Дивизион

Асланов Вугар

– Опустились все черт знает до чего!.. Я вам покажу, что значит служить в Советской Армии!..

Подойдя к одному из молодых солдат, он закричал, взяв его за воротник:

– Кто так ходит, твою мать?! Кто его командир? Комбат стартовой батареи ответил сразу:

– Капитан Звягинцев, товарищ майор.

– Следите, пожалуйста, за внешним видом своих солдат, товарищ капитан, – прозвучал голос командира более спокойно, но твердо.

Вернувшись на свое место в центре перед строем, командир пригрозил всем пальцем:

– Буду лично проверять, как вы тут без меня службу все это время несли.

Лица офицеров и солдат были напряжены. Дивизион был как будто не тот, каким был до отъезда Азизова в санчасть.

После развода Азизов, с двумя другими солдатами, оказавшимися свободными от наряда, отправился в сопровождении капитана Звягинцева на позицию.

Когда они дошли до окопа с ракетой, капитан велел подчиненным спуститься в него и построил всех там еще раз.

– Все слышали, что сказал командир?

Тут Азизов опять подумал, что, может быть, командир дивизиона наконец-то наведет здесь порядок, прекратит

издевательства над молодыми солдатами. Правда, рассказы старослужащих о том, что при чеченцах с этим было еще хуже, почти лишали его надежды, ведь это означало, что и майор Венков все знал, но не считал нужным это изменить. Все знает и делает вид, будто ничего не замечает. Неужели командир дивизиона не понимает, что при такой постановке дела служба идет насмарку? Как служить, когда тебя оскорбляют и унижают донельзя, ставят на грань выживания? Чему верить, когда, попадая в армию, ты первым делом видишь сплошные нарушения устава? Солдаты стараются здесь заслужить похвалы офицеров, но они делают это также не путем добросовестной службы. А «старики» используют каждую возможность, чтобы уйти от выполнения задания, перекладывают его на молодых или вообще ничего не делают. А для всех главное – не попадаться, и многие так хорошо научились хитрить, что, умея вовремя уйти в сторону, считаются хорошими солдатами. Чего можно ожидать от такой армии? И неужели такая армия нужна офицерам? Ведь стоило им только всерьез взяться, они бы очень скоро покончили с иерархическими отношениями между солдатами и наладили бы настоящую армейскую службу, после которой солдаты становились бы по-настоящему обученными грамотными воинами, способными при необходимости защитить свою страну. Недисциплинированная, а значит, и небоеспособная армия вряд ли имеет особую ценность. Все какая-то показуха, хотя труд в нее вкладывается огромный, качества же, результата никакого. Азизов часто вспоминал сцены из фильмов о советских воинах, которые он любил смотреть с детства. Где другие – добрые, храбрые, дисциплинированные? Были ли они на самом деле такими или это тоже только пропаганда? Ему и раньше говорили, что нельзя быть наивным и слепо верить в то, что показывают в кино или пишут в книгах. Потому что жизнь совершенно другая. А он верил именно в это и ожидал в жизни тоже именно того, что видел в фильмах или читал в книгах.

Два месяца службы в дивизионе перевернули все его представления о жизни: она предстала ему теперь своей темной и страшной стороной. Теперь ему с трудом верилось, что где-нибудь можно было чувствовать себя свободно. Где бы он теперь ни появился, ему казалось, что нужно доказывать свое физическое превосходство над другими; а если его нет, то попытаться парализовать противников другим: брать на страх и стараться подчинить себе. Ему не удалось это с Карабашем. Азизов понимал, что попыткой сразу напугать только что прибывшего из учебки солдата, чтобы продемонстрировать ему изначальное преимущество, он сам нарушил то, что считалось самым важным в отношениях между солдатами одного призыва. Карабашу следовало научиться в дивизионе новым правилам – именно подчинению старослужащим и солидарности с солдатами своего призыва. А в тот злополучный день Азизов не смог устоять перед соблазном проучить новичка. Окажись Карабаш не таким коренастым и сильным, может, Азизов и не делал бы этого. Но он испугался, что этот новичок сам захочет добиться над ним определенного преимущества, тем более, что униженное положение слабого Азизова в дивизионе можно было заметить быстро. Чего Азизов не хотел бы допустить, так это возможности, что и новенький, не наученный еще солидарности с себе подобными, попытался бы взять над ним верх. Поскольку на утро следующего дня Азизова отправили в санчасть, их отношения с Карабашем не получили развития. За время трехнедельного пребывания в санчасти, Азизов часто думал о Карабаше, беспокоился о том, как будут складываться отношения с ним.

