Дипломат
Шрифт:
– Нет. Не вижу! То, что я делаю здесь, никак не связано с тем, что составляет предмет моей научной работы. Это совершенно разные вещи.
– Но одно может зависеть от другого, – настаивал Асквит. – Вся ваша наука зависит от мира, в котором вы живете, и его политический облик влияет на вашу научную деятельность.
Мак-Грегор покачал головой. – Ученый есть ученый, политик есть политик, а дипломат есть дипломат.
– Не понимаю, как это ваша ученая братия может проявлять такое невежество! – в ужасе воскликнул Асквит. – А ведь только что у вас появился некоторый проблеск, Мак-Грегор. Придет день, и вы почувствуете полную меру своей ответственности, и мне хотелось бы тогда на вас поглядеть; увидеть, как человек вашего склада принимает решение, которое определит всю его дальнейшую жизнь. – Асквит не сердился на Мак-Грегора. Он глядел на него так, словно сам хотел принять за Мак-Грегора еще неведомые ему решения. Но это оказалось Асквиту не под силу, и в одно мгновение он потерял весь свой задор. – Кэти говорила, что вы изучаете «Армению» Кэрзона? – сказал он примирительным тоном.
Мак-Грегор кивнул.
– Это напрасный труд, – сказал Асквит. – Гарольд должен знать о споре из-за Армении все до точки. Он задался этим когда-то в Париже, сразу же после первой мировой войны. Тогда это был спор с турками.
– Теперь, повидимому, у нас все споры только с русскими, – сказал Мак-Грегор.
– А с кем же нам еще спорить? – сказала Кэтрин.
– Да с кем угодно, – ответил Мак-Грегор.
– «Кто угодно» сотрудничает с нами, – сказала она.
– Может быть, вы и правы. – Он видел, что Кэтрин решила препираться с ним по всякому поводу.
– Стойте на своем! Какого чорта вы ей уступаете? – упрекнул его Асквит. – Почему вы не доводите мысль до конца, а останавливаетесь на полдороге? Она знает, как загнать вас в угол, Мак-Грегор, и вы настолько глупы, что относитесь к этому примиренчески.
– Он не надоел вам, мистер Мак-Грегор?
– осведомилась Джейн Асквит.
Мак-Грегор сказал, что нет, не надоел.
– Джон обычно видит в других то, что должен был бы искать в самом себе, – продолжала Джейн Асквит. – Он претендует на такое знание людей, что, я думаю, ему порой становится страшно самого себя.
– Не делай ты из меня пугала! – взмолился Асквит.
– А ты не будь таким грубияном, – спокойно ответила она.
– И, пожалуйста, не опекай Мак-Грегора, – сказал Асквит. – Он достаточно умен, чтобы обходиться без няньки.
– Будь он умен, он не слушал бы вас, – сказала Кэтрин.
– Вы лучше ее не слушайте, Мак-Грегор! – Асквит остановился перед ней и склонил голову набок, словно вглядываясь в картину. – Кэтрин похожа на святую Веронику, – сказал он. – Она могла бы отереть пот с вашего чела и благоговейно хранить отпечаток вашего лика на своем носовом платке, но попадитесь только к ней в лапки, и от этого вашего лика останется одно воспоминание: она превратит его в копию своего собственного. Вот она какого высокого мнения о себе! – сердито закончил он.
– А кто такая эта святая Вероника? – спросила Кэтрин, чтобы подразнить его.
Асквит мотнул головой, словно невежество Кэтрин было непростительным грехом. – Вероника отерла Христу пот лица по дороге на Голгофу, – сказал он.
– Никогда о ней не слыхала.
– Если вы попадете в Ватикан, – нетерпеливо поучал Асквит, – вы и сейчас сможете увидеть там покрывало с отпечатком лика Христа. Как-то раз я осматривал Ватикан с одним знаменитым итальянским биологом и совершил грубую ошибку. Я попросил его на плохом итальянском языке показать мне Вероничеллу. Прошло немало времени, пока я понял, почему мой друг биолог так поспешно покинул меня, не сказав ни слова. Оказалось, что Вероничелла – это название какого-то слизняка из семейства брюхоногих и не имеет ничего общего со священным покрывалом.
– Как это на вас похоже! Обдумываете целыми месяцами всякие каверзы только для того, чтобы перенести вашу войну против папизма на территорию противника, – съязвила Кэтрин.
Джейн попросила мужа не богохульствовать.
– Богохульствовать? – возмутился Асквит. – Я низвергаю идолов!
– Разве при этом необходимо проявлять такую неистовую кровожадность? – сказала Кэтрин.
– Неужели я кровожаднее крестоносцев, разящих мечом?
Джейн Асквит принесла коньяк и рюмки.
– Может быть, хоть это угомонит тебя, – сказала она. – И налей мистеру Мак-Грегору.
Асквит разлил коньяк по рюмкам и сказал: – Вы ведь не пьете этого снадобья, Мак-Грегор?
– Нет, коньяк я пью, – ответил Мак-Грегор. – Я не люблю виски.
– Удивляюсь, как это вы вкушаете от сего. Вы кажетесь таким благочестивцем.
– Я благочестив и смиренномудр, – сказал Мак-Грегор, зная, что если он не подхватит шутки, Асквит не даст ему покоя.
– Вероятно, ваш отец был пьяница, – не отставал от него Асквит.
– Насколько мне известно, нет.
– Одна крайность обычно проистекает из другой. Возьмите моего братца лорда Кэчелота. Спортсмен и выпивоха, пьян от рождения. А его дети глупеют от чрезмерной умеренности – и все из-за постоянного пьянства папаши. Убеждал его сократиться, чтобы и дети его могли в свою очередь немножко покутить, но он называет их трезвыми дураками и лезет из кожи вон, чтобы преподать им дурной пример.
– Единственная беда Филиппа – это подагра, – сказала Джейн. – Вовсе он не пьяница.
– Ты его защищаешь, потому что он видный мужчина.
– Филипп, по крайней мере, хорошо ездит верхом, – заметила Кэтрин Клайв.
– Верховая езда – занятие для самовлюбленных фанфаронов!
– И потом он остроумен.
– Набитый болван, шут!
Мак-Грегор не принимал участия в разговоре Кэтрин Клайв, Джона и Джейн Асквит о нравах и безнравственности, о вкусах, доходах и развлечениях их родственников и друзей, которых он не знал и которые не принадлежали к его кругу. С их стороны это вовсе не было проявлением невоспитанности. Наоборот, они как бы показывали, что Мак-Грегор свой человек и что к нему хорошо относятся. Мак-Грегор чувствовал это и при случае кивал и улыбался, понимая, что это мир Кэтрин, а не его мир и никогда его миром не будет. Но Кэтрин снова вовлекла его в разговор.
– Вам не надоели наши сплетни, мистер Мак-Грегор? – спросила она.
Вот теперь она хочет выставить его дураком. – Почему же они должны мне надоесть? – сказал он.
– Ведь вы не знаете этих людей.
– Нет, не знаю. – Он сдерживался, потому что любой более резкий ответ задел бы и хозяев.
– А кто ваши знакомые в Лондоне? – спросила она.
– Самые обыкновенные люди.
– Но кто они? Похожи на вас? Такие же осторожные?
– Да, пожалуй, не такие сумасброды, как ваши друзья.