Дикий цветок
Шрифт:
«Где кофе для командира?»
«Подождет».
«Он также хочет вафли».
«Пусть хочет».
«Что, нет вафель?»
«Пусть из себя делает вафли».
Эта интересная беседа протекала между толстухой, и, вероятно, девицей, скрытой стеной, украшенной большой фотографией корабля, разрезающего высокие волны. Стена эта отделяла офис от небольшой кухни. Рами насторожился и прислушался к голосу, доносящемуся из-за стены, голосу необычному, то шероховатому, то чистому, низкому и высокому, агрессивному и ласковому, по сути, целой симфонии звуков. Рами напрягся, в ожидании, когда появится из-за стены обладательница такого странного тембра. За его спиной толстуха нажала кнопку переговорного аппарата и спросила: «Командир, нести кофе?» «Обязательно».
Как будто молния возникла в офисе, поблескивая паром, идущим от двух чашек с кофе. Молния, быстрая и тонкая, словно выстрелила из кухни, пролетела через
Снова пленился ее голосом и кивнул головой. Смотрел с высоты своего роста на ее идеальную фигуру, окидывая ее взглядом от клубка волос до лодыжек. Она положила руку на бедро и пересекла офис походкой девицы, уверенной в своей неотразимости. Действительно ли она красива? Про себя решил, что вовсе нет. И все же она притягивала его внимание до того, что он злился на себя, называя ее надушенным цветком, и предупреждая себя, что такая вот приносит много бед женам командиров и нарушает все порядки в армии. И в то же время он знал, что никакие доводы не будут действовать против нее. Он понимал, что ему следует, как можно быстрее поднять якорь и убраться отсюда, но знал, что поступит вопреки тому, что должен сделать.
Она рисовалась перед ним, двигаясь из кухни к столу и от стола к кухне. Подала на стол: толстухе кофе и сэндвичи с ломтиками желтого сыра. И Рами все поглядывал на эсминцы на фотографии, и мысленно уже плыл на них в обществе девушки. Наконец она предстала перед ним с вызывающей улыбкой, как будто уже все между ними было уговорено. В душе его слабо шевелилось плохое предчувствие, но она уже спрашивала: «Как тебя зовут?» «Рами».
«А меня – Бейлэши». «Странное имя». «То, что есть».
Она уменьшила звук транзистора, и песня теперь звучала оттуда как бы издалека. Сидели у стола, ели и пили, и дождь не переставал лить за окнами. Искоса тайком он изучал ее лицо, обращая внимание на заостренный нос и расширенный подбородок. Она уродлива, но невероятно симпатична, и уродливость свою маскирует раскраской, которая весьма повлияла на его впечатление о ней. Она же открыто изучала его лицо, без всякой сдержанности, и узкие щелки ее глаз бросали на него отсветы подсиненных век. Он в явном смущении спросил ее просто так, чтобы отвести от себя ее взгляд:
«В каком чине ваш начальник отдела кадров?» «Он может отдать тебе одну степень, и у него еще много останется выше тебя».
Что говорить, девица смешная и веселая! Ела, говорила, смеялась, бросала в него крошки хлеба, и тут же ласковым движением отряхивала их с его гимнастерки. Облизала языком губы, снова смеялась и рассмешила даже хмурую толстуху. Смех обнажал ее крепкие зубы, и они поблескивали в его глазах и покусывали его нервы. Она обсуждала с офицером цены в военторге, и в сердце Рами возникло подозрение, что судьба втягивает его помимо желания в свой поток: серебристый клубок волос на макушке девицы – это тот темный клубок в зеленой машине, которую он преследовал. И о ценах в военторге он уже прослушал целую лекцию утром. Дождь все лил за стеклом окна, к которому девица стояла спиной, так же, как лил на заднее стекло зеленой машины, на движущиеся маятником дворники, на черный дорожный знак в круглой черной шляпе, на тонкие цветные, в дырочках, трусики, купленные в военторге, которые она извлекла из черной сумки, чтобы показать их офицеру. Но поверх трусиков глаза ее говорили Рами:
«Карта ложится нам с тобой».
Начальник освободился, и Рами вошел к нему обсудить вопрос экскурсии. Он хотел, как можно быстрей, закончить дело и вернуться к младшему сержанту с волосом цвета серебра, притяжение которой шло сквозь закрытые двери. Но генерал не отпускал его. Он сидел в своей синей форме с позолоченными знаками различия рядом с залитым дождем окном, и лицо его сливалось с потоками, текущими с неба. Взгляд Рами переходил с лица генерала на дождь, а поверх головы генерала маячило лицо девицы, и серый день начал светлеть. Голос младшего сержанта вплетался в сухую речь начальника. Экскурсия, по его мнению, была уже детально разработана, и Рами не задавал лишних вопросов, а лишь уплывал с младшим сержантом на ракетоносце, модель которого украшала подоконник начальственного кабинета. Беседа длилась не больше двадцати минут и завершилась к взаимному удовлетворению. Рами вернулся в обширную канцелярию, где офицер с затуманенными глазами словно бы плыла в ритмах парада иностранных шлягеров, чьи звуки неслись из транзистора. Взгляд его был прикован к тонкой золотой цепочке на толстой шее офицерши, но искал-то девицу. Офицерша изобразила на лице совсем не глупую улыбку, указала на пустой стул рядом с ней и сказала:
«Бейлэши вышла на обеденный перерыв».
