Дневник непроизвольной памяти
Шрифт:
Среди постояльцев на втором этаже главного корпуса в просторной двухкомнатной квартире проживала восьмидесятичетырёхлетняя Кейт Кедвордт. Причина её пребывания в пансионате была самой распространённой среди прочих: для того, чтобы жить, ей нужна была забота. Забота требует от близких времени и денег. Последних было предостаточно, а вот со временем у единственного сына мисс Кедвордрт были проблемы. Поэтому теперь уже четвёртый год она живёт в пансионате размеренной жизнью, каждый день исправно читает по пять-десять страниц выписанных журналов об искусстве. Хотя весь мир в 2056 году и перешёл уже на электронные версии и печатной продукции почти не осталась, мисс Кедвордт пренебрегает миром информационных технологий и предпочитает бумажные журналы или вовсе газеты, она почти даже отказалась от использования мобильного телефона, опять же отдав предпочтение исключительно живому общению. Периодически её приезжают проведать
Буквально вчера у неё появился новый друг, Грег – один из пяти интернов. Знакомство было ненамеренным. У Грега был первый день практики, он прогуливался по территории, чтобы освоиться, разглядывал тех, с кем предстоит находиться ещё очень долго, поскольку практика длилась минимум год. Вдруг Грег заметил, что у выхода из ресторана застряла инвалидная коляска, зацепилась колесом за порог прямо в проходе, вставшая с неё старушка громко бранилась, будучи не в силах сдвинуть кресло на колёсах с места. Грег тут же подошёл и ловко помог справиться с проблемой. Так он познакомился с Кейт Кедвордт, которая оказалась очень общительной, сразу засыпала Грега жалобами. Жаловалась на то, что ей дали почти что автомобиль, она в общем-то неплохо ходит сама, но ведь сад такой огромный, что добраться пешком из одного места в другое занимает кучу времени. О ней, конечно, позаботились, но толком не объяснили правил использования чудо-техники. Жаловалась, как несколько раз уже чуть ли не свалилась с коляски. Нажав однажды какую-то кнопку, она носилась по всей комнате от стены к стене на скорости 10 километров в час, и едва не убилась, пока не нашла другую кнопку, чтобы остановить этот аттракцион. Разговор мисс Кедвордт и Грега в первый день знакомства продолжался до глубокой ночи. Грег внимательно слушал до тех пора, пока старушка не начала путать слова в предложениях, настолько утомилась рассказами.
В последние дни осени мисс Кедвордт после обеда пристрастилась к прогулкам к пруду. Она стаскивала ломти хлеба, а порой целые багеты из ресторана и отправлялась наблюдать за белоснежными лебедями. Там она старалась оставаться как можно дольше, иногда задерживаясь настолько, что, либо опаздывала на полдник, либо не приходила на него вовсе. Наступивший ноябрь с каждым опавшим листком пожелтевших деревьев, дрейфуя под ноги, намекал на скорую наготу природы, оттого ей казалось, что каждый относительно тёплый день осени – последний тёплый день в году. Следовательно, стоит использовать любую возможность выбраться из стен помещений, пока в них не заставляла оставаться зимняя угрюмость.
Зиму мисс Кедвордт не переносила. Она всегда плохо себя чувствовала в этот период, практически не выходила из комнаты и говорила, что теперь зима – это наказание, которое придумала людям природа. Грегу она уже успела поведать, что последнюю настоящую зиму видела больше пятидесяти лет назад, как раз, когда уезжала из Москвы в Лондон, примерно году в 2006. Лицо тогда ещё цеплял мороз, щипал кожу и будто снимал ороговевшие клетки. Под ногами скрипел плотный снег, прилипал к ботинкам, делал подошву сплошь белой. С неба падали не какие-то там редкие крупицы цвета свинца, а непрерывно парили воздушные хлопья самых разных узоров. Они танцевали до тех пора, пока летели откуда-то из бесконечности, мерцали, светились, переливались, искрились и ложились на землю так, как ложится на белую постель, вот-вот принесенную с мороза уставший ребёнок.
Теперь температура на Земле всегда была слишком высокой, зим в мире, кажется, больше не было, середина XXI века оставила землю без снега. Единственное, что оставалось неизменным в период зимних месяцев – голые скорёженные сучья деревьев, которые пугали всех свои видом и ждали первых цветений не меньше, чем сами люди. Хотя это и не предвещало ничего хорошо, но все радовались тому, что теперь цвести теперь всё начинало гораздо раньше, то есть уже в марте деревья стояли почти зелёные.
На следующий день после первой встречи с мисс Кедвордт, Грег увиделся с постоялицей у её любимого пруда. Сразу подошел поздороваться и начал интересоваться здоровьем. Но мисс Кедвордт такие вопросы не любила, ответила дерзостью:
– В моем возрасте спрашивать о здоровье, всё равно что голодному давать нюхать копченые свиные рёбрышки.
