Дипломат
Шрифт:
Таков уж был Хосе Саладо, и все знали это и прощали ему. Ему прощали все, кроме его любви и доверия к русским В проявлении симпатии к советскому строю он был исключением среди дипломатического корпуса Москвы. Когда в дипломатических кругах речь заходила о недостатках русских (а это бывало постоянно), Хосе Саладо в одиночку бросался защищать социализм русских, их внешнюю и внутреннюю политику, их экономику, мораль и искусство. Он мог аргументировать на шести языках с одинаковой беглостью и находчивостью. И так как его образование, начитанность и вкусы были порождением одновременно французской, испанской, итальянской и английской культур, он во всяком споре неизменно одолевал противника. Этим своим преимуществом – культурностью и разносторонними знаниями – Саладо пользовался без стеснения и пощады. Тогда противники стремились опорочить его и нападали с другого конца. Они указывали на его слабость
Эссекс знал о Саладо достаточно, чтобы отнестись к нему благожелательно. Саладо происходил из старинного испанского рода, хорошо известного и отмеченного в истории. Его жена была прямым потомком Марии, второй дочери французского короля Луи-Филиппа. Ее семья состояла в родстве с семьей графа Савойского, которого Эссекс знавал во Флоренции. Для Эссекса Хосе Саладо был единственным дипломатом в Москве, заслуживающим внимания. Все прочие были представителями новой дипломатической школы, которую Эссекс не признавал: всякие глуповатые сынки финансовых дельцов и политиканов; табачные короли, помещики из нищенски бедных стран; политические ставленники обеих Америк. Не считая самого Эссекса и Дрейка, Саладо был почти единственным носителем великой дипломатической традиции. Но через час после их знакомства Эссекс уже презирал его. Он нашел Саладо слишком развязным для иностранца, слишком умным и острым на язык, слишком живым и чудаковатым.
Пока они ехали по московским улицам в стареньком посольском зисе, Саладо, отчаянно жестикулируя, объяснял Эссексу, что такое комиссионные магазины.
– В этих магазинах можно обнаружить подлинные сокровища, – говорил он. – Там продают не имеющие исторической ценности личные вещи бывших царей, миниатюры, фарфор, фаянс, серебро и чудесные изделия французских ювелиров. – Саладо просто захлебывался от восторга. – Государство позволяет гражданам продавать свои вещи по установленным ценам и берет за это десять процентов комиссионных. У вас есть с собой деньги?
– Нет.
– Я вам одолжу.
– Да я, может быть, сегодня ничего не куплю!
– Вы только одним глазом взглянете и сразу сами попросите взаймы.
Остановив машину в одном из переулков, женщина-шофер оглянулась и что-то весело сказала Саладо. Он засмеялся и ответил ей по-русски. Они вошли в темноватый магазин, в витрине которого стояло несколько больших ваз. До самых дверей все было заставлено секретерами, столиками, пианино, картинами и множеством всяких резных изделий из слоновой кости. Все эти вещи, не имевшие особой ценности, едва виднелись в полумраке. Но стеклянные витрины прилавка, заполненные прекрасными ювелирными изделиями, были хорошо освещены. Там лежали жемчужные ожерелья и футляры с драгоценностями, булавки для галстуков, серьги и даже пара сапфировых запонок. Эссекс успел разглядеть все это, следуя вдоль прилавка за Саладо, который протискивался сквозь толпу, увлекая его за собой.
Саладо обратился к полной, почтенного вида женщине в вязаной шали: – Мадам, это англичанин. Ему очень понравились миниатюры, которые вы мне продали, и он тоже хотел бы купить что-нибудь в этом роде. Есть у вас чем его поразить?
Продавщица спокойно указала на витрину, где было выставлено с полдюжины миниатюр всех размеров, вплоть до размера средней книжной страницы. Здесь же находились синие фарфоровые статуэтки, длинный янтарный мундштук, эмалевый ларец и маленькие расписные веера. Эссекс сразу понял, что миниатюры действительно превосходны. Он протер стекло перчаткой и стал разглядывать их. Затем выбрал небольшой, вроде медальона, овальный портрет мужчины, написанный в резких желтых, красных и зеленых тонах. Продавщица вынула портрет, и они стали его рассматривать. На портрете, повидимому работы итальянского мастера начала XIX века, был изображен какой-то итальянец. В его глазах светился огонек, и торчащие
– Здесь надо торговаться? – спросил Эссекс.
