Дневник. Том II. 1859-1860. Богопознание и самопознание, или внутренее священнонаучение от Святого Духа

Кронштадтский Иоанн

Все повергаются в пучину благости и милосердия Богоматери, и для всех достает Ее Материнской благости: для меня ли только одного не достанет ее? Так, грешник, с такими мыслями припадай ото всего сердца к иконе Богоматери; такую надежду имей на Нее: и увидишь вскоре, что упование твое не посрамит тебя.

Ты младенец: еси сосец Божественного Тела и Крови и, насытивши им чудно свою душу, не спрашивай: как сотворен сосец? Это, очевидно, безрассудно.

И на земле люди получают отличия, повышения и почести после продолжительных трудов и часто после претерпенных великих неприятностей. Да будет это для тебя уроком, что тем более почести горняго звания(Ср.: Флп. 3, 14), на бесконечные веки веков нам даруемые, должны быть наследованы после долгих трудов земной жизни, после великих скорбей.

Чаще

обращайся к своему сердцу и прислушивайся к нему: есть ли в нем мир, — если нет, то спроси себя: отчего нет? И поспеши водворить мир.

Диавол старается всемерно повергнуть меня в уныние. По чего мне унывать? Бог, присно спасающий меня, со мною: Он — всемогущ: чего мне унывать?

Святой царь Давид называет Бога Богом сердца своего(Ср.: Пс. 72, 26): заметь, он испытал то же, что ты. Вся псалтирь легко может быть приложена к нашей душе: она вся из души его излилась. Оттого так она сильно действует на сердца всех благочестивых.

Из Песни песней приложи к себе приложимые к тебе слова и стихи; удивительно, как они идут к душе моей.

Когда кто–нибудь вместо тебя исправит требу и возьмет себе твой доход, не возмутись духом оттого, но скажи своим помыслам: эта потеря ничтожна; но вот великая потеря, если ради денег я потеряю мир душевный, потеряю Господа из сердца. — Чудно! Мгновенное пристрастие сердца к деньгам — и сердце смущается и страдает! Мгновенное, сердечное воззрение к Богу — и оно исполняется миром и блаженством.

У всякого на молитве должна быть своя основа: сердечная вера (сердечное зрение); без своей основы молитва не молитва, потому что говорить чужими словами — не значит молиться. Если чужие слова молитвенные, как на нитку бисер, навязываются на нашу основу — на сердечную веру: тогда и молитва будет наша, хотя слова и не наши.

Вы слышите в церкви больше всего гласы священнослужителя и поющих — о помиловании нас. Что это значит? Это значит, братия, что все мы, сколь нас ни есть в храме Божием, по грехам своим достойны казней Божиих и что прежде всего по пришествии нашем в храм мы должны помнить, что мы — грешники, что пришли к Господу неба и земли, Творцу и Благодетелю, ежедневно и ежечасно прогневляемому нашими неправдами, умолять Его — каждый за себя и даже по христианской любви — за других о помиловании Божием. — Моления о помиловании бывают — то великие, то сугубые; так как в Церкви нет ни одного лишнего слова — то при пении сугубой ектении нужно особенно сильно молиться Богу, из самой глубины души, от сердца самого сокрушенного, как и говорится об этом в начальной ектении: рцем ecu от всея души и от всего помышления нашего рцем [346] —в это время отложить нужно и малейшую холодность, малейшее невнимание сердечное, но, горя духом смиренным и ставши весь вниманием, возносить Создателю теплейшую молитву о помиловании нас, грешных. — Но что мы видим при возглашении священнослужителя и пении певцов сугубой ектении и великой? — Большею частию — обыкновенную невнимательность и равнодушие молящихся.

346

Прошение сугубой ектении.

Как после недостойного причащения, так и после недостойной, холодной молитвы бывает одинаково худо на душе. Это значит: Господь не входит в наше сердце, оскорбленный нашим сердечным неверием и холодностию, и попускает в сердце нашем возгнездиться духам злым, дабы дать нам почувствовать разницу между Своим и их игом.

Священнику. Хощу вас безпечальных быта(1 Кор. 7,32), говорит Апостол. Особенно от тебя хочет этой беспечальности о мирских вещах Бог. Он на каждом шагу почти дает тебе чувствовать, чтобы ты все житейское, вещественное предоставил жене, а сам занимался бы только духовным.

Вменил вся уметы быта, да Христа приобря щу(Флп. 3, 8), говорит Апостол. Так и ты, если не вменишь все житейское, все вещественное — за уметы, не приобретешь Христа: надобно счесть все мирское за ничто, чтобы возвеличился в нашем сердце Христос. Потому что где есть предпочтение Христу чего–либо другого, там не

может быть места Христу: Христос должен быть дороже всего для нашей души, как ее Творец и Творец всего что ни есть. Оттого у тебя на сердце всегда бывает мучение, когда ты обнаружишь хоть малую любовь к вещественному, когда из любви к вещественному ты — или сильно пожелаешь вещественного, или сердцем пожалеешь, побережешь (по скупости) вещественного.

Страшная истина. Нераскаянные грешники после смерти теряют всякую возможность изменяться к лучшему, но остаются неизменными и, значит, преданными вечным мучениям (грех не может не мучить). Чем доказать это? Это с очевидностию доказывается настоящим состоянием некоторых грешников и свойством самого греха — держать человека в плену своем и заграждать ему все исходы. Кто не знает, как трудно без особенной благодати Божией обратиться грешнику с любимого им пути греха на путь добродетели? Как глубоко — без преувеличения можно сказать — грех пускает в сердце грешника и во всем существе его корни свои, как он дает грешнику свое зрение, которое видит вещи совсем иначе, чем как они есть в существе своем, представляясь ему в каком–то радужном сиянии? Потому мы видим, что грешник весьма часто и не думает о своем обращении и не считает себя великим грешником, потому что самолюбие и гордость ослепляют ему глаза; если же почитает себя грешником, то предается адскому отчаянию, которое разливает глубокий мрак в его уме и сильно ожесточает его сердце. — Если бы не благодать Божия, кто бы из грешников обратился к Богу? Так как свойство греха — омрачать нас, связывать нас по рукам и по ногам. Но время и место для действия благодати только здесь; после смерти — только молитвы Церкви и то на раекаянных грешников могут действовать: на тех, у которых есть приемлемость в душах, свет добрых дел, унесенный ими из этой жизни, к которому может привиться благодать Божия, или благодатные молитвы Церкви. — Нераскаянные грешники — несомненные сыны погибели.(Ср.: Ин. 17, 12.)

Что говорит мне опыт, когда я бываю в плену греха? Я целый день иногда только мучусь и всем сердцем не могу обратиться, потому что грех ожесточает меня и как–то надымает [347] меня, делая для меня недоступным Божие помилование: я горю в огне и добровольно остаюсь в нем, потому что грех связал у меня силы и я, как закованный в цепи внутренно, не могу обратиться к Богу — пока Бог, видя мое бессилие, мое смирение и мои слезы, не умилосердится надо мною и не пошлет мне благодать Свою. — Недаром человек, преданный грехам, называется связанным пленицами грехопадений [348] .

347

Надыматъ, надмокать ··наполнять гордостью, спесью (др. рус.).

348

Молитва 8–я, ко Пресвятой Богородице, из утренних молитв.

Жизнь твоя духовная видимо разделяется на два резко различающихся между собою состояния: на состояние мира, радости, широты сердечной — и на состояние скорби, страха, тесноты души; причиною первого состояния всегда бывает согласное действование души моей с законами Творца, а причиною последнего — нарушение Его святых законов. Я всегда могу примечать и действительно примечаю начало того и другого состояния: в сознании моем всегда бывает то и другое. Потому всегда бывает так, что, уничтоживши начало, от которого произошло состояние скорби и тесноты,уничтожаешь и следствие, то есть самую скорбь и теснотудуши.

Помни, что спокойствие и рассудительность в духовной жизни — есть самое важное дело.

Рассудительность эта необходима как в делах добродетели, так, особенно, при находе страстей.

Не в словеси(молитвы), но в силе(ее) Царство Божие(1 Кор. 4, 20).

Зная по опыту, как строго наказывает Господь за каждое незаконное сердечное движение и как милостиво принимает нас, обращающихся, и ты наблюдай также милость и суд(Пс. 100, 1) над другими.