«Что это за имя – Бейлэши?»
«Так звали ее бабку».
«Но зачем ей это?»
«Так она хочет».
Бейлэши – имя, бросающее ему вызов судьбы. Он знал, что совершит много глупостей из-за этой некрасивой, но чертовски привлекательной девицы. Дождь не переставал лить, волосы Рами были мокры, и дрожь прошла по его телу. Он стоял в будке часового, ожидая, что дождь прекратится или хотя бы ослабеет, рассматривая улицу за завесой дождя. По тротуару, мимо будки шли люди, держа над головами зонты, и он вглядывался под зонт каждой солдатки, но девицу не обнаруживал.
Напряжение ожидания покалывало кончики пальцев, и он рванулся в дождь – искать ту, необходимость которой в эти мгновения просто его изводила. На улице Каплан замедлил шаги. Тель-Авив, чуждый ему город, рябил в глазах множеством солдат и солдаток, вышедших на обеденный перерыв. Он остановился у круглой тумбы с объявлениями и рекламой: различные призывы посетить вечера развлечений мешались с объявлениями о собраниях на темы дня, и слово «мир» пестрело на всех листках – с возвращением территорий, без возвращения территорий. На одной рекламе мужчина обнимал девушку. Это было приглашение на фильм о бурной любви. Эта парочка еще более испортила Рами настроение, он сжал зубы и закутался в своей форме. Желание найти Бейлэши все усиливалось, преодолев первоначальную мысль, что девица нужна ему в этот дождливый день, чтобы развеять скуку ее таким нестандартным лицом и фигурой.
На одном из углов перекрестка улиц Каплан и Ибн-Гви-роль шло строительство высотного здания, но в такой день на этом огромном бетонном каркасе, продуваемом ветром со всех сторон, не было видно рабочих. Рами смотрел на это строение в самом центре города, бетонный памятник под сочащимся дождем, и произнес вслух:
«Я чувствую себя неважно».
Пересек улицу на красный свет, стал у витрины магазинчика модной одежды. На стекле было написано – «Ольга». Нарядные платья в окне, висящие на вешалках, имели вид огородных пугал. Он смотрел на свое отражение во влажном стекле и видел, насколько он похудел от съедающего его в последнее время одиночества и печали. С букв «Ольга» тяжелые капли падали на отражение в стекле. Здесь – конечная остановка. Имя «Ольга» как печать. Он не нашел девицу и уже ее не найдет. Буквы продолжали ронять тяжелые капли, но теперь и на стоящую рядом девушку, у которой не было серебристого клубка волос. Она разглядывала платья, бросая мимолетный взгляд на Рами, и улыбка не сходила с ее губ. Рами пошел за ней и, пройдя несколько шагов, увидел предмет своих поисков. Она была видна за широким стеклом окна магазина сантехники. Она разглядывала голубой умывальник, поглаживая фарфор. Рами ворвался в магазин, встал рядом с ней, она взглянула на него своим заносчивым взглядом и продолжала поглаживать умывальник.
«Ты интересуешься умывальниками?»
«Еще как».
«Хочешь выйти замуж?»
«Многого хочешь».
Что сказать, девица прикончила его ответом, как будто именно он просил ее руки. Вышли на улицу, и перешли в гастрономический магазин напротив. В нем толпились солдаты и солдатки, жуя бутерброды. Она растолкала их локтями, и никто на нее не обиделся. Дерзкая улыбка и серебристый клубок волос на макушке давали ей дорогу к продавщице за прилавком. Принесла две лепешки с сосисками и намекнула ему кивком головы, чтобы он пошел расплатиться, как будто именно он пригласил ее пообедать. Магазин был настолько забит народом, что они были вытеснены к выходу и вышли прогуляться по улице Ибн-Гвироль под ее зонтиком. Естественно, он держал зонтик, и она ела бутерброд, не переставая при этом говорить и совсем близко держаться от него, под прикрытием цветного зонтика, со всех сторон которого падали капли дождя. Она была немного ниже его, и серебристый клубок ее волос прыгал перед его глазами. На тротуаре тоже прыгали капли дождя, и он вспомнил считалку, под которую они скакали в детстве: