Дипломат
Шрифт:
– Много проще будет, если мы сначала договоримся о некоторых деталях, – сказал Эссекс, не двигаясь с места. – Может быть, вы расскажете мне о том, как здесь обстоят дела?
– Тогда мы должны устроить вас поудобнее. – Губернатор встал. Челядь и писцы рассеялись по одному мановению его руки. Один из них что-то шепнул ему на ухо, но Мак-Грегор не смог уловить, о чем шла речь. Губернатор перехватил внимательный взгляд Мак-Грегора. – Вы говорите на этом языке? – спросил он по-азербайджански.
Мак-Грегор глядел непонимающими глазами, и губернатор, потерев нос рукой, сошел с возвышения и сам провел Эссекса и Мак-Грегора
– Я уже давно не говорил по-английски, – начал губернатор. – Мне приходилось много говорить на этом языке при дворе покойного шаха, который восхищался английским языком и требовал, чтобы мы знали его. Но за последние пять лет, что я прожил здесь, мне редко доводилось говорить по-английски. Я только изредка читаю английский еженедельный журнал «Сфир». Поэтому простите мне мою неуклюжую речь.
– Ваш английский язык превосходен, – сказал Эссекс. – Мой помощник мистер Мак-Грегор будет избавлен от труда переводить наш разговор. – Мак-Грегор улыбнулся, он знал, что Эссекс не даст заговорить себе зубы. Это было своего рода состязание между Эссексом и губернатором, и выиграть его должен был Эссекс. В этом Мак-Грегор уже не сомневался.
– Вы говорите по-персидски? – спросил губернатор Мак-Грегора.
– Немного, – ответил тот.
– Он бегло говорит по-персидски, – сказал Эссекс. – Это все его скромность.
Губернатор не обратил внимания на похвалу Эссекса.
– Мы очень хотим знать, как это вы проехали к нам через Зенджан. – Губернатор сосредоточил огонь на Эссексе. – Вы, должно быть, имели возможность как-нибудь повлиять на русских или на мятежников, которые осаждают нас?
– Все обошлось благополучно, – сказал Эссекс. – Я приехал в Азербайджан по предложению маршала Сталина, поэтому мы не встречаем здесь трудностей. – Эссекс взял кофе с подноса, который держал один из слуг.
– Вы заметили расположение их сил? – осведомился губернатор.
– Мы не особенно интересовались подобными сведениями. Меня больше интересует, что вы скажете о положении дел здесь, у вас.
– Положение трагическое, – ответил губернатор. – Мы окружены русскими с одной стороны, мятежниками – с другой. У меня в распоряжении около двух тысяч войска и полиции и человек сто моих крестьян, которые готовы отразить любое нападение. Наши силы слабее. Мы держимся только благодаря нашему великолепному мужеству.
– А где русские войска? – спросил Эссекс.
– Они находятся к югу от нас. – Губернатор взмахнул рукой, чтобы показать, где они и как их там много.
– А почему вы знаете, что это русские? – спросил Мак-Грегор.
– Мы захватили несколько пленных.
– Можно нам повидать их? – начал было Мак-Грегор.
– Это не важно, – прервал его Эссекс. – И чего вы думаете добиться вашим великолепным сопротивлением?
– Мы надеемся продержаться до тех пор, пока весь мир не поймет, что происходит в Азербайджане, и не придет к нам на помощь, как явились к нам сейчас вы. Нас тут горстка, и мы боремся с превосходящими силами, которые брошены на нас большевиками. Мы сознаем свою ответственность и готовы, подобно мученикам, сопротивляться вмешательству русских в наши дела. Это урок для всего мира, ваша светлость.
– А как настроены ваши крестьяне и вообще население?
– Они хранят верность мне и шаху, – сказал губернатор. – Нас атакуют русские под командованием весьма опытного русского генерала. Если среди мятежников и есть азербайджанцы, то это головорезы, убийцы и политические заключенные, которых русские выпустили из тюрем. Быть может, кое-кого из моих людей и совратили посулами дележа награбленного, но крестьяне верны мне и будут сопротивляться до последнего человека. Мы готовы на мученическую смерть, лишь бы показать миру, как велика его ответственность и кто его истинный враг.
– А вы уверены в том, что вы мученики? – спросил Эссекс.
Губернатор чуть было не вскочил с места, но он не нуждался в драматических эффектах. Его бородатое смуглое лицо и жилистые руки, сжимавшие трость, убедительно свидетельствовали о его решимости и мужестве.
– Я шиит, – сказал он. – И я перс. Что значит жизнь сравнению с верой в кровь, которая есть начало всех начал.
Эссекс раскурил трубку, зажал ее в кулак и вытянул ноги.
– Мученичество – достойный способ защищать свои убеждения, – сказал он, – и если вы находите, что это единственный способ их защитить, то я не стану разубеждать вас.
– Я пекусь только о своем народе и своей стране, – с достоинством ответил губернатор. – Если другими путями можно достигнуть большего, тогда я охотно пожертвую своими убеждениями ради высшего блага.
– Да.
Эссекс принял это без всякого восторга, как нечто само собой разумеющееся, но Мак-Грегор ждал, что будет дальше. Мак-Грегор догадывался, что Эссекс что-то затевает, а что именно – это должно сейчас выясниться.
– Конечно, мученичество – это ваше личное дело, – продолжал Эссекс, – но я хотел бы подчеркнуть, что вы не одиноки в этой борьбе за сохранение вашей независимости. Великобритания следит за вашей судьбой, и мы решили защищать независимость Ирана во что бы то ни стало. С этой целью я только что посетил Москву по поручению моего правительства. Моей задачей было положить конец русскому вмешательству в иранские дела и восстановить власть центрального правительства в Иранском Азербайджане. Это продолжает оставаться целью моей миссии. Я приехал сюда не в погоне за чем-то недостижимым и не с визитом вежливости. Я здесь для того, чтобы сохранить независимость Ирана, насколько это еще возможно.
– Превосходно! – в восторге воскликнул губернатор.
– Имея перед собой эту цель, я полагаю, что всякое мученичество со стороны ваших приверженцев в данный момент и необязательно и гибельно. Вам следовало бы сохранить как можно больше власти, людей, влияния и силы. Хотя ситуация в данный момент и может казаться безнадежной, в ближайшем будущем наступит время, когда ваше существование принесет больше пользы, чем ваша мученическая смерть. Надеюсь, вы меня поняли? – Эссекс, казалось, следил не столько за губернатором, сколько за Мак-Грегором, который не спускал с Эссекса глаз, причем лицо его оставалось бесстрастным, но во взгляде светилось подозрение, а уши порозовели. Губернатор посмотрел на них обоих и слегка улыбнулся.