Дивизион

Асланов Вугар

Через несколько дней Азизов вместе с Карабашем, еще с двумя «стариками» и одним прапорщиком отправился работать во дворе одного сельскохозяйственного предприятия, которому требовалась рабочая сила. Карабаш, еще не привыкший к условиям дивизиона, держался пока неуверенно. Азизов хотел его немного «погонять», как любили выражаться в дивизионе. Им на двоих дали одну лопату, чтобы перебрасывать пшеницу в лафет. Интеллигент старался, чтобы тот работал больше и часто передавал лопату ему. Может, это связано было с тем, что Азизов хотел с самого начала развить с новеньким такие отношения, в которых тот оказался бы в более уязвимом положении. Карабаш был недоволен этой ситуацией, но пока отмалчивался и присматривался. Обращение старослужащих с Азизовым, с солдатом его призыва, как с существом не очень-то разумным, не ускользнуло от глаз Карабаша. И к вечеру его поведение стало резко меняться. Когда они вышли из бани, Карабаш даже позволил себе назвать Азизова «бараном». С солдатами своего призыва Азизову удавалось, несмотря

ни на что, все еще поддерживать хорошие отношения, а с полугодками он продолжал бороться и старался не уступать им, даже если свои права приходилось отстаивать в драке. И хотя Жужанов тогда и побил его хорошенько, но ему не было теперь стыдно, ведь он сам начал драку, не испугался и вообще держался достойно, по-мужски. С другим полугодкой — Васильковым же он сражался почти на равных, хоть тот был выше и сильнее его. А тут вдруг Карабаш, который, к концу проведенного им совместно дня начал выказывать ему явное пренебрежение и чуть ли уже не подсмеивался над ним. Азизов понимал, что это недопустимо, что нужно что-нибудь обязательно предпринять против этого, но, глядя на Карабаша, пасовал: нет, ему не одолеть этого крепыша. Это был и страх перед силой противника и ставшая привычной неуверен-ность в собственных силах. Азизов понимал, что происходит нечто такое, что может и в будущем испортить ему жизнь в дивизионе и помешать тому, чтобы сбылись его мечты, если он останется здесь.

В тревоге искал он решение возникшей проблемы, упорно думал, как изменить ситуацию с Карабашем. Среди нынешних старослужащих находились и такие, которые были гонимы солдатами своего же призыва. К ним относились с насмешкой, их иногда избивали шутя, походя, от скуки, издевались над ними, а если вдруг приходилось выполнять какую-либо работу и молодых рядом не было, то все это вешали на них. Их слово ничего не значило среди солдат их призыва, поддерживали их лишь в случае неповиновения со стороны молодых. Среди сослуживцев Азизова одного с ним призыва таких солдат еще не было. Даже Кузьмин таковым среди своих не являлся. Азизов понимал, что если он не сможет дать отпор Карабашу, то потеряет уважение к себе и других солдат своего призыва. К нему не будут относиться как прежде, и уважать совсем перестанут. И тогда до конца службы придется исполнять самые унизительные роли. Значит, нужно было что-то предпринять немедленно.

Когда они мылись в бане, Азизов слегка поранил пятку и начал после этого прихрамывать. Прапорщик заметил это, и, узнав причину, тут же доложил дежурному офицеру по прибытии в дивизион. Утром дежурный офицер доложил замполиту о том, что Азизов получил легкое ранение ноги и теперь хромает. Замполит, долго не думая, решил отправить его в санчасть полка. Такое решение было полной неожиданностью для Азизова: он наконец-то может увидеть вновь полк!

И вот он едет в санчасть полка на том же грузовике, на котором когда-то приехал в дивизион и скоро вновь очутился во дворе, по которому так долго тосковал. С радостью и грустью оглядывал он двор, курилки, магазин-кафе, бассейнчик в середине двора: когда-то он получал удовольствие от такой жизни и ничего не знал о том, что такое дивизион.

