Дневник непроизвольной памяти
Шрифт:
Там меня ещё раз охватил страх. Спустя двадцати минут непонятной болтанки даже самые стойкие начали терять самообладание. Молившиеся уже испытывали, кажется, религиозную экзальтацию, нервно трясущиеся дёргались словно в припадках эпилепсии, стоял какой-то гул, который складывался из монотонно повторяемых фраз на различных языках. Только несколько человек сидело спокойно, но это было показное спокойстве. Если всматриваться в закрытые веки таких пассажиров, то можно было увидеть, как в них пульсируют мышцы. Глазные нервы так часто и очевидно сокращались, что спокойствием такое состояние назвать было нельзя.
Я снова нашла глазами мисс Эрран. Она держалась
Вскоре стюардессе пришлось отвлечься от Мисс Эрран и отправиться в переднюю часть салона успокаивать пожилую даму. Совсем обезумев, она в нарушение предписанных требований вскочила с места и начала открывать верхние багажные полки с визгами: «Сейчас и документы к чертям сгорят». Её поведение натолкнуло других пассажиров на мысль о том, что было бы неплохо достать хотя бы самое необходимое и держать в руках, но здравый разум брал пока над большинством вверх.
Через некоторые время самолёт коснулся земли и стал жадно проглатывать огни посадочной полосы несясь по асфальту. От бешеной скорости пассажиров стаскивало к впереди стоявшим креслам. Но именно в тот момент на лице многих я заметила облегчение. Незнакомые друг с другом попутчики, как только самолёт стал замедлять на земле скорость, окинули друг друга обнадеживающим взглядом. Люди разжимали пальцы. Осознание, что они спаслись будто, проливало на их лица свет. Лишь немногие остались держать напряжение. Посадка самолёта в аварийной ситуации никогда ещё не гарантировала спасение жизни. Ужас ещё не закончился, в коне концов, так нельзя было утверждать, поскольку не было известно, что за чертовщина вообще приключилась.
Один из пассажиров, я услышала его фразу, потому что он сидел прямо позади мисс Эрран, сказал супруге, которая крепко держала его за руку: – Если сейчас топливо не грохнет, может, еще поживем. – и они снова вжались в кресло, закрыв глаза.
Даже мне, присутствовавшей где-то сверху, начало представляться, как тела вот-вот станут корчиться в языках пламени. К счастью всех присутствующих, топливо не грохнуло. Немедленно после остановки авиалайнера, пассажиров начали выпускать из основного выхода, а также открыли запасные двери. Мисс Эрран вынесли на руках двое стюардов. Кажется, теперь она мучалась в схватках. Вскоре я потеряла её в толпе, и в целом стало плохо видеть происходящее, словно резко упало зрение. А потом картинку сменили, и я увидела сидящих в палате мать и отца. Я видела их как будто бы их портреты на фоне белой стены. Что-то подсказывало, что они сидят напротив больничной койки в палате. Я попробовала изменить ракурс – ничего не получилось.
– Если бы ты улетел, я бы уже с ума сошла тут одна. – мать пересохшим горлом хрипела отцу.
– Мне позвонили по дороге в аэропорт. Я сразу вернулся…
Тут в голове сошлось, что отец должен был оказаться на месте мисс Эрран, рейс Москва – Барселона, место 23Б. Тем временем внутри всё начало пульсировать, по венам пустили тёплую жидкость, я ощутила прилив и, кажется, даже услышала звук похожий на тот, который раздаётся в российских квартирах поздней осенью, когда включают отопление – вода по трубам бродит, бурлит, булькает. Так происходило с моим телом. Потом огромный поток чего-то яркого пронесся мимо и вызвал ощущение тошноты, словно меня долго кружили на карусели. Потом все успокоилось, но в горле осталось странное ощущение. Потом я услышала детский крик, ребёнок подавал первые признаки жизни. Где-то далеко от себя увидела, как руки врача в хирургических перчатках поднимают младенца в крови к верху. Крики мучавшейся в схватках матери наперекор крику младенца оглушали меня и заставляли жмуриться. Я слышала их чётче и чётче, они становились протяжение и громче с каждой секундой и, наконец, я услышала их так громко, будто и мать и младенец кричали мне поочерёдно в уши, оттого я открыла глаза и увидела в больничной палате сидевших на фоне белой стены напротив кровати мать и отца. Крик перестал, но в левое ухо теперь пищал какой-то аппарат…
Я проснулась от этого пищащего звука, но, к счастью, на этот раз всё оказалось лишь дурным сном. За окном было прохладное летнее утро, если прислушаться, можно было услышать, как на берегу плещутся волны. Порывы ветра заносили в комнату через едва открытое окно свежий морской воздух. Согласно одному из ритуалов, плохие сны смывают холодной водой, я решила выполнить его и окунуться в утреннее море, пока оно ещё не стало совсем тёплым.
Я вышла на пустынный пляж и стала смотреть, как восходящее солнце скользило лучами по водной глади. Оттенки синего смешивались, набегали друг на друга, поверхность моря сверкала словно только что ограненный бриллиант. Солнце излучало яркий свет, но не тот, что заставляет щуриться. Обычно такой удаётся застать только в определённые минуты южного раннего утреннего рассвета. Он создан для тех, кто не поленится встать раньше обычного. Потом солнце начинает посекундно разогреваться, как сковородка на газу, и безжалостно печёт кожу намедни обгоревших туристов.
На самом деле ничего никто не знает о море. Кто-то создал этот искусственный пруд, у которого сидим сейчас мы с вами, а природа создала целую водную стихию – таинственную, непостижимую, будто бы потустороннюю. Жизнь под водой для нас невозможна, и, по сути, она нам невидима, но богата и разнообразна не меньше жизни на суше. Чего только стоят морские бури, штормы, чередование приливов и отливов – не создано ещё правил, объясняющих однозначно всех этих явлений. И проживая столько лет на земле мы всё равно ещё ничего достоверно об этом не знаем. Так возможно ли отедельному человеку, проживая всего несколько десятков отведённых ему лет, что-либо знать о своём будущем? Ведь и оно тоже строится по правилам и законам, только не поддающимся изучению.
Мне вспомнилось, как восемь лет назад я бежала из Парижа, поглощённая жутким страхом. 2008 год, мир, охваченный экономическим кризисом, заставлял всех и каждого ходить по тонкой и скользкой грани действительности, злободневный гротеск, пугающая фантасмагория, вопиющий произвол царствовал в мире бизнеса. Никто не брезговал использовать самые коварные способы и инструменты, чтобы остаться наплаву. Это время было удобно для тех, кто, как я, любит вкус больших денег и искушается на предложения, обещавшие пополнение личных счетов. Обычно союз аморального заказчика и неприхотливого исполнителя с горящими глазами рождает нечто гадко-плодотворное. Именно таким было сотрудничество, вынудившим меня в конечном счёте покинуть столицу Франции.
Конец ознакомительного фрагмента.