Вернувшись в дивизион, Азизов сразу же оказался вместе с Карабашем, который в этот день тоже не вступил в наряд. Садретдинов, надменный как всегда, поручив им работу по очистке окопа, ушел, оставив их один на один. Азизову вначале хотелось как-нибудь поставить на место наглого новичка, который за время его отсутствия стал еще более развязным. Потом он решил изменить тактику, попытаться подружиться с ним, рассказать о приближении периода, когда солдаты их призыва перейдут в категорию «хозяев» дивизиона. Нет, Карабаш вел себя совершенно по-другому, не желал ни поддаваться его давлению, ни идти на контакт. Наоборот, он пытался подчеркнуть свое превосходство перед слабаком Азизовым. Азизов понимал, что должен что-то предпринять и немедленно. Он должен был драться с ним, как с Жужановым и Васильковым. Если даже он проиграл бы бой, это было бы все равно лучше, чем все время пасовать перед ним. Но, глядя опять на его могучее тело, необхватную шею, Азизов терял последние капли мужества. Он не мог даже представить, каким мог быть этот бой, когда соперник многократно превосходил его в силе, мощи и ловкости. Единственное преимущество Азизова было в том, что он был выше Карабаша. Только этим он вряд ли был в состоянии воспользоваться. Давление на Азизова со стороны Карабаша, его грубость и наглость росли с каждым днем. При их проявлении у Азизова каждый раз вспыхивало внутреннее возмущение, но дать отпор он так и не решался. Это замечали и другие; все начали понимать, что Азизов испытывает страх перед Карабашем, а тот попросту «гонит» его, как «старик» молодого солдата. Это было новостью для всех, подобные отношения между солдатами одного призыва все же были большой редкостью. Азизов терял уважение теперь и среди солдат своего призыва, с которыми он связывал надежды на будущее в дивизионе. Он стал опускаться все ниже, еще меньше следил за собой. Теперь его мысли все чаще были заняты оскорбительными выходками Карабаша. Постепенно

и другие солдаты дивизиона, и молодые и «старые», стали ощущать возрастающую с каждым днем наглость этого новичка, недавно прибывшего из учебки. С ним старались держаться осторожно. Таджик Сардаров больше других пытался сопротивляться Карабашу. Однажды у них дошло до ссоры, когда молодые стартовой батареи подбирали в маленькой будке возле автопарка тряпки для мытья машин. Карабаш хотел перекинуть всю работу на Сардарова, тот не выдержал и предложил ему выйти на улицу – «поговорить». Все думали, что сейчас Карабаш просто раздавит Сардарова, если дойдет до драки. Сардаров, едва они успели выйти из будочки, сделал несколько шагов в сторону Карабаша:

– Что, что ты хочешь? Ты что, самый сильный здесь, что ли?

– А что, ты что ли самый сильный? – спросил его в свою очередь Карабаш.

Только при этом в его голосе больше не было той прежней наглости и самоуверенности. Еще какое-то время оба молодых солдата стояли друг против друга. Остальные в напряжении ждали развязки этой драмы. Только до драки не дошло. Трудно было сказать, что Карабаш струсил. Он, скорее всего, просто не хотел связываться с человеком, который поставил все на кон: побить или быть побитым, все равно, но не допустить, чтобы кто-то испортил ему оставшийся срок службы. Никто из молодых солдат не комментировал это противостояние между Карабашем м Сардаровым. Карабаш частично приостановил после этого свою агрессию против других молодых солдат. Лишь отношения с Азизовым оставались прежними. Однажды и Азизов хотел было решиться на бой. Пусть лучше он меня побьет один раз, чем я буду постоянно унижаться. Когда он оказался наедине с Карабашем в столовой, тот опять принялся командовать. Азизов на сей раз не смолчал и вступил с ним в спор. Когда Карабаш начал напирать на него, Азизов вызвал его на улицу. Ожидал ли этого Карабаш? Может, и нет. Когда вышли из столовой, Азизов стал двигаться в сторону складов. Карабаш следовал за ним. Но, не дойдя до складов, Азизов остановился на полпути. Он не боялся, нет. Наоборот, страха в эту минуту он не испытывал вовсе. Но он начал думать о смысле такого поединка, еще никакой уверенности в себе он не чувствовал. Он поглядел еще раз на квадратное тело Карабаша, его короткую мускулистую шею. И потом как бы внутренне взглянул на себя, на свое тощее худое тело, оценил свое нервное состояние. Нет, никакого смысла бороться с Карабашем не было, такой бой ничего не дал бы ему, ничего кроме дополнительных унижений: Азизов не был в состоянии оказать ему достойное сопротивление. Именно поняв это, Азизов решил остановиться на полпути, остановился и Карабаш, шедший ему вдогонку.