Санчасть находилась на самом краю полка. В ней служили военные врачи и солдаты – фельдшеры. Были еще медсестры – в основном, жены офицеров, служащих в полку.

Пожилой врач осмотрел небольшую рану на его пятке и сказал стоящему рядом лейтенанту, сопровождавшему Азизова в санчасть:

— Ему нужно на некоторое время остаться здесь.

Лейтенант кивнул и покинул санчасть. Что касается Азизова, то он, хоть и надеялся на это в глубине души, но никак не думал, что это получится так легко. Может, этот старый врач пожалел его, увидев перед собой измученного, затравленного, доведенного до отчаяния молодого солдата.

Азизов был счастлив: после двух месяцев адских мучений наконец-то отдохнуть! Ему даже не верилось в это; не верилось, что несколько дней можно жить не получая удары от других, без унижений и гонений. Можно валяться в постели сколько хочешь, вдоволь наесться и без страха смотреть телевизор. Дни шли, и Азизову не хотелось вспоминать о дивизионе. Ему хотелось остаться здесь до самого конца службы, только как это сделать, он не знал. По ночам он иногда просыпался. И когда осознавал, что находится не в дивизионе, его сердце заполняли безмерная радость и счастье. Когда он вспоминал, что скоро все равно придется возвращаться в дивизион, его охватывал ужас. Нет, никогда, ни за что, говорил он себе. А почему не донести до других свое трудное и невыносимое положение в дивизионе? Неужели никто его не поймет и не захочет ему помочь? Самоубийство? Нет, никогда! Он так мало в жизни еще успел. У него еще столько впереди, столько нереализованных планов и желаний! Он даже еще не встретил девушку своей жизни. А хотелось многого. Но пока ему хотелось вырваться из этого дивизионного ада и перебраться хотя бы куда-нибудь в другое место, если с полком уж не получится.

Находясь в полку, у него была возможность обратиться к самому высшему командованию, считал он. Хотя напрямую, как ему не раз объясняли в дивизионе, нельзя было обращаться ни к кому из начальников: рядовой, если у него возникали какие-либо трудности по службе, обязан сначала обратиться к сержанту – своему командиру отделения, сержант должен попытаться

решить вопрос сам. Если же не получалось, то он передает это старшине батареи, который при необходимости докладывает об этом командиру взвода, тот в свою очередь – командиру батареи, а командир батареи — командиру дивизиона. Все, таким образом, должно было решаться в иерархическом порядке и не выходить за пределы дивизиона. И только в исключительных случаях командир дивизиона из-за какого-то солдата мог обратиться к командованию полка. Но поскольку это вряд ли поощрялось со стороны последних, то такое, можно сказать, не происходило вообще. Только Азизову было теперь все равно, кто и как к этому будет относиться, и он решил действовать пока он в полку, ведь другого шанса у него может и не быть. Высшее командование должно в конце концов знать правду о дивизионе. Пока Азизов размышлял, как осуществить задуманное, когда, к кому и как подойти, его стали навещать бывшие сослуживцы-земляки из полка. Они все, зная о нелегкой участи в дивизионе, жалели его, пытались утешить, давали советы, как ему вернуться обратно. Все они считали, что Азизову сильно не повезло, ведь он оказался единственным среди них, попавшим в дивизион. А один из них – сластена, служивший теперь почтальоном, пришел к нему с конфетами и какими-то пирожными. Этот пухленький парнишка, который, казалось бы, кроме еды мало о чем думал, никогда не был Азизову симпатичен. Вот счастливчик, завидовал ему Азизов сейчас. Он тоже считает, что служит в армии. Большая часть службы этого избалованного сыночка проходила в будке, где кроме него никого не было. Здесь он мог делать все что угодно. Приходя туда с утра, он ставил пластинки с солдатскими и «гражданскими» песнями, потом выходил из будки со своей почтальонской сумкой, набитой письмами и газетами, и отправлялся их разносить. В обед он маршировал в столовую вместе с хозяйственным взводом, а после обеда опять шел в свою будку. Опять на всю часть из нее раздавалась бодрая музыка. Вылезал он со своего «поста» еще раз лишь перед ужином, опять отправляясь вместе со своим взводом в столовую. У хозяйственного взвода было отдельное помещение, служившее казармой, куда этот почтальон отправлялся спать ночью. Что такое наряды – работать на кухне, стоять с автоматом на посту или дневальным – было ему неведомо. К тому же в воскресенье, как и весь полк, он отдыхал. Это в то время, когда в дивизионе уже и забыли, что такое выходной день. «Хорошо бы его отправить служить в дивизион», – подумал Азизов, глядя на самодовольное круглое лицо солдата. От пирожных и конфет, принесенных бывшим сослуживцем и земляком, он однако не отказался. Удивительно, за эти два месяца, проведенные в дивизионе, он, можно было сказать, забыл вкус таких вещей. Почтальон давал ему лакомиться конфетами еще и еще — у того в сумке, похоже, были приличные запасы. Земляк не спрашивал Азизова о том, как ему служилось в дивизионе, понаслышке уже что-то сам знал.

