочкой шкур.
Неожиданно Верховный Маг подумал, что неплохо бы вернуть сюда всех пантер. Охота на них стала бы прекрасным испытанием нового Талисмана и отличным развлечением. Предполагая, что животные пришли со стороны Пика, Обдуваемого Ветрами, он развернулся и полетел туда.
Достигнув Долины Мертвых, где ксандимцы хоронили своих героев, Миафан заметил необычное сияние внутри одинокой башни. Что еще за новости? Заинтригованный, он полетел поближе, на всякий случай скрыв свои мысли, чтобы остаться необнаруженным. В башенке он увидел двух человек: один, по внешнему виду ксандимец, охранял второго, лежащего без движения на полу. Миафан вгляделся — и был потрясен. Ориэлла? Он заторопился назад в свое тело, но в спешке сбился с пути — и больше туда уже не попал.
Змеи вгрызались в волшебницу все глубже и глубже. Она корчилась от боли и пыталась вырваться — но тщетно. Сознание у нее помутилось, она чувствовала, как ее память тает, исчезая в пасти ненасытных змей, а вместе с ней исчезала гордыня, упрямство и вспыльчивость, исчезало все плохое, но вместе с тем и хорошее. Порой она ненадолго приходила в себя и тогда понимала, что змеи стремятся добраться до того, что составляет суть ее личности, до самого ядра ее внутреннего мира. Когда им это удалось, все чувства угасли. Спокойно и безучастно Ориэлла смотрела, как они поглощают последние остатки ее прежнего "я", обнажая зеленый кристалл размером с ладонь.
Змеи сомкнули челюсти на этом кристалле и принялись вращаться, создав магическую воронку, в центре которой постепенно, виток за витком, начало возникать тело обновленной Ориэллы.
— Впечатляет, впечатляет — ничего не могу сказать, — раздался вдруг чей-то насмешливый голос. Ориэлла обернулась и увидела клубящееся черное облако, в котором она сразу же узнала своего бывшего наставника и учителя — Верховного Мага Миафана.
Покинув волшебницу, Чайм вернулся в Палату Ветров и вновь обрел плоть. Он сам дрожал от холода, но все же снял с себя плащ и заботливо укрыл им неподвижное тело Ориэллы.
— Это ужасно! — сказал он Басилевсу. — Зачем я только поддался на твои уговоры? Бедная Ориэлла! Она, наверное, ужасно страдает. Может, слетать посмотреть, как она там?
— Нет, Эфировидец! Она должна справиться сама. Если ты вернешься туда и поможешь ей, ничего не получится. А ты, мой друг, несомненно, захочешь помочь. Когда ты увидишь ее страдания, то просто не сможешь себя удержать. Не тревожься: если у нее есть мужество и стойкость, если она знает свое предназначение — твоя волшебница выдержит все и вернется с победой!
Чайм вынужден был согласиться, но сидеть сложа руки все же не мог. Включив Второе зрение, он поймал несколько серебряных нитей ветра, сделал из них сверкающее зеркало и, направив свои мысли на Ориэллу, начал вглядываться в его глубины.
Внезапно Эфировидец вскрикнул от ужаса:
— Ты говорил, что она должна восстановить Жезл! Но ее убивают! — От горя он потерял контроль над зеркалом, и оно растаяло у него в руках.
— Терпение, Эфировидец! Будем надеяться, что Ориэлла все-таки выстоит. На сей раз не она воссоздает Жезл, а Жезл воссоздает ее. Я предупреждал тебя — не надо на это смотреть.
Чайм склонился над телом волшебницы, погладил по голове, откинул со лба непослушную прядь. О боги, что я наделал! Внезапно он затаил дыхание. Под плащом, которым Эфировидец укрыл Ориэллу, затеплился зеленоватый огонек. Сначала он был бледен и мерцал, подобно свече на ветру, но потом стал ровнее и ярче.
— Хвала Богине! — Чайм осторожно приподнял плащ На груди волшебницы лежал Жезл Земли, и большой камень, зажатый в пастях двух змей, сиял ярче, чем когда-либо прежде.
Эфировидец слегка отодвинулся, думая, что Ориэлла вот-вот очнется и встанет. Но он ждал, а ничего не менялось. Волшебница оставалась неподвижной, и ее бледное лицо казалось высеченным из камня.