Дневник черной смерти
Шрифт:
Она с покорным видом легла на одеяло; голова Шандоса упала, но он тут же встрепенулся снова.
– Что-то я чувствую сильную усталость. Может, следует связать и вас, чтобы самому тоже поспать.
Он сел и попытался встать, однако ноги не слушались. На его лице возникло выражение замешательства, он завалился на бок, но успел подставить локоть. И потянулся к мечу, как будто тот мог каким-то образом отогнать сон.
Однако даже меч великого воина не способен был соперничать со снадобьем, которое циркулировало в его венах; больше Шандос не шевелился и
Под звуки его мощного храпа Кэт развязала Алехандро. Тот сразу же подошел к Шандосу и прислушался к его дыханию.
– Спит мертвецким сном.
А когда проснется, голова будет болеть так, что смерть покажется желанной.
Тело больного все еще лежало там, куда его отнесли, – в редко используемой конюшне в одном из дальних закоулков Виндзора. Смотритель замка приказал двум своим людям оттащить туда волокушу, пока следопыт был еще жив, и оставить ему еды и воды на случай, если он очнется. Однако этого не произошло; на протяжении нескольких дней труп лежал там, на майской жаре, пока стало уже невозможно не обращать внимания на вонь. Завернув труп в одеяло, на той же волокуше его вынесли из конюшни и скатили в могилу. Священник, стоя настолько далеко от ямы, насколько позволяли приличия, торопливо благословил усопшего.
Свадьба Изабеллы Плантагенет и Энжерана де Куси прошла без сучка без задоринки; ни один гость даже не чихнул.
Де Шальяк заглянул в чашу с мочой, не увидел там ничего дурного и вздохнул про себя. Все в точности, как с предшественниками этого Папы; много тревог, отсюда много жалоб.
– Мои предположения оправдались, – сказал он Гильому де Гримоару, который, в прошлом году став Папой, взял себе имя Урбан, как и четверо его предшественников. – У вас снова разыгрался ревматизм. Нужно почаще отдыхать, ваше святейшество, а иначе это недомогание причинит вам еще большие мучения.
– Уж конечно, не большие, чем проблемы, которые ждут моего решения, Ги. Одна заваруха с Англией чего стоит! Я почти каждый день получаю письма от Эдуарда. Стоит мне услышать, как голубь садится на крышу, и я трепещу при мысли о том, что на этот раз привязано к его лапе! Эдуард рвет и мечет по поводу проблем, в отношении которых уже ничего не изменишь, и никак не оставляет меня в покое.
«Проблемы, в отношении которых уже ничего не изменишь».
Де Шальяк поставил чашу с мочой и выпрямился.
– Я распорядился, чтобы вам каждый день давали немного опия. Он приглушит боль и успокоит нервы. Однако спустя некоторое время вы начнете замечать, что его эффект уменьшается, и тогда, в соответствии с моими указаниями, аптекарь слегка увеличит дозу. И он будет ставить вам припарки, способствующие отхождению желчи. Скажите, ваше святейшество, а какими проблемами донимает вас Эдуард?
– Похоже, соглашение о браке Бенуа с его дочерью, восстановленной мною в правах, до осуществления так и не дошло. Теперь он хочет, чтобы я поддержал его претензии к семье де Ре в Бретани. Помилуй бог, разве я могу так поступить?
Де Шальяк мягко взял его руку и положил ее на ручку трона.
– Думаю, не стоит. Судя по состоянию вашей мочи, в этом нет нужды.
Почему-то вид у Папы сделался отчасти разочарованный. Тем не менее он сказал:
– Прекрасно. Это большое облегчение – узнать, что, кроме чумы, ничего всерьез мне не угрожает. Сколько хлопот, однако, когда лекарь так далеко, в Париже. Скажи-ка, Ги, как идут дела с «Хирургией»?
– Неплохо, но я горю желанием вернуться к работе и потому прошу вашего позволения снова уехать.
– Конечно, ты его получишь. – Папа поднял свой посох и с его помощью изобразил знак креста над склоненной головой де Шальяка. – Иди и делай свое дело.
Покидая аудиенц-зал, де Шальяк разминулся с кардиналом, несущим большую кипу бумаг. При виде ее лицо Папы омрачилось; де Шальяк не сомневался, что следующий вызов не заставит себя долго ждать.
Он торопливо прошагал через дворец в свои здешние апартаменты и сменил одеяние лекаря на одежду путешественника. За дверью его ждал эскорт.
– Пошли со мной, – распорядился он.
Они пешком проследовали по улицам Авиньона и в конце концов оказались в еврейском квартале. Добравшись до улицы, где жил Алехандро, де Шальяк велел сопровождающим обождать.
А сам пошел по узкой улочке, привлекая удивленные взгляды, поскольку по сравнению со здешними обитателями выглядел настоящим великаном. Дойдя до двери Алехандро, он остановился, отошел назад, отсчитал несколько дверей и увидел играющего неподалеку мальчика.
– Я ищу женщину по имени Рахиль.
Мальчик указал ему нужную дверь и убежал.
Де Шальяк постучал. Дверь открыли не сразу и совсем чуть-чуть; лица за ней было почти не различить.
– Вы знаете, кто я такой?
Дверь широко распахнулась. Женщина кивнула и сделала ему знак войти.
– Он умер? – негромко спросила она.
– Я пришел, чтобы повидаться с его отцом, если возможно, – не отвечая на вопрос, сказал де Шальяк.
– Он отдыхает.
– Тогда разбудите его, потому что у меня мало времени.
Какое-то время Рахиль подозрительно вглядывалась в его лицо.
– Подождите здесь.
Она вышла, но вскоре вернулась.
– Он проснулся.
Она кивнула на маленькую комнату в задней части дома. Де Шальяку пришлось наклониться, чтобы пройти через дверной проем. В кровати, высоко на подушках, лежал очень старый человек.
– Мой сын говорит о вас так, словно вы сам Бог, – сказал Авраам Санчес. – Вы принесли печальные вести?
– У меня нет других новостей, кроме тех, которые вам уже известны. Однако я обещал вашему сыну позаботиться о тех, кто ему дорог. Я пришел за вами, сэр, и хочу забрать вас в Париж. Там вы встретитесь с Алехандро – если он вернется. Если же нет, я позабочусь о том, чтобы вы жили со всеми удобствами.