– Ну и что? – спросил Карабаш издевательским тоном. – Идем, поговорим.

Потом он посмотрел на разочарованный вид Азизова и сказал:

– Или ты уже сдрейфил и больше не хочешь поговорить со мной?

Азизов молчал, только сделал короткий вздох, который отражал великое разочарование в себе, мире и людях, и сказал еле слышно:

– Нет, не хочу.

Карабаш в ответ покачнулся всем своим телом, отражающим силу, ловкость и уверенность в себе, и ухмыльнулся опять издевательски:

– Хм!..

Он удалился, оставив Азизова одного.

Азизов теперь понимал, что после этой сцены ему будет еще труднее. Другому он мог бы попытаться дать отпор кулаками, если бы даже это кончилось его избиением, а с Карабашем это оказалось для него невозможным. Что касалось Карабаша, то он, несмотря, на свою силу и ловкость, особенно смелым все равно не был. Иначе он бы заставил Азизова принять бой, раз он его вызвал. Однако Карабаш предпочел уйти, возможно, радуясь тому, что Азизов сам, в конце концов, отказался от поединка. Стало быть, Карабаш неплохо разбирался в людях, видел и искал их слабые стороны, как теперь понимал Азизов, и пользовался слабостями успешно.

После этого дня Азизов лишился последнего шанса сохранить достоинство в своих отношениях с Карабашем: оказать ему хоть какое-то сопротивление. Теперь все, что велел Карабаш, Азизов старался тут же исполнять, как будто тот был старослужащим. Единственная разница была в том, что Карабаш его не избивал, по крайней мере пока. Азизов оказался единственным солдатом, у которого сложились такие отношения с Карабашем. Другие его тоже опасались, но ни у кого это не доходило до такого безоговорочного подчинения и отчаянного смирения со своим положением, как у Азизова. Это замечали все, и постепенно другие молодые солдаты старались ставить Азизова ниже себя. Иногда он еще пытался этому сопротивляться: каждый раз, если один из молодых солдат хотел устроить все так, чтобы именно Азизов выполнял более тяжелую работу, он пытался уклониться. Теперь почти у всех сложилось мнение, что Азизов слов не понимает, поэтому его нужно вначале избить, а потом объяснить, что он должен делать.

С возвращением командира дивизиона кое-что изменилось: требования офицеров к солдатам возросли, они стали строже. Только это никак не облегчало положение Азизова. Наоборот, появилось дополнительное давление. Офицеры ругали его за недисциплинированность, рассеянность, неопрятный внешний вид, за то, что он плохо нес службу и некачественно выполнял задания и поручения. Больше всех злился на него комбат, все чаще угрожал дисциплинарным батальоном. Командир дивизиона всюду ходил и выявлял нарушения, за что строго наказывал солдат. Его боялись все как огня, даже офицеры. Командир дивизиона по-своему наказывал нарушителей — заставлял их ползать. По ночам майор Венков часто ходил на позицию с огромным фонарем, висящим на плече. Если он ловил часового сидящим, спящим или спрятавшимся от холода в кабине машины, то тому было не избежать наказания. Командир, разоружив часового, заставлял его ползать под дулом автомата. Где бы майор Венков ни ловил нарушителя, он заставлял его ползти оттуда до самого плаца. Снятый с поста часовой полз по земле, иногда грязной и вязкой, и, испачканный с ног до головы, добирался до дивизиона. Постепенно у Венкова стали брать пример и другие офицеры.