Дитя короля
Шрифт:
Только бы Дарайна не догадалась. Ее ревность согревала душу, но и пугала, потому что очередной всплеск магии может подставить под удар нас обоих, а еще хуже — нашего ребенка. И желание рассказать ей о Мариане улетучилось, развеялось, как черный песок Мертвой Пустоши. Вернемся домой, потом расскажу. Перетерпим неделю, никуда брат не денется, все равно он ничего не помнит.
Мы с Мессом проверяли его и так, и эдак. Подсознание старшего чистое, как стеклышко. Он и внешне откатился лет на двадцать, стал юным парнем. И я просто не знаю, что делать дальше. Эксперименты и проверки ничего не дали: никого из нас он не помнил, не понимал вообще, где находится, но ялмезский язык знал, а проверить, знает ли земной, у меня не было возможности. Это сможет только Дарайна.
Одно настораживало: как Мариан оказался в нашем мире? Он ведь был ранен на Земле, портал мы закрыли. Как он переместился? И как оказался с чистой незапятнанной сан’ю? Это удручало и выжимало из меня последние силы. Да, я отдалился от невесты, запирался надолго в кабинете и думал, что делать дальше. И не находил выхода. Дарайна не проявляла чувств, не стремилась ко мне, как к единственному, стигма ослабла — так и должно быть, если нет любви. Мне казалось, что с Вигуром девушке даже интересней, а наши уроки… Да что я мог ей дать, если Дара сильнее, мощнее, и с каждым днем превосходила меня в десятки раз? Четыре Стихии против одной — это как выйти на бой с шоргом со столовым ножом вместо меча.
— Эмилиан, — Дара присаживается на край кровати и, заламывая руки, смотрит на свои пальцы. Приподнимает голову и прищуривается. — Кто эта девушка?
И спросила именно то, чего я больше всего боялся.
— Какая? — я ухожу в ванную, чтобы потянуть время, где дрожащими руками скидываю китель на крюк и тянусь к пуговкам рубашки, но Дара накрывает мои ладони своими и утыкается лбом между лопаток.
— Ты ведь знаешь, какая, — ласково прижимаясь к моей спине, шепчет Дара.
— Девушка Айвера, — пытаюсь держать осанку, целую невесте кончики теплых пальцев и поворачиваюсь к ней лицом. Легким прикосновением к губам запечатываю новый вопрос, но Дарайна отталкивается ладонями от моей груди и отступает к стене. В зеленых глазах вспыхивает драконье пламя.
— Ты не договариваешь. Что значит рубин на ее пальце? Почему руна языка не отзывается на этот вопрос?
Я не хочу ей врать. Зачем? Это все равно ничего не поменяет.
— Дара, — выдыхаю. Чтобы защитить ее, я должен обвалять себя в грязи — иначе не получится. — Она куртизанка. На Земле ведь есть такие?
— Есть, — кивает осторожно и еще отступает, почти влипая в стену. — Ты с ней был? — Дара вдруг краснеет и прикрывает ладонью губы. — Я… Как это нелепо. Извини, что влезла. Не должна была… Должна была догадаться. Какая глупая, — она прячет виноватый взгляд и снова уходит от прикосновений, когда я пытаюсь ее потянуть к себе. Последнее время я даже привык, что она сторонится меня. Неосознанно показывает, что я ей не нужен.
— Это было давно, — все-таки подхожу ближе, нависаю с высоты своего роста. Невыносимо хочу обнять невесту (или кто он теперь?) и не видеть в ее глазах очевидное разочарование. — Я десять лет тебя искал… Я мужчина. Маг. Тяжело было без…
— Не нужно… — шепчет Дара и снова отталкивается. — Это твоя жизнь, я не смею вмешиваться. И… это в прошлом. Мне интересно только, зачем ты скрыл это в руне? Почему припрятал, вычистил? Это ведь твой приказ? — на мой согласный кивок она вдруг резко вздыхает и распахивает еще шире глаза. — Знают все, кроме меня?
— Никто не знает, Дара. Это государственная тайна. Девушка под опекой страны, а камень в перстне — магическая защита от… — приходится откашляться в сторону и подобраться, чтобы сказать правду: — От нежелательной беременности.
— И все? — удивляется асмана. — Что еще ты скрываешь, Эмилиан? — она чуть наклоняет голову, смотрит, пронзая. Огоньки в глубине зрачков притухают, но все еще норовят сжечь меня заживо, а мне хочется провалиться сквозь деревянный пол корабля и раствориться в Мирианском море.
— Все, — увожу взгляд. Она на грани срыва, я на грани отчаяния — сейчас правде о брате лучше не всплывать. Чуть позже я сам все расскажу. Подготовлю ее и сам соберусь с духом.
— Тебе с ней было легче? — вдруг говорит Дара и, подступив вплотную, комкает рубашку на моей груди.
— Что? — я отстраняюсь, чтобы всмотреться в ее глаза, крепко держу за плечи и мотаю головой, отчего длинные волосы хлопают по плечам. — Глупость какая-то. С чего такие мысли?
— Почему тогда, — она кусает губу и прикрывает густыми ресницами глаза, на кончиках которых пляшут искорки асманы, — ты меня не хочешь?
