Дивизион
Шрифт:
Интеллигент виновато улыбнулся в подтверждение им сказанного.
– А как ваша фамилия, извините? – спросил вдруг Интеллигент. Старшина батареи удивился, причем больше не самому вопросу, а тому, в какой форме был он задан.
– Ты смотри, интеллигентный какой! Никто здесь у нас так не разговаривает, скоро и ты, наверно, такие слова забудешь. Ладно, если тебе так надо, фамилия моя – Лемченко. А как твоя и твоего земляка?
– Моя фамилия – Азизов, а его – Марданов. Мы оба с Кавказа – из Азербайджана. А вы откуда?
– С Кавказа… – грустно повторил Лемченко. – Здесь были ребята с Кавказа. Нам скоро домой, а всего как три месяца от них избавились. А я сам из Подмосковья, если тебе интересно.
Когда
– Он вообще-то неплохой мужик, наш старшина батареи, бьет не так часто. А вообще-то наши «деды» кавказцев не любят. Из недавно уволенных семеро были чеченцами. Они – эти семь человек – были всего на полгода старше нынешних «дедов» по призыву, и гоняли их все полтора года, пока не уволились.
Азизов — так мы будем теперь называть нашего героя — не очень-то обратил внимание на рассказы Кузьмы. – Подумаешь чеченцы, Чечня – Северный Кавказ, а они с Южного, и расстояние между ними сотни километров. Он же не может отвечать за поступки людей, которых даже в лицо не видел. «Деды» же не дураки, должны это понимать.
Теперь Азизов искал возможность поговорить наконец-то со своим земляком, он хотел его кое в чем переубедить, в первую очередь объяснить, что не стоит вступать в спор со старослужащими. Он сумел это сказать Марданову после утреннего осмотра, но тот не согласился с ним: разве сам Азизов не видел, как сержант издевался над ними? Это же он не нормальную зарядку проводил, а специально мучил их. С чего он должен был это ему позволять? И нечего на это надеяться.
Кузьма, отведя Азизова в сторону, сказал, что сегодня ночью Марданова ждет расправа, «деды» уже готовят публичное избиение.
— А их сколько, «дедов»-то? – спросил Азизов, вновь испытывая уже знакомое невыносимое, жгучее чувство страха в глубине души.
– Всего девятнадцать. Твой земляк поднял руку на одного из них, а они такого не прощают.
– А сами они откуда? – спросил Азизов с искоркой надежды в голосе, может, удастся с кем-то из них поговорить. – А может, Марданов просто извинится перед тем сержантом – и все уладится?
– Да ты что? – посмеялся над его наивностью Кузьма. – Какое извинение, никому оно здесь не нужно. – А потом ответил на другой вопрос Интеллигента. – Девятеро с Украины, три узбека, один таджик, трое с Кубани, один москвич, а еще двое с Урала. Кузьма говорил это с гордостью, мол, вот как хорошо знает он старослужащих. – Лучше делайте то, что «деды» вам говорят. А то сначала изобьют страшно, а потом житья не дадут. А с ними еще четверо «черпаков» – прослуживших год.
Тут Кузьма рассказал ему, какие еще сословия имеются в дивизионе. Первое – «шнурки» — составляли солдаты, которые совсем недавно начали службу и должны были выполнять любую работу, слушать все указания трех других сословий. Вторая группа – «молодые», прослужившие полгода — по своему положению мало отличалось от первого, лишь в единичных случаях, при выполнении очень немногих работ его представители имели некоторые преимущества. Третий клан – «черпаки», имевшие за плечами год службы — был значительно более привилегированным. Только в том случае, если эти солдаты совсем забывались и требовали к себе чрезмерного «почтения», «деды» из четвертой, высшей касты прослуживших полтора года напоминали им, что рано задирать нос. Но это особенно не удивило Азизова, поскольку об этих сословиях он уже был наслышан в полку, хотя там его это особенно не касалось.