– Тебе надо вернуться в полк, в дивизионе служить ужасно, – сказал он Азизову с сочувствием.

Азизову стало так жалко самого себя, что захотелось тут же рассказать этому парнишке, к которому вдруг проникся симпатией и благодарностью, обо всех ужасах дивизиона, которые ему приходилось терпеть, и попросить его и всех других сослуживцев из их бывшей колонны, чтобы они помогли ему вернуться в полк. Ну что делать, если у него не было родственников или хороших знакомых в этом проклятом городе. А кто ему мог бы помочь, кроме земляков – бывших сослуживцев? Никто.

– Да, ты прав, надо вернуться в полк, и я этого очень хочу, – сказал почтальону Азизов, – только не знаю, как это сделать. Может, обратиться к командованию?

– Да, было бы неплохо, скажи это прямо самому командиру полка. Он хороший человек, тебя поймет. Ты же должен был служить в полку, а не в дивизионе. В дивизионе служат те, кого с самого начала туда определяют. Тебя определили в полк. Отсюда отправляют в дивизион только из-за грубых нарушений. Скажи командиру, что теперь понял свою ошибку, осознал, и больше это никогда не повторится, – поддержал Азизова почтальон.

– А примет ли он меня, будет ли слушать, что я ему говорю? – с сомнением спросил Азизов.

– А почему бы нет, должен принять. – Потом почтальон ненадолго задумался и сказал ему, хитро прищурившись: – Ты постарайся поймать его. Стереги перед кабинетом, и когда он появится, попроси разрешения и обращайся к нему. В таком случае он тебя выслушает. А иначе попасть к нему в кабинет ты не сможешь.

Эта идея показалось Азизову не такой уж и глупой, хотя он был невысокого мнения об умственных способностях этого вечно жующего парня. Может, и в самом деле сделать так, как он говорит? Теперь Азизов готов был следовать любым советам, лишь бы добиться цели. Вдруг его осенила другая мысль, и он решил тут же посоветоваться и на этот счет с бывшим сослуживцем:

– Слушай, а что, если я напишу письмо министру обороны и расскажу ему все, что происходит в дивизионе? И попрошу, чтобы он посодействовал, чтобы меня вернули в полк?

Такого почтальон, кажется, не ожидал. Будто ему дали решить очень трудную задачу, о которой он даже думать не смел. Только вдруг на его лице опять появилось хитрое, смешанное с азартом выражение:

– Да, пиши давай и отдай это письмо мне. А я его отправлю, даже платить тебе не надо, я все сделаю сам.

– А дойдет это письмо до министра обороны, как ты думаешь, не отберут его в пути?