– Что вы! – в ужасе воскликнул Саладо. – Это государственный магазин. И не вздумайте! Я просто спрашивал у нее, нет ли сейчас камей, а она уверяет, что нет и в скором времени не ожидается.
– А сколько стоит эта миниатюра?
– Две тысячи рублей.
– Сколько же это в переводе на фунты?
– Сорок английских фунтов. Чудесно, не правда ли? Восхитительно! Полюбуйтесь на дьявольское добродушие этого лица! А? Ну как, берете?
– А у вас есть с собой деньги, мсье Саладо?
– Ага! – Саладо в восторге хлопнул его по плечу и заорал: – Что я вам говорил! Вот! Возьмите все! – Он совал ему целую пачку бумажек. – Выбирайте еще что-нибудь.
– Я завтра же вам верну. Нет, двух тысяч довольно.
Саладо взял обратно свои бумажки, отсчитал две тысячи, и Эссекс положил миниатюру в карман пальто. Потом они вернулись в посольство, где Эссекса ждала его машина.
– Зайдемте ко мне, выпьем водки с вареньем, – сказал Саладо.
– Да нет, знаете, я приглашен на обед и вечером тоже занят, – отнекивался Эссекс, стараясь не показаться невежливым.
– Ну, хорошо, мы с вами еще походим по магазинам! – закричал Саладо, чуть не отрывая Эссексу руку.
– Да, – уклончиво сказал Эссекс. – Деньги я пришлю завтра. Я вам очень признателен.
– Бросьте! – кричал Саладо. – Есть о чем говорить! Вы меня обидите, если будете считаться по мелочам. До свидания, лорд Эссекс! А как вы себя чувствуете в Москве?
– Ничего, не могу пожаловаться, – сказал Эссекс.
– Я себя отлично здесь чувствую. Чудесная страна! До свидания!
Эссекс откинулся на спинку сиденья, и, когда машина выехала из ворот посольства, он с облегчением перевел дух.
Возвратившись к себе, Эссекс развернул миниатюру и снова вгляделся в нее. Живопись была так хороша, свет и тени распределены так искусно, что щеки и подбородок итальянца казались почти объемными. Глаза были словно два голубых светящихся кристалла, а черные усы топорщились над пухлым красным ртом. Эссекс зажег лампу на ночном столике и снова попытался прочесть имя, написанное под портретом крошечными золотыми буквами. Прищурившись, он разобрал три или четыре буквы и наконец прочел: Джеронимо. Эссекс положил миниатюру на стол и стал раздумывать, кто бы это мог быть. Единственный Джеронимо, о котором он когда-либо слышал, был индеец, с оружием в руках отстаивавший против американцев независимость своего народа и погибший в этой борьбе. Но на портрете был изображен не индеец, а толстый, преуспевающий итальянец в духе Гогарта, и лицо его глядело на Эссекса так, словно он вот-вот оглушительно захохочет. Он как бы бросал Эссексу вызов: попробуй-ка, узнай, кто я такой!
В конце концов, Эссекс остался доволен тем, как провел день, а вечером его ожидало еще одно удовольствие. Он позвонил Кэтрин Клайв и напомнил ей, что сегодня они идут в Большой театр на балет «Жизель». Кэтрин сказала, что онa помнит.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Перед уходом из своего служебного кабинета Кэтрин просмотрела еще раз конфиденциальный недельный отчет Дрейка сэру Бертраму Куку, отчет, доступ к которому имела только она одна из всего посольства. Большая часть отчета состояла из оценки позиции русских на основе наблюдений за истекшую неделю, но в нем было уделено внимание и миссии Эссекса. Дрейк докладывал о ходе переговоров об Иранском Азербайджане и делал вывод, что едва ли эти переговоры увенчаются успехом. Он утверждал, что метод русских заключается в оттяжке и унизительном пренебрежении к английским интересам, и эта их тактика останется неизменной, каких бы специальных эмиссаров сюда ни присылали. Миссия Эссекса не может дать никаких результатов, и продолжение переговоров приведет только к дальнейшему оскорбительному отпору со стороны русских. Подобные миссии, напоминал Дрейк сэру Бертраму, не приносят пользы, ибо они вторгаются в работу, которую должным образом выполняет посольство; чем скорее закончится пребывание данной миссии в Москве, вне зависимости от достигнутых ею результатов, тем лучше будет для английской политики в России.