– А те, которые полгода прослужили, их сколько? – задал свой следующий вопрос Интеллигент.
– Тех, «молодых», восьмеро. Нас – «шнурков» было столько же, но с вами стало теперь десять человек.
– Значит, в дивизионе служат всего сорок один человек? – спросил Азизов. – Так мало?!
–
Выходило, что в отличие от полка в дивизионе не назначали наряд как наказание за нарушение; это являлось здесь частью службы, иначе некому было бы выполнить большой объем работы.
Тут к ним подошел опять старшина батареи Лемченко, велел строиться, и отправил их в столовую на завтрак. В маленькую столовую все зашли опять с шумом, толкая друг друга. Стол, за который сели новички с Кузьмой, был уже почти пуст, и на этот раз им достались только перловая каша и серый хлеб. Куски мяса и белого хлеба были опять расхватаны старослужащими, как и масло. Перловка, как всегда, была абсолютно невкусная, а серый хлеб вязкий, как мокрая земля. Он вызвал у Азизова даже тошноту. Опять покидая столовую полуголодным, он думал о том, к кому в этот раз обратиться с жалобой.
Обращение к старшине дивизиона мало что дало. «Может, теперь лучше сказать об этом дежурному офицеру?» – подумал Азизов и спросил об этом Кузьму.
– Ты что, какая жалоба, ты с ума сошел? Здесь такое не принято, – ответил ему Кузьма с горечью.
– Так теперь что, мы все время должны ходить голодными? – не хотел соглашаться Интеллигент.
Кузьма еще не успел ему ответить, как к ним подошел Садретдинов.
– Новички, ко мне! – позвал он громко.
Кузьме пришлось оставить их, и Марданов с Азизовым подошли к сержанту. Кузьма успел уже рассказать им о Садретдинове:
– Садретдинов – татарин, после педагогического института он должен служить полтора года, а осталось ему здесь тянуть лямку только до марта.
Садретдинов выстроил молодых солдат в колонну по два человека и опять повел на позицию. На этот раз они пришли к навесу, под которым стояли два грузовика без кузова. Садретдинов объяснил, что это место называется «автопарком» дивизиона. Еще один грузовик без кузова стоял перед навесом, к нему была прицеплена ракета. Новички видели ракету так близко впервые, Интеллигенту она даже показалась очень красивой. Она была длинная, изящная, по бокам располагались по два больших крыла и два крылышка, алюминиевого цвета поверхность блестела под лучами солнца.
– Надо вымыть эту ракету, – сказал Садретдинов, а потом указал на маленькую деревянную будку рядом. – Все необходимое находится там.
Дверь будочки была открыта, на полу стояло алюминиевое ведро, канистра с бензином, рядом валялись тряпки. Садретдинов объяснил, что нужно помыть ракету, как и пусковую установку, тряпкой, вымоченной в бензине, и новички приступили к работе. Вначале мыли нижнюю часть ракеты, потом обоим пришлось залезть на нее, чтобы помыть ее сверху.
Все это время сержант стоял внизу — то курил, то похаживал взад-вперед, но постоянно следил за их действиями. Потом, посмотрев на часы, объявил, что пора собираться на обед. Радостно слезая вниз, новички, по указанию сержанта, внесли все принадлежности для мытья обратно в будочку. Руки у обоих опять сильно пропахли бензином, поскольку работали голыми руками, а когда Интеллигент спросил про перчатки, сержант ответил ему, что перчатки выдаются только зимой. Сержант приказал ждать его у ракеты, а сам куда-то отлучился. Новички с интересом продолжали разглядывать позицию и заметили, что за автопарком стоит какая-та отдельная кабина на колесах, которую они до сих пор не замечали. Они решили посмотреть на нее поближе и, когда подошли к ее двери, она неожиданно резко открылась, и из нее выглянули два солдата, по-видимому, старослужащие.