Я сначала не понимаю, что произошло. Хохот сам вырывается вперед, а я прижимаю девушку к себе сильнее, чтобы чувствовала, как далеки ее слова от правды. Пусть дотронется до меня и убедится в обратном, ведь я вечно каменный. Неужели она не замечает?
— Я тебя всегда хочу, — отсмеявшись, целую ее шею и слизываю мелкую дрожь, что соскальзывает по угловатому плечу в виде мелких пупырышек, спускается к груди и сжимает в тугие бутоны соски. А Дара тихо вздыхает.
— Тогда, что не так? — шепот крошится, смешивается с волнением, рвется вместе с дыханием. — Ты же знаешь, что времени почти нет, почему ты отдалился? — Дарайна не унимается, уворачивается от поцелуев, а когда я снова тянусь к ней, чтобы смять в своих объятиях, она дергает кожаный жгутик на своей шее и продавливает одну из рун. Песок приподнимается над ее ладонью, золотится на свете луны, что заглядывает в иллюминатор, и я не успеваю выставить блок. Дара быстро шепчет «Застэйлиш», а я превращаюсь в камень. Можно подумать, что я просто красивая статуэтка в каюте короля.
— А теперь ты меня выслушаешь, — говорит Дарайна и отходит назад, окидывает меня взглядом, будто я ценное произведение искусства.
Конечно, выслушаю. Куда я денусь с этой лодки? Ближайшие несколько минут я бесполезен и беспомощен.
И невеста начинает говорить. Чужим, не свойственным ей голосом. С оттенком грусти и злобы, с переливами драконьего тембра, но и со свистящими призвуками истерики.
— Я стараюсь понять, что происходит. Ты последние дни мрачнее грозовой тучи. Молчишь, приходишь поздно, стараешься не прикасаться ко мне, а стоит этой девице — как ее там?! — появиться, ты ластишься ко мне, как котяра. Чувствуешь вину? Пытаешься замести следы? Как это называется? Эмилиан, у меня ощущение, что ты перегорел, что желание закрепить нашу связь ушло, но ты боишься это признать. Ты меня обманываешь — и нет никакой опасности для твоей жизни? Почему стигма разрушается, почем не заставляет больше нас тянуться друг к другу? Это был жестокий план? Родится сын, ты его заберешь, а меня выбросишь на улицу?
Что?! Что она несет?
Хочу прокричать, что люблю, что она несет бред, но не могу. Каменное тело не откликается на импульсы. Асмана сильная и уже давно научилась зачаровывать руны: да, период ее заклинаний короткий, но эффект сильный. Лучше ее не злить, а то кинет сон в довесок к параличу и сбежит. Я не могу так рисковать.
— Я мучаюсь, ищу выход, ломаю себя, пытаюсь полюбить, а ты… — девушка ходит туда-сюда, сложив руки за спиной. Ее голос обесцветился разочарованием, а плечи по светлой тканью платья просвечивают алыми росчерками. — Мраки Стихий! Я каждый день борюсь с обликом Марьяна, во сне и наяву, а ты! — она вдруг ойкает и прислоняется к стене, положив руку на живот. — Вот, даже сын против. Бьет меня так за эти мысли, что мир меркнет, — Дара чуть наклоняется и, отдышавшись, снова начинает хождение туда-сюда. Юбка из светлого муасса с шорохом гладит пол ванны. — У меня тысячи вопросов! Ты учишь меня боевым ударам, рассказываешь о заклинаниях и магии, но остальное оставляешь за завесой государственной тайны! Так нечестно, я хочу знать все о себе, о тебе, об опасностях, о пророчестве нашего сына, в конце концов! Ты лишил меня этого! Вытащил в жестокий мир ради своей выгоды, бросил в пекло новых способностей, которых я боюсь, и желаешь ответных чувства, а сам охладел и не признаешь! Возишь меня, как трофей, показываешь стране и жителям, но так и оставляешь на расстоянии, для минутного удовлетворения я сгожусь, а ближе ты не подпускаешь. Да чем ты лучше Марьяна, который держал взаперти? Разница только в том, что я ношу твоего ребенка? Ты даже теплицы разрешил мне строить под чутким руководством нескольких десятков сильнейших воинов и магов. Я что, по-твоему, слабачка? Или пленница? Кто я для тебя? Невеста? Да вранье! Ты официально не объявил о свадьбе, не признал меня своей! Я сейчас в статусе такой же сопровождающей, — Дара вскрикивает и отмахивается в сторону, — как эта куртизанка! А я не такая и никогда такой не буду. Я много лет была верна извергу мужу, несмотря на то, что ненавидела его и боялась, а кто ты мне? Кто ты, Эмилиан?! — она на миг замолкает, втягивает тяжело воздух, а я замечаю, как на огненные разломы в ее плечах расширяются. Они не прожигают платье, она научилась сама сохранять одежду, сделала нужную руну. Скрипнув зубами, она сжимает до бела кулачки и добавляет тише: — Я до сих пор думаю, что ты — всего лишь моя иллюзия. Что я тебя придумала. Да, я тебя придумала… Все это, — она окидывает взглядом ванную комнату, оглаживает меня лаской глаз и разочарованно смотрит в зеркало, — ненастоящее.