Динамит пахнет ладаном
Шрифт:
— Не вини себя, Зак. И не такое случается. В конце концов, Майер знал, на что идет. Кстати, тебе известно его настоящее имя?
— Только то, какое он сам назвал, когда нас познакомили в Нью-Йорке. Не знаю, настоящее ли оно. Его звали Гавриил Тихомиров.
— Это еврейское имя?
— Нет. Такие фамилии у нас носит церковная братия.
— Мне все время казалось, что он еврей, — сказал Полковник. — Я не доверяю евреям. Просто не имею права. Когда ведешь войну с семейкой Ротшильдов, нельзя доверять их соплеменникам. Потому что рано или поздно они все равно сговорятся у тебя за спиной. Значит, Майер не был евреем, ты уверен?
— Может, и был. — Гурский пожал
Полковник поднял бокал с бренди:
— Прощай, Майер. Кем бы ты ни был, свою часть работы ты выполнил. Ты погиб, но знамя борьбы, выпавшее из твоих рук, поднимут друзья.
Он встал и ушел, не прощаясь.
Неосторожная фраза насчет Ротшильдов, вырвавшаяся у полковника Хелмса, объяснялась накопившейся усталостью. Обычно он никогда не позволял себе никакой конкретики в разговорах даже со своими боевиками. «Враги», «друзья», «дело» — вот вокруг чего крутились все их беседы. Если возникала необходимость в переписке, Хелмс диктовал секретарю текст, который потом тщательно вычитывал. В случаях, когда нельзя было доверять и секретарю, писал сам, но печатными буквами. С агентами в разных концах страны он общался посредством кодированных телеграмм. Даже простое упоминание названия компании на переговорах воспринималось им так, будто кто-то позволил себе шутку на похоронах. И никогда, ни при каких обстоятельствах полковник Хелмс не позволил бы себе упомянуть всуе имя хозяина компании «Стандард Ойл».
Только наедине с самим собой, в глубине кабинета, у камина, он мог размышлять, называя вещи своими именами. Потому что отвлеченные категории хороши для тупиц, а полковник привык оперировать точными понятиями. «Враг» нужен идиотам. Им нужна какая-то невидимая, но гадкая сила, из-за которой они живут так плохо. А полковник знал, что враги часто становятся союзниками. И наоборот. Значит, к черту все эти недолговечные ярлыки. Нет ни врагов, ни друзей. Есть только одна непреходящая категория в этом мире — интересы компании. Увеличение прибыли. Ослабление конкурентов. Захват рынков. Установление монополии. Вот простые и понятные цели, к которым стремилась компания, а с ней и полковник Хелмс.
Он никогда не служил в армии и не участвовал в войнах. Хотя мог бы. Он был родом из Южной Каролины, из семейства потомственных плантаторов. Когда вспыхнула война между Севером и Югом, ему было двадцать три года, и он только-только собрался жениться на дочери крупнейшего владельца сети ткацких фабрик. Свой хлопок, свои фабрики — клан Хелмсов-Стюартов мог бы задавить всех конкурентов не только на побережье, но и в соседних штатах. Однако невеста решила, что сейчас, когда все молодые люди отправляются громить врага, ее жених просто обязан сначала снискать воинскую славу, а уж потом идти с ней под венец. К сожалению, ее папаша был того же мнения, и вложил свои миллионы в создание собственного полка, состоящего сплошь из отпрысков каролинской аристократии. Что было делать? Жених патриотической невесты тоже записался в тот полк, однако, к сожалению, не смог вместе с ним отбыть на поля сражений, ибо его присутствие срочно потребовалось в Европе, куда Хелмсы поставляли свой хлопок.
В Штаты Хелмс вернулся только в конце семидесятых, глубоко убежденный в том, что Европа стоит на краю пропасти.
Это убеждение только окрепло к девяностым, но сейчас Хелмс мог бы не без гордости
Судьба свела его в Европе с людьми, которые называли себя революционерами. Хелмс не мог понять, почему они так ненавидят собственную страну. Он не видел никакой выгоды в том, чтобы разрушить дом, в котором худо-бедно, но живешь. А они горели желанием все разрушить, и уж на новом, очищенном месте выстроить что-нибудь эдакое.
Он не мог их понять, но мог использовать. Он научился говорить с ними на одном языке, и они не стеснялись брать у него деньги.
Когда Хелмс стал работать на Рокфеллера, он вложил в компанию не только свой довольно скромный капитал, но и свои связи — а они были гораздо ценнее денег.
Именно эти связи следовало бросить в бой сейчас, в разгар войны между Рокфеллером, Ротшильдами и Нобелями.
Совсем недавно казалось, что компания «Стандард Ойл» близка к полной победе над европейскими конкурентами. Рокфеллер контролировал 90 процентов экспорта американского керосина и доминировал на всех мировых рынках, кроме российского. Но в нефтяную войну вмешались британские дельцы. Они владели акциями Суэцкого канала, у них были танкеры, а у Ротшильдов — бакинская и грозненская нефть. В 92-м году танкер «Мюрекс» отправился в первый рейс из Батума в Сингапур. Русский керосин хлынул в Индию и на Дальний Восток, размывая бастионы рокфеллеровской монополии. Британцы не пропускали через Суэцкий канал американские танкеры, ссылаясь на их якобы устаревшую конструкцию и высокую пожароопасность. Но и этого мало! Британские власти позволили Нобелям экспортировать продукцию на берега туманного Альбиона. И буквально за пару лет доля русского керосина в Англии выросла в пятнадцать раз!
Компания не могла вести войну на два фронта. Сейчас шли тяжелые переговоры с Нобелями о разделе мировых рынков. А вот Ротшильды высокомерно отказались от заключения любых соглашений, и с ними придется говорить другим языком. Языком силы.
— Да, языком силы, — с удовольствием повторил Хелмс, усаживаясь за свой столик в ресторане.
Бывая в Эль-Пасо, он всегда останавливался в отеле «Камино Реал». Кроме прочих преимуществ, эта гостиница привлекала его еще и своим небольшим французским рестораном, уютно спрятанным в дальнем крыле здания. Здесь всегда было спокойно и малолюдно, в отличие от двух других ресторанов отеля.
Но сегодня был какой-то особенный вечер. Поглощенный раздумьями, полковник не сразу заметил, что он сидит в зале совершено один. Нет, конечно, вокруг него порхали официанты, и на эстраде заунывно пиликал аккордеонист — но все столики были свободны.
Не успел Хелмс обдумать это странное обстоятельство, как в зале появилась примечательная фигура. То был старый индеец из племени команчей, один из тех вождей, что наловчились подыгрывать губернатору в его усилиях по созданию кажущейся гармонии рас в Техасе. «Если краснокожих стали пускать в такие заведения, пора обзаводиться новым губернатором», — подумал Хелмс.
К удивлению полковника, индеец уверенно направился к его столику. Он был одет в дорогой синий костюм в мелкую полоску, с антрацитовой жилеткой и пунцовой розой в петлице. Из-под шляпы белоснежного фетра спускались седые косы, переплетенные пестрым шнуром. Вместо галстука индеец предпочел прикрыть горло черным шелковым платком. В общем, он выглядел весьма импозантно. Как опереточный антрепренер.
— Чудесный вечер, мистер Хелмс, — произнес индеец, отодвинув кресло от соседнего столика и садясь на него так, чтобы оказаться лицом к полковнику.