– Простите, мисс Кедвордт, я не хотел. Тогда, может быть, расскажите, что дальше было с Каталиной?
Глава III. Что было с Каталиной?
Прощанья вовсе не было. Было – исчезновение.
М. Цветаева
В восемь лет меня сбила машина. Помню, как мячик, асфальт и небо сошлись в калейдоскоп, потом резкий хлопок, холод земли и тишина. Недалеко от дома, где я провела всё своё детство, располагалась детская площадка. По соображениям, вероятно, некомпетентных архитекторов или бестолковых дорожников, довольно оживленное шоссе оказалось буквально одним целым с детской игровой площадкой. Родители оберегали детей от возможных происшествий всеми силами – прежде всего, не спускали с них глаз, но чаще детей, на дорогу вылетали мячики, бадминтонные воланчики и прочие игрушки. Однажды мяч нашей дворовой команды оказался выброшенным чьим-то щедрым пинком к шоссе.
Я заигралась, ринулась ему вдогонку, пока бежала, он уже успел перелететь шоссе, и я ринулась через дорогу, совсем не заметив в сепии пасмурного дня, как мчался серебристый минивэн. Как потом выяснилось, водитель увидел меня достаточно рано, сразу вжал педаль тормоза в пол, но тормозной путь из-за скользкой дороги оказался слишком длинным, чтобы предупредить аварию. Водитель вывернул руль, выскочил на встречную полосу, в общем, делал всё, чтобы только не налететь на меня, но всё равно задел. Я отлетела примерно метра на четыре и упала навзничь на обочину без сознания.
Всё, что происходило дальше, пролетело сквозь. Предполагаю, что случившееся скорректировало планы моего окружения на ближайшие сутки, именно столько я пролежала в коме. От самого долгого в моей жизни сна нет никаких ощущений и воспоминаний – это просто вывалившийся из жизни промежуток времени между звуком свистящих тормозных холодок до глаз матери и отца в больничной палате.
О коме я рассказала лишь однажды – Сэму. Помню, спустилась ночь, и как обычно происходит, склонила к откровениям. Мне захотелось воззвать к жалости или, скорее даже, почувствовать его соучастие в своём прошлом. Бывает, когда сильно любишь, хочешь, чтобы не только настоящее и будущее, но и прошлое стало общим. Оттого рассказываешь взахлёб истории, как можно более правдоподобно, чтобы другой видел это будто перед носом, а если чего-то не получается пересказать, просто сожалеешь от безысходности, что не встретились раньше. Моя первая попытка оказалась единственный, за исключением, конечно, вот этой – второй. Тогда я почувствовала то, что чувствуют люди, которые берут себе в партнёры людей не своей масти. Получается диалог повара и инженера, дальтоника и колориста. У каждого своё и за ним теряется общее, что для диалога необходимо.
В ту ночь я снова попала аварию. Мне было восемь. Я побежала за мячиком, он перекатился на другую сторону дороги, и я побежала за ним, не увидела серебряный минивэн, он коснулся меня, и я упала навзничь на обочину. Дальше я как будто бы отстранилась от собственного тела и стала наблюдать: вот машина протащилась на тормозах ещё метров пятнадцать после того, как задела ребёнка. Скорёженное лицо водителя напугало меня больше, чем картинка, как собственное тело подпрыгнуло над капотом. Водитель остановился на обочине, в сторону которой вывернул руль, вышел и опешивши стал носиться туда-сюда, к ребёнку, то есть ко мне, сбежались люди, сосед Сашка, с которым мы играли в одной дворовой команде, стоял разинув рот на противоположенной стороне дороге и закрывал лицо руками. Тогда же, во сне, я увидела, как он ударил мяч, за которым я неосознанно рванула. Через некоторое время безумие среди людей остановила подлетевшая с мигалками машина скорой помощи, тело положили на каталку, засунули в машину и увезли.
Что происходило в машине скорой, я не увидела. Зато перед глазами появился отец. Он нёсся сквозь пробки к первой городской больнице, куда, впрочем, я отчего-то понимала, также направляется машина скорой. Отец старается глубже дышать, но у него не получается, видно, что дыхание перехватывает и он начинает непроизвольно кашлять. Оттого он открывает окна и развязывает сдавливающий шею галстук.
Дальше я перестаю видеть то, что происходит с отцом и переношусь в зал какого-то аэропорта. Туда-сюда в панике от стойки к стойки бегает женщина и просит достать «чёртов билет». Я не знаю, кто это, но судя по тому, что я понимаю временную параллельность происходящих событий, начинаю гадать. Смотря на историю своей жизни как на панорамную картинку, я использую удивительную функцию, наверное, она могла бы пригодиться, если бы существовала в реальности, я приближаю силуэт женщины, но всё равно не могу понять, кто это. Раньше я её нигде не встречала. Вдруг волшебная функция перестаёт действовать, всё структурируется, и я будто обычный зритель в кинозале только вместо того, чтобы смотреть на экран, наблюдаю за всём вживую откуда-то сверху.