Дитя короля
Шрифт:
— Я боюсь ранить тебя настойчивостью. Боюсь, что ты воспримешь это, как навязчивость или давление, — шепчу и целую ее. Между слов, между вздохов. Она прекрасна в своем гневе. Я готов любоваться ею каждую секунду. Смотреть, как светится бархатистая кожа от разломов, как радужно переливаются длинные реснички в полумраке. Я ее обожаю. Так сильно люблю, что, когда думаю об этом, задыхаюсь.
— Скажи мне… Скажи… — Дара откидывает голову назад, приоткрывая светлую шею. Лозы стигмы витыми жгутами ползут выше, выше, вплетаются в шелковые волосы, будто лучи солнца.
— Что сказать, асмана? — приподнимаю ее юбку, ладонью веду вверх, по гладкой коже сильных ног. Не могу нежно, сдерживаюсь, мне нужна страсть, огонь, но я боюсь ранить, боюсь, что Дара из-за меня будет вспоминать озверевшего брата. Меня вся эта грязь не отпускает, а как ей?
— Скажи… — снова шепчет, когда я отодвигаю белье и ласково приоткрываю ее лоно, провожу между влажных складочек и дурею от легкой дрожи девушки. — Ты все еще хочешь меня?
Проталкивая пальцы, подготавливая ее к себе, смеюсь сдавленно.
— Я всегда тебя хочу.
Дарайна внезапно отталкивается, рычит, почти швыряет меня на кровать, заставляя опешить от ее силы и мощи. Приподнимаюсь на локтях, смахивая рухнувшие на лицо волосы, и смотрю в пылающие глаза невесты.
— Так какого хрена ты медлишь?! — она разрывает платье, открывает грудь и падает на колени на край кровати. Ревет, будто раненный шорг: — Она разрушается, Эмилиан. Я не могу ее остановить. Пожалуйста, сделай что-нибудь, — маленькие ладони накрывают пестрый цветок на светлой коже, что обуглился на лепестках, а я подаюсь вперед и обнимаю дрожащие плечи.
— Ты не можешь это остановить, моя милая. Это невозможно за такой срок. Мне жаль.
Она плачет, снова отталкивается, взмахивает руками и кричит мне в лицо:
— Но я хочу тебя любить! Хочу! — сникает и падает на меня, заваливая назад. Дышит порывисто и, целуя, обреченно договаривает: — Но не люблю…
— Я знаю. Не кори себя, — перебираю ее волосы, чувствую, как все ее тело дрожит и тянется ко мне. Слышу, как стучит сердце под ребрами, вижу, как взволнованно поднимается грудь. — Выходи за меня, Дара? Если мы заключим брак, сын станет наследником, королевство будет под защитой, даже если меня не станет…
— Ты рано себя зарываешь, — причитает и мотает головой. Волосы растрепываются, накрывают нас воздушной светлой сетью. — Не смей себя хоронить раньше времени.
— Сколько бы ни было, я проведу его с тобой, а, когда уйду, ты дашь нашему малышу все, что сможешь. Будешь защищать, оберегать. В тебе есть силы, даже больше, чем у меня. Ты будешь достойной королевой, Дарайна. Стань моей женой, ради всех Стихий, что наполняют тебя.
— Я согласна, — шепчет и замирает. В глазах стоят слезы, пальчики царапают мне грудь до крови, но раны тут же затягиваются. — Сколько у нас времени?
Я глажу ее по груди, обрисовывая полуразрушенную метку. Вот почему Дара была так напряжена последние дни? Вот почему избегала прикосновений? Боялась признаться, а я, дурак, не заметил.
— Чуть меньше недели, судя по умирающей магии.
– Это мало… — она вытягивает стон, слезы сползают по ее щекам. — Как же это мало. Мы ведь только через неделю вернемся домой.
— Разве мало? — усмехаюсь, когда прядь волос соскальзывает с плеча Дары и завитушкой укладывается на моей груди. — Это целых семь оборотов луны, жизнь можно прожить.
— Ты так спокойно об этом говоришь, — Дара пропускает ладонь между нами и смыкает кольцо. — Тогда пусть эти семь дней будут наполнены твоей страстью. Я же вижу, что ты сдерживаешься, что тебе хочется большего. Дай мне всего себя, раскройся, Эмилиан, король Мэмфриса и мой будущий муж.
Глава 60. Дара
Эмилиан переворачивает меня на постели, прижимает всем весом к мягкому матрасу, нависает сверху, но так бережно касается к животу, что я млею, таю от его силы воли и несломленного духа. Король наклоняется и, прошептав что-то неразборчивое, подлетает к губам. Он не целует, нет, он сжирает меня страстью.
Я задыхаюсь под ним.
Я умираю под ним.
От жажды.
От желания сгореть и разлететься на кусочки счастья.
От желания почувствовать его в себе. Стыдно и порочно о таком мечтать, но это единственное, что удерживает меня рядом. Вожделение. Тоска по его жару. Единение с мощным телом. Ведь у него есть власть надо мной, не магией же он меня к себе влечет? Эмилиан обещал не использовать, и я никогда в нем не сомневалась.
Хочется раскрыть душу и осознать, что не могу без него жить, но я понимаю, что это обман — я смогу. Жестокая правда не дает спать, есть, ходить. Она будто бельмо на глазу — мешает кристально-чистому изображению, размывает мутью краски, мешает любоваться красотой. Будущее видится черным пятном, и в этом пятне все время дрожит облик Марьяна.
Мраки, да заберите его уже навсегда! Я не могу так…
Эмилиан — мой будущий муж. Мой мир и надежда. Разве я могу его предать и не полюбить?
Мне чуточку страшно, что этот миг растает, и вместо Эмилиана надо мной окажется покойный муж, но я все равно раскрываюсь, тянусь, вплетаю пальцы в черные мягкие волосы, дрожу от каждого поцелуя мягких губ и прикосновения шероховатых, скорее бархатных, пальцев.
Потому что хочу верить, что мои мучения закончатся.
Я распахиваю глаза и вижу синий, озерный взгляд, наполненный любовью и лаской. Той, что не спутать, не обмануться, не отречься и не забыть.
Эмилиан любит меня. В этом вся разница между братьями, а я, глупая, не могу этого понять. Принять. Впустить его в свою душу.
Таким я короля еще не видела: взгляд пылает, дыхание будто у изголодавшегося зверя, хрипы вылетают вперед сквозь приоткрытые губы. Большое сердце глухо бьется под моими пальцами, а стигма резвится вокруг, выбрасывая еще гуще, чаще алые стебли, и распускает в воздухе пышные цветы. Они тут же рассыпаются и украшают золотом крупные плечи Эмилиана, делая его невозможно нереальным, будто призраком любви.